— Утро! — крикнула неожиданно девушка, спустя много времени. Она всё время была на его плече, и боль в спине не позволяла ей уснуть, что для неё было хорошо. Она указывала на лучи солнца, что показывались на горизонте.

— Утро, — облегчённо выдохнул Яут, рассматривая, куда же, наконец, можно упасть и просто уснуть без задних ног. И увидел небольшую реку, которую он когда-то быстро пробежал и даже не заметил. Если бы и заметил, мог бы ополоснуть Уманку холодной водой, но нужнее было её отправить в тень, холодное помещение, каким и была церковь Верхового Тет-а-тет. Он быстрее зашагал туда. Влага озера могла разбавить сухую жару этого места, и если даже Эмме станет плохо, всегда сможет кинуть её в воду.

Приближаясь к реке, солнце уже выглядывало из горизонта, жара быстро приходила, стоило поторопиться. Больше он ошибки с тепловым ударом не повторит. И находя овраг у озера, где у её возвышенностей растут деревья, сразу пошёл туда. Прибив на место, он положил портфель с Эммой, а сам устало упал на землю, облокотившись о земные стены оврага, думая, что в следующий раз они переночуют в той же пещере, в которой были прошлой ночью. Девушка вышла из портфеля, положив на дно Ванеесу, которая с интересом разнюхивала новое место, но не желала выходить. Уманка плюхнулась рядом с Око.

— Как же я хочу спа-а-ать… — пожаловалась она.

— Самец согласен, — кивнул Око, закрывая глаза. Они понимали, что никто из них сейчас не желал общаться от этой усталости, которую пережили за это время. Поэтому, как только Око закрыл глаза, быстро уснул. Сама же Эмма взяла батончик из портфеля, так как проголодалась, и ела, рассматривая большого Яутжа. Она не хотела будить его лишними звуками, поэтому сидела тихо и смотрела. На эти огромные мышцы, соответствующие его размерам. На тот рельеф пресса, которые со вдохом превращались в небольшое пузико, потом обратно. На эти жвалы, которые некоторое время двигались, а потом сложились к лицу, мутно напоминая щёки. На дреды, которые никак уже по другому не представлялись, как натянутая резина на цепях качелей. На эти серьёзные глаза, что вечно хмурились, словно Оке в детстве когда-то не доложили мясо в тарелку.

Но потом, она неожиданно посмотрела на себя. По сравнению с ним, она выглядела какой-то восьмилетней девочкой с чертами девушки. Грудь имеющий третий размер. Широкие бёдра, которых стыдилась в школе, но восхищается сейчас. И личико… Она уже давно не видела своего лица. Остался ли горбик на носу, как у папы? И ямочки у уголков губ, как у мамы? Эти большие глаза? И тонкие, бледные губы, что вечно трескались? Всё те же ли у неё тёмно-русые волосы? И шрам после операции на животе? Она была уже в этом не уверена, да и какая уже разница, если она живёт в том мире, где никто не знает стандартов красоты людей? Прежнее общество с их принципами уже не окружало Эмму. Никто не осудит её уже за не побритые ноги, что на сегодняшний день, для неё, меньше различались от шерсти шимпанзе. Никто не скажет ей, что она не применила косметику на своё лицо. Никто не поведет пальцем, обвиняя её в том, что она ведет себя как бабушка старая, а не молодая девушка…

Она посмотрела на Око и надула губы от возмущения. Тот был красивый, весь в чешуе, да ещё такой, что отблёскивает от лучей солнца. Серебряный весь. «Если его взять на борьбу с нечестью, он бы всех оборотней перепугал своим видом?» — пошутила про себя Эмма, улыбаясь, а после, зевнула. Сон клонило очень сильно, хотелось спать. Поэтому она тихо подползла к Оку, и устраиваясь у его бока, положим аккуратно голову на его ногу, закрыла глаза, проваливаясь в сон.

На утро… Кхм-кхм… Ближе к ночи, Око проснулся первым, как по заведённому внутри будильнику. Он не сразу встал, когда увидел спящую на нём Уманку. Нахалка залезла уже на него, прижимаясь к его животу, обнимая за талию. А то-то он думал, чего так сладко спиться, что просыпаться никак не хотелось, даже заход солнца пропустил, а ведь собирался встать именно тогда, когда с вечереет. Осторожно поднимаясь, придерживая Эмму, он удобнее устроил её на своих руках, после чего опустил на дно портфеля, а нахалка упирается, прижимается к нему! Тогда он решил, что понесет на руках. Закинув портфель с недовольно буркнувшей Ванессой, махнул рукой рядом спящих собак, что заснули с ними, когда пара уже дрыхла без задних ног. Те лениво зазевали и подтянувшись, неспеша пошли впереди хозяина.

Девушка некоторое время ворочалась, словно от страшного сна, хотя скорее из-за неудобства положения, в котором сейчас спит. Открывая сонные глаза, сразу увидела Око, и его страшное лицо, к которому надо уже привыкнуть. Она вскрикнула, дёрнулась, но Яут держал её крепко.

— Самка чего? — перепугался и сам Око, останавливаясь. Девушка отдышалась.

— Да так… Сон страшный… — не хотела она говорить причину испуга, — Я обратно, туда, — сказала она, и парень помог ей перелезть через его плечо к портфелю. Она бухнула туда, успевая поднять на руки Ванессу, и удобно устроившись, взяла батончик с тюбиком, — Завтрак! — сказала она, протягивая еду Оку. Он и забыл про еду, но когда увидел тюбик, живот забурчал. Он без слов взял предложенное Уманкой и быстро съел, пока Эмма растягивала удовольствие сладкого, где-то внутри понимая, что соскучилась по вяленному мясу на корабле.

Всю ночь они так же шли. Эмма зачитывала стихи наизусть разных классиков, а Яутжа продолжал спрашивать, почему именно то время года или та эмоция. Всё глубже понимая, что Уманы — это странный народ со своими сдвигами в мозгу. Зачем придумывать такое, если в выживании это никак не поможет? Или стихами можно убить какой-то определённый вид хищников на их планете?

— Чего, хищников? — не поняла она шутки Яутжа, хотя знала, что этот суровый дяденька никогда не шутит.

— Да. Стихами можно убить кого-то? — девушка засмеялась.

— Только школьников! — продолжала она смеяться, — Меня чуть не убили, когда заставляли учить их! — Яут понимающе кивнул.

— Хорошо, что не умерла, — прострекотал Око, и девушка засмеялась ещё сильнее, уже до слёз, — Школьники очень опасные? — Эмма уже не могла прекратить смеяться, еле выдавливая из себя слова, а Оку было всё равно, над чем смеётся она, главное чтобы была счастлива, а сам смех всё больше напоминал щебетание маленькой птички.

— Да, — не переставала она, но потом подумала, что уже перебарщивает с этим, а то так и задохнуться не скоро, — На самом деле нет, — вытирала она слёзы, — Школьники — это ученики школы, я тоже такой была.

— Что это такое?

— Школа? — она задумалась, как бы объяснить, чтобы ему было понятно, — Место, где учат разному. Читать, писать, считать, да и всему, что есть на нашей планете.

— Как кандидатов в Охотники, — прострекотал парень, — Нас тоже обучают всему на свете, в особенности — охоте.

— Вас с малых лет этому учат?

— Да.

— Должно быть, ты был лучшим? — Яут щёлкнул жвалами.

— Должно быть. Не стань лучшим, в таком молодом возрасте не был бы палачом.

— Ты и так не молодой.

— А Эм-м-ма, слишком маленькая.

— Давай не будем больше про возраста… А какой у тебя была мама? — решила спросить девушка, так как прошлое Яутжа её стало слишком интересовать.

— Воительницей. Храброй, вольной, жестокой. Самец ей восхищался, хотел себе самку такую, — Эмма грустно улыбнулась, — Но самка, что спала в руках, самцу нравиться больше, — Уманка улыбнулась, и больше не пугал тот факт, что Яутжа выбрал в самки именно её.

— А где она сейчас?

— Наверное умерла. А может быть нет. Самец её не видел уже сто лет, — хотела бы думать Эмма, что «сто лет» эта преувеличение, если бы не знала, сколько лет Оку.

— А папа?

— Точно наверное умер. Самец его не знал, — ответил легко Яутжа, потому что в его расе не ценится семья. Да и в принципе, понятие «семья» не было.

— Грустно наверное?

— Нет. Моя раса не знает, что такое тоска по кому-то. Если умер — значит умер.

— А у меня родителей застрелили. Я их очень сильно любила… — вспоминая картину погибших родителей, она расстроено опустила глаза, — И у моей расы очень важны папа и мама.