Хвитсерк подвел к жрецу белую, в черных пятнах, козу, и держал её, упирающуюся, за рога, пока тот одним движением перерезал животному горло, одновременно подставляя чашу под струю крови. В воздухе разлился металлический, тяжелый запах, но Блайя с удивлением поняла, что её даже не воротит от этого. Она стояла, выпрямившись, и ладонь Сигурда сжимала её руку. Блайя знала, что он нервничает точно так же, как и она сама.

Где-то позади них кто-то тяжело выдохнул, но больше от удовлетворения. Блайя подумала, что в их семье только Ивар может получать истинное удовольствие от лицезрения страданий животного.

Жрец выплеснул добрую часть ещё дымящейся крови прямо на землю, у ног Блайи и Сигурда, и звучно произнес (Блайя узнала его голос, и добрая сотня мурашек пробежала по её спине, от шеи до поясницы):

— Прими в жертву кровь этого животного, Тор, защитник Асгарда, асов, Мидгарда и людей, и даруй детям твоим защиту и благословение, охраняй их от всяческого зла, от кого бы оно ни пришло, и пусть мертвец никогда не явится к порогу их дома! Прими в жертву эту кровь, величайший из сынов Одина, и обрати на них свой взор, и даруй им плодородие, чтобы голоса детей огласили их жилище!

Кровь быстро впиталась в землю, ещё слегка влажную от росы. Жрец поставил чашу на серый камень, служивший для него алтарем, и окунул в неё ветвь.

К Блайе приблизилась Торви, протянула ей кинжал, и та, уже привыкшая к оружию, взяла его без дрожи в пальцах. Она сама согласилась на эту церемонию, это было её решение, и, ощутив прохладу тяжелой рукоятки в ладони, Блайя вдруг успокоилась, словно кто-то положил ей на макушку невесомую ладонь. Словно кто-то дарил ей свое благословение.

Хвитсерк точно так же передал Сигурду оружие из рук в руки, и жрец степенно кивнул, позволяя соединить кинжалы перед алтарем, так же, как предки Лодброков когда-то соединяли мечи — символы объединения двух родов в один. Что-то очень древнее, очень темное было в этом ритуале, но Блайю больше это не беспокоило. Она шагнула с обрыва, но не рухнула вниз, а взлетела, потому что за её спиной распахнулись крылья.

Их кольца, одинаково широкие, с вытесненными на сияющей поверхности рунами, жрец окунул в жертвенную кровь. Блайя ощутила её липкую влажность, когда Сигурд надел кольцо на её палец, и когда она повторила то же, с его кольцом, и их руки соединились на рукоятях кинжалов.

— Я никого не видел красивее тебя, — прошептал Сигурд, накрывая ладонь Блайи своей. — И боги мне свидетели, я люблю тебя.

Блайя улыбнулась ему в ответ.

— Ты — кровь от крови моей, — произнес Сигурд, не отрывая взгляда от неё. Блайя видела в его глазах любовь такой силы, что ей стало сложно держаться на ослабевших ногах. — Ты — плоть от плоти моей, и я отдаю тебе свое тело, чтобы мы стали едины, и я отдаю тебе свою душу, пока наша жизнь не придет к концу. Ты не можешь владеть мной, потому что я принадлежу сам себе, но покуда мы оба этого жаждем, я отдам тебе всё, что принадлежит мне. Ты не можешь повелевать мне, потому что я свободен, но я буду служить тебе, как ты попросишь меня, и мед будет слаще из рук моих для тебя. Я обещаю тебе первый кусок пищи моей и первый глоток вина моего, и с этого дня и до самой смерти лишь твое имя я буду произносить в ночи, и, глядя в твои глаза, я буду улыбаться каждым утром. Я буду защитой твоей, так же, как ты — моей, и ни одного горького слова не будет сказано о нашем союзе. Я буду уважать тебя перед лицом других и перед самим собой, и наши ссоры мы будем хранить в тайне, и ни один чужак не узнает о разногласиях наших. Как на земле, так и на небе, я буду любить тебя, и уважать тебя всю жизнь и в наших следующих жизнях. Это — моя клятва тебе, это — союз двоих равных.

Блайя слушала его звучный, музыкальный голос, и вдруг почувствовала, как в горле её встал тяжелый комок, а перед глазами вдруг всё начало расплываться, и она сморгнула, с удивлением осознав, что на её ресницах застыли слезы. Она знала эту клятву наизусть, но слышать её от Сигурда было…

Она не могла подобрать слов, и облизнула губы, и на языке она почувствовала соль.

— Ты — кровь от крови моей, — тихо начала Блайя. Лицо Сигурда по-прежнему расплывалось перед её глазами. — Ты — плоть от плоти моей. Я отдаю тебе свое тело, чтобы мы стали единым целым, и я отдаю тебе свою душу, пока наши жизни не подойдут к концу. Ты не можешь владеть мной, потому что я принадлежу сама себе, но пока мы оба этого жаждем, я буду отдавать тебе всё, что принадлежит мне. Ты не можешь повелевать мне, потому что я свободна, но я буду служить тебе, как ты попросишь меня, и для тебя мед будет слаще из моих рук. Я обещаю тебе первый кусок моей пищи и первый глоток вина, и с этого дня и до самой смерти лишь твое имя я буду кричать в ночи, и, глядя в твои глаза, я буду улыбаться каждым утром. Я буду защитой твоей, так же, как ты — моей, и ни одного горького слова не будет сказано о нашем союзе. Я буду уважать тебя перед лицом других и перед самой собой, и наши ссоры мы будем хранить в тайне, и ни один чужак не узнает о разногласиях наших. Как на земле, так и на небе, я буду любить тебя, и уважать тебя всю жизнь и в наших следующих жизнях. Это — моя клятва тебе, это — союз двоих равных.

Блайя была уверена, что собьется или спутается, но с каждым сказанным словом её голос обретал мощь, и она ощущала, как странная сила с макушки до пят окутала её, будто коконом, и теперь она верила, что их клятвы были услышаны богом. Богами. Не важно кем, но они были услышаны.

Воспоминания вернулись к ней вновь. Блайя снова ощутила холодный ветер, обнимавший их обоих на вершине холма где-то в английских землях, много столетий назад. Ветер всегда неизменен, он всегда возвращается. Сигурд шагнул к ней ещё ближе, так, что она могла чувствовать тепло, исходящее от его тела, и он продолжал смотреть на неё так, будто видел только её одну.

— Это — клятвы, произнесенные вами под светом солнца и светом луны, под благословением земли и воды, под охраной дня и ночи, единые как на земле, так и в море. Этими словами вы поклялись перед лицом богов, что будете мужем и женой, равными друг другу. Если кому-то из вас станет трудно, другой будет ему помощью. Если один оскорбит другого, да станет это позором для всех ваших потомков, и будут они платить за это, пока этот позор не будет смыт. Если вы нарушите клятвы, данные вами сегодня, боги найдут и покарают вас!

Сигурд взял лицо Блайи в ладони, глядя ей прямо в глаза, провел большим пальцем правой руки по её щеке, вытирая слезу.

— Моя, — пробормотал он едва слышно. — Навсегда.

— Всегда была твоей, — эхом отозвалась она, улыбаясь сквозь слезы.

Жрец окунул ветвь в чашу с оставшейся кровью, ещё не остывшей, и брызнул на их лица. Алые капли усеяли им щеки и подбородок, но Блайя даже не зажмурилась. Она положила руки Сигурду на плечи, встала на цыпочки и потянулась к нему.

Сигурд поцеловал её, глубоко и жадно, проникая в её рот языком. Вкус чужой крови на его губах вскружил Блайе голову, и на поцелуй она ответила с такой же страстью, ощущая прикосновение его рук на своем лице, и понимая, что мир в очередной раз ушел из-под её ног, и только Сигурд оставался тем, кто удерживал её от падения.

— Эй, братец, — хохотнул Хвитсерк. Его хрипловатый, низкий голос прозвучал откуда-то издалека, будто из другого мира. — Хорош целоваться, давай решать, кто проставляться-то будет?

Сигурд с видимым трудом отстранился от Блайи и заключил её в объятия, не желая отпускать. Она прильнула к его груди, наблюдая за своей новой семьей. Торви широко улыбалась, и её улыбка контрастировала с её печальным взглядом. Ивар, сидящий в своей коляске, подался вперед, и в его голубых глазах впервые за всё время, как Блайя знала его, появился азарт и некое любопытство. Ида, казалось, не понимала, что происходит, и всё вокруг было для неё в новинку. Хвитсерк, стоявший рядом с ней, ехидно ухмылялся.

Бьерн держал на руках младшего сына, семилетнего Эрика. Ради свадебного обряда Эрика, Рефила и Гутрума даже забрали из частной школы-пансиона, в котором они проводили большую часть времени, но у Блайи до сих пор не было возможности познакомиться с ними поближе. И она не была уверена, что хочет этого.