В Седьмое Пекло. Вестероса нет. Всё осталось там, за чертой. Пульс удушающе бьется в висках, и разве после смерти в жилах всё ещё течет кровь? Не важно. Ничего не важно. Джон хочет лишь найти свою Дени. Взглянуть ей в глаза. Понять, что это не новое издевательство Старых Богов над ним, что всё прощено и исправлено. Впервые за долгие годы он позволяет себе надеяться, и эта надежда греет сердце, как не согрело бы ничего.

Коридор корабля точно такой же, как Джон помнит. Но от качки он отвык, и его бросает к стене. Он опирается о неё ладонью. Бредет, на память находя каюту его королевы, и останавливается перед темной дверью. Сердце бьется, будто он и не умирал вовсе. Она там, Джон знает. Простила ли его Дейенерис? Он давно простил ей тысячи загубленных жизней, ибо осознал в полной мере, что значит быть одиноким Таргариеном, потерявшим любовь. Он простил её даже до своего изгнания, ибо всё безумие Дени изливалось из её тела вместе с кровью, очищало её.

— Боги… — хрипло шепчет Джон, прислоняясь лбом к деревянной стене у дверного косяка, так и не решаясь постучаться. Дурак. Чертов дурак.

Он так скучал.

У него внутри всё болело, и, Боги, он все эти годы тосковал по ней, зная, что ни к одной женщине больше не сможет прикоснуться. Тирион Ланнистер, ставший десницей Брана, присылал ему воронов, предлагал обговорить женитьбу на Сансе — в Винтерфелле всегда должен быть Старк, а если Королева Севера не родит, то и Старка не будет. Но Джон знал, что не сможет, хотя на кузинах жениться не возбранялось, а Джон умел исполнять свой долг, каким бы долг не был.

Он просто не смог бы. Никогда.

Корабль снова качает.

Джон думает: они заслужили, заслужили быть счастливыми, ведь счастья они с самой битвы за Винтерфелл не видали. С того самого мига, когда Джон признался Дейенерис в крипте, что Рейгар Таргариен и Лианна Старк — его родители. Дверь каюты под его ладонью кажется теплой.

Стук набатом отзывается в его голове.

А что, если Дейенерис нет здесь? Что, если он тут один, как дурак? Но Джон чувствует, знает… знает прежде, чем слышит её легкие шаги. Дейенерис, как и тогда, открывает дверь быстро, будто и правда ждала, и замирает на пороге.

— Джон… — он слышит, как ей изменяет голос, а ему изменяет самообладание. Он снова Джон, а не Эйегон. Как давно он не слышал своё имя, срывающееся с её губ!

В Пекло, Боги, всё, всё туда! Джон бросается к ней, обнимает, и Дейенерис не сопротивляется, льнет к нему, как и прежде. Смерть равняет их, стирает все барьеры и все различия, даже родство стирает. Здесь нет ни Старков, ни Таргариенов, и кровная связь никого не волнует.

Кого ей волновать, если они тут одни?

— Дени… — хрипит Джон. Ему хочется так много ей сказать, но голос не слушается, и слова заканчиваются, осыпаются пеплом не хуже домов Королевской Гавани. Дейенерис вновь сжигает его дотла. — Прости меня…

Прости за то, что не исполнил твою просьбу. Прости, что доверился Сансе. Прости, что не удержал тебя, позволил упасть в эту пропасть безумия. Прости, что не был рядом так долго. Прости, прости, прости.

— Т-с-с, — Дейенерис отстраняется, берет его лицо в ладони. Она словно ловит его мысли. Она снова понимает его и чувствует. — Здесь нет Железного Трона. Нет Старков и Таргариенов. Нет ничего, и прошлое осталось в прошлом.

И, кажется, она тоже много думала об этом, пока бродила по кораблю и ждала, ждала, ждала — пусть, возможно, и не знала, чего. Больше Джон не видит перед собой Безумную Королеву, он видит свою Дени, и он счастлив, впервые за много лет счастлив, а внутри распирает от желания поскорее ощутить её… всю, и без этого платья, в котором она была в ту ночь. Расплести сложные косы, увенчивающие голову. Целовать её. Интересно, если они мертвы, им нужен воздух, или они дышат по привычке..?

— По крайней мере, — шепчет Джон, — здесь нет подслушивающего Тириона Ланнистера.

Смех Дейенерис всё такой же — звонкий и нежный.

Им нужно обсудить так много. Но не сейчас.

Точно не сейчас, когда Дени — его Дени — запускает пальцы в его волосы, и Джон находит её губы. У них будет всё время этого мира.

========== VI (Джон/Дейенерис, Рамси/Санса - упоминание) ==========

Утром Джон надевает очки и совершает обход вверенного ему крыла. В руках у него — планшет с особенно важными заметками о каждом пациенте. Джон Эйгон Таргариен давно изучил всех, и знает особенности болезни каждого из них.

Рамси Болтону в руки нельзя давать ничего, что можно было бы спрятать и заточить о спинку кровати — в следующий раз вы этот предмет найдете у кого-нибудь в горле. В соседней палате — Санса, младшая кузина Джона, у неё после неудачного брака обнаружилась паранойя. Джоффри Баратеона Санса видит в каждой тени, что скапливаются по углам, и умоляет оставлять ей в палате на ночь свет. К Серсее Ланнистер по дням посещений приходит её брат Джейме. Он рассказал Джону, что у сестры открылась шизофрения, когда её дочь, Мирцелла, погибла в автокатастрофе, пока возвращалась со своим женихом с музыкального фестиваля.

Джон заглядывает к Рамси — тот скалится, на полу валяются обломки пластиковой ложки.

— Этой пластиковой дрянью хрен что съешь, доктор Таргариен, — жалуется он. — Мне нужна нормальная ложка.

— Ты знаешь, почему тебе нельзя давать обычную посуду, — Джон качает головой. — Твоя мачеха до сих пор не оправилась от ужаса, когда ты вогнал ей в руку заточенную ложку.

— Поделом ей, жирной твари, — хмыкает Рамси. Он вовсе не раскаивается.

Они все — безнадежны, и таблетки лишь помогают держать их в узде, но не вылечить. Рамси — садист и убийца, психопат, находящий своеобразное удовольствие в наблюдении за муками других людей. Но счастлив ли от этого он сам? Джон сомневается. Трудно быть счастливым, если только власть над чужой жизнью приносит радость.

Рамси обретается на первом этаже крыла, в мужском отделении больницы, и после того, как Джон обходит ещё нескольких пациентов, он поднимается на второй этаж.

Санса напевает какую-то песню и заплетает волосы в косу. За окном утро, и потому она спокойна. Джон предупреждает её, что после обеда им предстоит пройти кое-какие тесты на определение её нынешнего психического состояния. Санса соглашается. Медсестры говорили, что она часто ложится на пол и стучит в потолок Рамси Болтону, чья палата как раз находится под её собственной. Джону это не нравится, но не может же он из-за такой мелочи привязать Сансу к койке? Он бы перевел её в другую комнату, но все палаты заняты.

— Как ты спала сегодня, Санса? — спрашивает Джон.

— Лучше, — она улыбается. — Рамси обещал, что если Джоффри появится ещё раз, то он вскроет ему горло. Я успокоилась и уснула.

Джон вздыхает. Он понимает, что спокойный сон кузины — это следствие новых таблеток, прописанных ей, но также он знает, что переубеждать её бесполезно. Он просит медсестру сильнее следить за Сансой и пресекать любые попытки общения с Рамси Болтоном во время обеда, прогулок или просмотра телевизора в гостиной по вечерам, и та кивает.

Серсея отказывается даже разговаривать с Джоном. Она смотрит в стену и явно находится где-то в другом мире. Где-то, где её дочь, Мирцелла, ещё жива.

У последней палаты Джон останавливается, протирает очки и снова водружает их на нос. Чешет бороду. За дверью там — Дейенерис Таргариен, его родственница и любимая женщина. Их семейная история достойна готической драмы в духе «Падения дома Эшеров» или любого другого романа в стиле готики: Джона всю жизнь воспитывал Нед Старк, всем представивший его как своего бастарда. Только потом, встретив Дейенерис и приведя её знакомиться с семьей, Джон узнал от Эддарда, что Дени — его тетка, что её безумный отец, Эйрис — его дед, и семейные тайны встали перед ним, грохоча костями.

Джон плюнул старым семейным секретам в лицо и всё равно женился. Дейенерис, которой когда-то поставили диагноз «бесплодие», через полгода забеременела. УЗИ показывало тройню… а потом она потеряла всех троих, и с тех пор её психическое состояние только ухудшалось.