А вот религия, которую усиленно (может быть, сверх меры) насаждали в Бриеннском училище педагоги-монахи, вызвала у подростка Наполеона отторжение. Сам он так вспоминал об этом на острове Святой Елены: «Однажды я слушал проповедь, и этот проповедник утверждал, что и Катон, и Цезарь будут в свое время преданы проклятию. Мне тогда было одиннадцать лет. Я был просто потрясен, изумлен. Как это так, самые добродетельные мужи античности будут гореть в вечном огне в аду только за то, что не воспринимали религию, которой не знали <…>. С этого момента для меня религия перестала существовать»[109].
К чести бриеннских педагогов-монахов, они много занимались физической подготовкой своих воспитанников. В училище соблюдался строгий режим дня: подъем – в шесть утра, отбой – в десять вечера. Ученики старательно – не только теоретически, но и практически, на строительных работах, – изучали фортификацию, с удовольствием посещали уроки фехтования и танцев. Наполеон, хотя и был или, точнее, казался физически слабым (малорослым и щуплым), не хуже других выдерживал любые нагрузки, а что касается фехтования, то здесь он был даже одним из лучших в училище. Кстати, и танцевать, по авторитетному мнению Ф. Кирхейзена, Наполеон еще в Бриенне «все-таки выучился и действительно танцевал, несмотря на все, что говорилось и писалось на этот счет»[110].
Тем не менее и в Бриенне точно так же, как ранее в Отене, Наполеон среди товарищей по учебе был одинок. «Я жил отдельно от моих товарищей, – вспоминал он спустя много лет. – Выбрал себе уголок в ограде школы и уходил в него мечтать на воле, мечтать я всегда любил. Когда же товарищи хотели им завладеть, я защищал его изо всех сил. У меня уже был инстинкт, что воля моя должна подчинять себе волю других людей и что мне должно принадлежать то, что мне нравится. В школе меня не любили: нужно время заставить себя любить, а у меня, даже когда я ничего не делал, было смутное чувство, что мне нельзя терять времени»[111].
Наполеон уютно обустроил свой «уголок», даже насадил в нем деревца, за которыми любовно ухаживал, и все свободное время уединялся там с книгами и тетрадями, погружаясь в размышления о прошлом, настоящем и будущем. Один из его бриеннских товарищей вспоминал: «Горе тем из нас, кто из любопытства или желания подразнить его осмеливался нарушать его покой! Он яростно выскакивал из своего убежища и выталкивал непрошеных гостей, сколько бы их ни было»[112].
«Этот первый завоеванный клочок земли, – заметил по этому поводу Д. С. Мережковский, – уже начало Наполеоновой империи всемирного владычества. Здесь он так же один, как потом на вершине величия и на Святой Елене»[113].
Одинокий и нелюдимый, погруженный в себя, ранимый насмешками над его корсиканской «неполноценностью», Наполеон болезненно реагировал на любое наказание – даже из тех, которым подвергались за ту или иную провинность все без исключения ученики. Характерный пример из рассказа очевидцев приводил Андре Кастело, так его пересказавший:
«Однажды “командир казармы”, желая наказать Наполеона за какой-то проступок, приказал ему стоять за обедом на коленях у двери столовой. И вот у всех на глазах Наполеон входит в столовую. Он бледен, сосредоточен, насторожен, смотрит в одну точку.
– На колени, месье! – звучит приказ.
В это мгновение у него начался нервный припадок. Весь дрожа, он заорал:
– Я буду обедать, стоя, а не на коленях! У нас в семье на колени опускаются только перед Богом!
Дежурный, выходя за пределы дозволенного, хотел было заставить его опуститься на колени силой. Наполеон повалился на пол и, катаясь по нему, сквозь рыдания выкрикивал:
– Разве не так, мама? Только перед Богом! Перед Богом!
Лишь приход настоятеля положил конец этой сцене, и из рук палача выхватили плачущего кадета»[114].
Поставить на колени такого кадета бриеннские воспитатели не смогли, но отсидеть в карцере ему довелось, причем это наказание он воспринял с меньшей нервозностью, ибо сознавал свою вину. Дело в том, что один из его соучеников насмешливо заявил ему: «Твой отец – простой судебный слуга!» Наполеон сначала побледнел, потом помрачнел, молча вышел из комнаты и вернулся через минуту к своему собеседнику с письменным вызовом на дуэль. Этот вызов каким-то образом попал в руки инспектору, и тот наказал обоих «дуэлянтов»[115].
Из немногих радостей, пережитых в Бриенне, навсегда запомнился Наполеону праздник по случаю дня рождения короля Людовика XVI. В тот день, 23 августа 1783 г., бриеннские кадеты посетили великолепный замок с «королевскими апартаментами», где возвышалось роскошное ложе, приготовленное для монарха на случай, если он вдруг подумает, а не поехать ли ему в Бриенн и не провести ли там хоть одну ночь. Король, до того как 23 января 1793 г. он был казнен якобинцами, воспользоваться бриеннским ложем не успел, но герцог Орлеанский (двоюродный брат короля), прежде чем его те же якобинцы казнили 6 ноября 1793 г., побывал в Бриенне и спал на том ложе. А в 1805 г. окажет честь этому ложу император Наполеон, когда будет проезжать через Бриенн в Рим на вторую (после Парижа) из своих коронаций. Можно представить себе, с каким чувством повелитель Европы теперь запросто пользовался тем, на что он трепетно взирал впервые, будучи 14-летним кадетом. Кстати, в 1814 г. Наполеон вновь побывает в Бриенне и покажет своим спутникам дерево, под кроной которого в дни своего ученичества он с увлечением читал «Освобожденный Иерусалим» Торквато Тассо[116].
Приятные воспоминания остались у Наполеона и о военных играх в Бриеннском училище. Здесь он преображался в раскованного заводилу. Буквально ошеломляя товарищей своими знаниями военной истории, он изобретательно придумывал сцены по мотивам сочинений античных авторов, импровизировал сражения, штурмы и осады.
Особенно запомнилась бриеннским кадетам зима 1783 г. Тогда выпал обильный снег, и Наполеон прямо-таки виртуозно применил теоретические уроки фортификации к практике на школьном дворе. По его инициативе и под его руководством кадеты строили из снега валы и рвы, превратив всю школу в снежную крепость с четырьмя бастионами. Глазеть на нее собирались даже городские обыватели. Затем Наполеон разделил кадетов на две «армии», одна из которых штурмовала «крепость», а другая ее обороняла. Сам он брал на себя командование то одной, то другой «армией» и каждый раз одерживал победу. «Его талант, его гениальная сообразительность и находчивость в этой игре, – пишет о нем Ф. Кирхейзен, – повергли в изумление учителей и воспитанников»[117].
Школьные успехи Наполеона в Бриенне не останутся без наград. Так, в 1781 г. он, как один из лучших учеников, получил лавровый венок из рук морганатической супруги герцога Орлеанского мадам де Монтессон, которая сопровождала герцога в поездке по стране. «Пусть этот лавровый венок принесет вам счастье!» – сказала мадам, вручая 12-летнему Наполеону заслуженную награду, и он запомнил ее слова[118].
21 июня 1784 г. Наполеон впервые после пятилетней разлуки увидел отца. Папа Карло навестил его в Бриенне по дороге в Париж, где надеялся проконсультироваться у докторов относительно своей болезни желудка. Очень хотела приехать вместе с ним к сыну и мама Летиция, но не смогла: заботы о многочисленной семье и недостаток денег не позволили ей тогда увидеться с сыном.
Наполеон был счастлив увидеть отца, но испытал настоящий шок, глядя на то, как исхудал и ослабел папа Карло от страшного недуга, который вскоре будет диагностирован: рак. Больше он отца уже не увидит…
