А главное поджидало земляков на завершающих минутах передачи. Как всегда, выразив сожаление, что времени мало, губернатор доставал заветную бумажку. Без нее он в студию не входил и прочитывал до конца, без сокращений. То были «цены от Куманёва».
Все права на это изобретение принадлежат, безусловно, Якову Александровичу. В основе лежала идея всей губернаторской политики – пользуясь высказыванием Куманёва, идея заботы об «усредненном человеке». Символом усредненного человека стала крыжовинская бабушка. Её, точнее их (бабушек) народолюбец-губернатор постоянно выделял из всех половозрастных групп. В отстаивании бабушкиных прав он готов был идти буквально до конца. Яков Александрович до хрипоты спорил с невидимым оппонентом, хмурил брови, стучал кулаком, делал бодательное движение головой. Наблюдая на экране часовые терзания губернатора, бабушки, а иногда и дедушки роняли слезу. Народ понимал, что человек бьется из последних сил. Порой с уст Куманёва слетали (страшно представить!) нехорошие слова в адрес Чубайса и (подумать только!) самого Гайдара. Губернатор клеймил обоих за монетаризм и как бы упрекал за чрезмерную ученость.
Впрочем, пробел в собственном образовании Яков Александрович оперативно восполнил. Не прошло и полгода, как ему без лишней помпы вручили документ об окончании вуза. Дипломная работа свежеиспеченного интеллигента была посвящена внешнеэкономическим связям одного крыжовинского завода. Выручали «шанхайские барсы».
Итак, о ценах. Их губернатор обещал держать. В том смысле, что не пущать дальше определенного предела. Этот предел указывался им в ежемесячных постановлениях. Стоп-приказ по рынку товаров оглашался самим Куманёвым, а затем дикторами в местных выпусках новостей. Буквально все новостные блоки, вообще, открывались словами: «Губернатор Куманёв подписал постановление…» К телевидению скоро перешла основная роль в воспитании масс. Учитывая обвальное падение газетных тиражей, губернатор совершенно правильно расставил акценты.
Цены держались. Правда, подолгу не задерживаясь на одном уровне. И касалась эта мера лишь государственной торговли, которая ходко акционировалась и приватизировалась. Так что бабушкин кошелек тощал все равно. Но старушки на скамеечках у подъездов горой стояли за Куманёва, увлекая за собой соседей. «Видно, мешают ему, раз не получается», – делали заключение политически грамотные пенсионеры. Пищу для подобных суждений давало то же телевидение.
Вторым изобретением Якова Александровича стала передача «Только версии». Отвечал за нее профессиональный обличитель Попугаев. Ранг вице-губернатора позволял ему запрашивать и получать какую угодно информацию – касайся она жилищного строительства, беспроцентных ссуд или налоговых льгот. В штат к Попугаеву перебралась из городского Совета целая когорта бойцов, которые бодро взялись за раскапывание грязи. Добытая фактура сортировалась в нужном порядке и регулярно вбрасывалась в эфир. Вице-губернатор, исполнявший обязанности ведущего, напряженным голосом подчеркивал, что в программе представлены только версии. А решать, кто прав, и кто виноват, имеют возможность сами уважаемые зрители-избиратели.
Передача имела большой успех. Её персонажи – как правило, ими были второстепенные начальники и их приближенные – скрежетали зубами, но молчали в ответ. Когда ажиотаж спадал, и народу подносились новые версии, нарушители этических норм оказывались нормально трудоустроенными в каких-нибудь АО, ТОО или даже СП с долей государства в уставном капитале.
На фронте экономических реформ Яков Александрович внедрил еще одно новшество. Китайские императоры, как известно, для защиты от завистливых соседей возвели стену из камня. Не без пользы для себя посещавший великую страну, Куманёв творчески перенял опыт Востока. Чтобы спасти крыжовинские закрома и, опять-таки, сдержать подлые цены, он установил таможенные границы. На борьбу с нездоровым предпринимательством были брошены силы проверяющих и карающих органов. Здоровых предпринимателей, везущих товар туда или обратно, обложили податью. Местом сбора денег стал именной губернаторский фонд. Сколько перечислять, решали уполномоченные чиновники, а при особо крупных сделках… вернее, в случаях социально значимых, единолично Яков Александрович. Усредненный человек, существуй он в живой природе, мог радоваться и хлопать в ладоши.
Попутно радовались генералы и полковники от карающе-проверяющих органов, рекордно быстро, по евростандарту, сделавшие ремонт в своих офисах. Радовались уполномоченные, тет-а-тет со здоровым частником решая вопросы вывоза-ввоза. Свой шанс порадоваться получал даже усредненный постовой, засевший в кустах у дороги.
Именной губернаторский фонд, разумеется, не пропадал даром. Он был источником гуманитарной помощи. На мероприятия, где одаривались конкретные бабушки с дедушками, пресс-служба созывала журналистов. Последних при Якове Александровиче тоже старались не забывать. Тот же фонд обеспечивал дотациями шакалов пера и гиен ротационных машин. Дотировали на всякий случай всех. И получатели, как правило, не давали повода усомниться в своей порядочности.
Любопытно, что народные манеры народного губернатора пришлись по вкусу даже вечно фрондирующей интеллигенции. Первое свидание с ней в актовом зале администрации оставило, правда, двоякое впечатление. Яков Александрович вел себя скованно, от бодательных движений воздерживался и сгоряча посоветовал крыжовинским писателям перейти на хозрасчет. По его мысли, средства на поддержание писательских штанов могла дать эксплуатация эротической темы. Интеллигенты оцепенели, но потом в лучших традициях пошли за остальным народом. А губернатор лишний раз убедился, что обращаться с ними подобает как с женой: разумная строгость лишь на пользу.
С собственной супругой Куманёв, идя путем «народника» Мудрилова, после взятия власти распрощался. Положение губернатора так скоро и основательно упрочилось, что этот факт нисколько не повредил его репутации.
Политический климат в Крыжовинске после воцарения Куманёва заметно изменился. Глубокомысленный расчет Абрамкина не оправдывался: кресло губернатора стояло крепко, а вот силы демократии начали таять. Первый же серьезный бой радикалы полностью проиграли. На сцену Истории снова открыто выступил бывший первый секретарь Шабашкин.
Специалист по международным сношениям был избран спикером (по-старому, председателем) областного Совета. Августовская революция в городе К. порядком смешала кадровую колоду, и это место вдруг оказалось вакантным. Межфракционные склоки долго не давали решить вопрос, избрание откладывалось и откладывалось. В шуме и грохоте современности все как-то забыли, что экс-секретарь, лишенный телефона-вертушки и персонального авто, остался депутатом. По первости бывалый почвовед не напоминал об этом обществу…
И вот уважаемое собрание на очередной сессии постановило вдруг заполнить давнишнюю вакансию. А кто, как не Иван Минаевич, был знаком всем и каждому? Кто еще совсем недавно брал парламентариев за пуговицы и рукава, проникновенно убеждая выдвинуть в губернаторы Куманёва? И в бюллетенях, конечно же, появилась фамилия, близкая большинству по расширенным и суженным совещаниям партхозактива.
Перед актом депутатского волеизъявления в президиум поднялись губернатор и представитель Президента. Всклокоченный член общества «Ритуал» мгновенно схватил микрофон в зале и потребовал от Якова Александровича ясно сказать, с кем будет работать исполнительная власть, проводя реформы. «Кого выберут, с тем и буду», – лаконично ответил Куманёв. Нечего говорить, как расценило это заявление начальствопослушное крыло. После оглашения результатов голосования Шабашкин, уверенной поступью пройдя к президиуму, сел как раз между губернатором и радикал-демократом. Абрамкин встал и вышел через боковую дверь. За ним выбежал любознательный член «Ритуала». Зал проводил обоих бурными, продолжительными аплодисментами.
«Крыжовинский привратник» в ближайшем же номере воззвал к передовой общественности, скликая сторонников свободы на митинг протеста. Но под бронзовым Ильичем собралась такая жидкая кучка, что к ней, изучив поле брани из окна, не спустился даже темпераментный Виктор Евсеевич. Митинговый период для демократов отходил в прошлое.
