Искреннее удивление и неподдельно-открытая реакция гостя на фигуру беременной женщины, вставшей на колени, чтобы прикрыть телом от летящей сверху лавы неродившегося ребенка, заставила дона внутренне подтянуться. Перед ним лежала скрючившаяся миниатюрная фигурка, сохранившаяся в толще темно-серой спекшейся пепельной массы, накрывшей Помпеи две тысячи лет назад. Запекшиеся в остывшей лаве остатки юного существа отчетливо представляли собой не только быстротечность жизни, но и ее неожиданный конец. С тех пор, как дон приобрел эту фигуру у разорившейся семьи из Неаполя, он часто стоял у специально заказанного прозрачного саркофага и раздумывал о жизни. Мысленно он называл фигуру шедевром уходящего времени.

Перед его глазами мысленно проплывали годы, ушедшие на приобретение богатств, время, отданное на разгадывание сложных головоломок конкурентов. У Данте Алессандро не всегда было достаточно времени, чтобы проводить его с семьей. Сложные, часто замазанные слезами, горем и кровью дела требовали его присутствия. Его времени. Его энергии.

Семья, как таковая, после смерти жены Дамианы распалась и опять сложилась годами позднее, когда подросла дочь Джулиана.

Став вдовцом, дон Масси впервые задумался о потерях. О смерти любимого человека. О том, что время не вернуть назад.

Не повернуть колесо жизни вспять.

Все чаще он сравнивал изъятую из тысячелетнего вулканического пепла фигуру молодой женщины, так и не ставшей матерью, со своей умершей женой. Ему казалось, что Дамиана также пыталась сохранить неродившегося ребенка, защищала его, но так и не смогла дать жизнь ни одному из его сыновей. При этих мыслях слезы наворачивались на глаза сильного волевого мужчины и он шептал, глядя на очертания застывшей фигуры затуманившимся взглядом: «Дамиана, прости меня. Ты оставила меня внезапно, а я так и не смог сказать, как сильно люблю тебя. Я обвинял тебя, что ты не можешь родить сына, но это была только моя вина. Господь наказал меня за грех гордыни и забрал самое дорогое – тебя. Много лет назад он сжалился надо мной и послал память о тебе в виде этой фигуры. Ты теперь останешься со мной до последнего моего вздоха, любимая…»

Дон Масси так глубоко ушел в воспоминания, что не услышал вопроса гостя. Профессор видел, что заказчик о чем-то задумался, постоял немного в нерешительности и задал вопрос еще раз. Хозяин очнулся от воспоминаний и быстро заговорил:

– Да-да, вы совершенно правы, но здесь нет никакого преступления. Я купил эту фигуру частным образом в Неаполе. Бывший владелец рассказал мне, что она находилась в его семье около ста лет. В то время не было таких строгих законов, как сегодня, поэтому за небольшой благотворительный взнос археологам можно было приобрести на раскопках Помпеи действительно что-то очень ценное. Человеческих тел в то время было раскопано и восстановлено несколько сотен, а что могут видеть там туристы сегодня? Не более десятка. – Дон Масси предупреждающе поднял руку, как бы предваряя вопрос. – Не хочу вдаваться в дискуссию о моральной стороне дела и тем более отвечать за не совсем честные поступки чужих людей. Фигура эта здесь, у меня имеется письменная история ее приобретения, заверенная у нотариуса. Хотя последнее делать было совсем не обязательно.

Хозяин коллекции кивком головы отбросил неприятные воспоминания, посетившие его в этом зале и предложил профессору проследовать в следующую комнату, где хранились картины и несколько фрагментов древних фресок.

Работу по оценке коллекции римский искусствовед закончил не скоро. Ему пришлось еще дважды прилетать на виллу заказчика, чтобы сравнить представленные образцы с официальной информацией, которая находилась только в научной библиотеке Рима. Вывод оказался не совсем утешительным для дона Масси: большинство экспонатов, собранных им, не представляли большой исторической ценности. Что же касалось оценочной стоимости, тут профессор только развел руками. Старая истина: произведение искусства и вообще любая вещь стоит ровно столько, за сколько ее можно продать. Прощаясь, он ободряюще сказал:

– Господин Марчеллино, не могу сказать, что ваша коллекция уникальна, но она интересна в смысле количества экспонатов. Насколько я знаю, каждый коллекционер искусства делает упор на что-то одно. У вас же несколько направлений. Я надеюсь, вы знаете, чего хотите от вашего весьма интересного хобби.

– В этой связи, господин профессор, мне хотелось бы получить именно от вас совет на будущее, – вкрадчиво сказал дон Масси. Он прекрасно понял, что его собрание не стоит тех денег, что он на него потратил. Но напрямую спросить, что делать, не позволяла гордость очень богатого человека. – Я высоко ценю ваши профессиональные качества и признателен за оценку коллекции.

После недолгого молчания в комнате прозвучал мягкий приговор непрофессионализму богатого сноба:

– Ни один человек не имеет права навязывать свои вкусы другим – они могут не всем понравиться. С вашего позволения я дам небольшой совет. Если вы хотите собрать под одной крышей настоящие жемчужины, то постарайтесь подобрать их так, чтобы они не отличались сильно друг от друга. Только так можно будет нанизать эти жемчужины на нитку и любоваться прекрасным ожерельем. Нельзя между жемчугом вкраплять гранат, аметист или даже бриллиант. Каждый из этих камней достоин собственной коллекции. Узнайте все о том камне, который вы выберите для своего ожерелья и оно рано или поздно засверкает всеми гранями красоты и неповторимости.

Мужчины распрощались, но с этого времени дон Масси начал посещать не реже раза в год профессора в Риме, чтобы обсудить с ним то одну, то другую интересующую его покупку или просто прося совета. Друзьями они не стали, но остались на долгие годы деловыми партнерами.

Именно эти два события – путешествие в Ватикан и разговор с профессором-искусствоведом, определили течение дальнейшей жизни дона Масси. Он стал время от времени покидать стены поместья и посещать знаменитые культурным наследием города и отдельные регионы Италии. На его рабочем столе появились книги и альбомы по искусству, добавились каталоги художественных выставок и аукционов. Любовь к искусству Италии накрыла его волшебным очарованием, пока однажды он не понял, что больше всего его приягивает к себе скульптура.

„Время хранить и время тратить“ ⁸⁾

Глава 9      Флоренция, Тоскана 1514-1521

Раны, полученные в детстве, оставляют шрамы на теле. Раны, полученные в юности, оставляют не только шрамы, но подчас резко меняют характер.

Микеланджело, большой ценитель прекрасного, с рождения не выделялся ни красотой, ни ростом, ни выдающимися физическими данными. До определенного момента внешний вид не играл для него большой роли. Его мысли постоянно были заняты работой. Новые картины. Масса набросков. Необычные идеи. Фигуры Богов, приближенные к человеческим. Смелые темы. Неуемные фантазии. Необычные сюжеты.

Творчество являлось его жизнью. Только этим он был одержим. Все остальное прилагалось к ежедневным потребностям, как к еде прилагаются столовые приборы, чтобы удобнее было есть и не обжечься.

Торриджано, один из учеников флорентийской Школы скульпторов, не мог простить Микеланджело его выпирающий во все стороны талант, разящий наповал любого, кто с ним столкнулся.

Зависть обвила ядовитой лентой молодое сильное сердце.

Остановила дыхание. Замедлила бег мечтаний. Опутала тело колючими шипами. Заставила защищаться от чужого таланта. Зависть сжала в кулак сильную руку и нанесла сокрушительный удар в лицо будущему гению. Зависть одного сделала другого на всю жизнь одиноким. Оставила на память уродливое лицо. Шрам на сердце. Поломанный характер. Ненависть к зеркалам.

Такая судьба.

Микеланджело чудом избежал смерти.

С первой минуты, как он узнал о несчастье, Лоренцо Великолепный разослал во все концы Тосканы гонцов с наказом доставить к нему во дворец лучших лекарей. Их собралось немало. Долгие недели и месяцы ученые мужи не отходили от постели раненого, который много дней не приходил в сознание. И даже с обретением сознания, рана юного Микеланджело никак не хотела затягиваться, гноилась, открывалась, кровоточила и доставляла массу неудобств и ему, и всему дому Медичи.