Противные ветры перемежались со штилями. Штили сопровождались непроницаемыми молочными туманами. "Байкал" полз как черепаха и подолгу дрейфовал, с тем чтобы снова, как слепец с клюкой, ощупывая беспрестанно дно и лавируя, брести вдоль Курильской гряды островов. Нужен был хоть один ясный день или хоть час, чтобы через первый попавшийся пролив пробраться в Охотское море. Счастье улыбнулось только 7 июня: ласковое солнце осветило четвертый Курильский пролив, помогло ориентироваться и взять курс прямо на то место, где Крузенштерн почти полстолетия назад встретил напугавший его "сулой", принятый им за бар реки Амур, и отошел подальше от берегов.
Счастье продолжалось недолго: опять опустилась всем надоевшая тяжелая завеса туманов, как бы пытавшихся еще раз скрыть от пытливых и настойчивых русских людей тайну Амура. Тихо, крадучись, с повязкой тумана на глазах осторожный "Байкал" подползал к вожделенной, но гостеприимной точке северной конечности Сахалина. Упорство командира было вознаграждено только 11 июня: ясный, безоблачный день помог, наконец, точно определиться. А к вечеру опять заволокло.
Мрачная туманная ночь, непрерывное бросание лота, противный порывистый ветер и ход не более двух-трех узлов вконец изнурили несдававшихся моряков. И вдруг в полной тьме, при изменившемся направлении ветра, все ясно услышали зловещее шипение и всплески невидимого буруна - пришлось снова отойти в море и с волнением ждать рассвета, держа наготове оба якоря.
Выглянувшее из морских глубин, не отоспавшееся за ночь подслеповатое кривое солнце осветило лениво уплывавший к югу туман. Отойдя от корабля миль на пять, туман так же лениво стал скатываться в темно-серые свертки и пополз куда-то кверху, открывая за собой неведомую землю.
Берег Сахалина оказался на двадцать миль ближе, чем на карте Крузенштерна: карта не верна!
- Ветер - с берега!
Это заставило тотчас же удвоить осторожность.
Перед лавирующим "Байкалом" - унылая и неясная линия берега пустынной низменной равнины с двумя высокими горными хребтами по бокам. Они тянутся с севера на юг и пропадают вдали. До берега еще далеко, около двух миль, и глубина под "Байкалом" очень большая, но с салинга хорошо видны протянувшиеся от самого берега многочисленные кошки. За ними и за песчаной полосой отсвечивает необозримое пространство воды. Сверились с картой - на ней показан сплошной скалистый берег. Надо обследовать.
- Из бухты вон! Шлюпку на воду! За ней - байдарка!
- Алеуты сюда!
Кто первым высадится на северный берег Сахалина? Счастье выпадает на долю мичмана Гроте и подпоручика Попова, остальные что-то недовольно бурчат под нос - не повезло - и, вооружившись подзорными трубами, не спускают глаз с отваливших счастливчиков.
"Байкал" ни минуты не застаивается на месте и, снявшись с якоря, идет вдоль берега. Шлюпка заходит в каждую береговую складку, она ищет пролива к видному с салинга за береговой полосой озеру. Гроте вооружен инструментами.
Так началась самовольная опись Сахалина капитан-лейтенантом Невельским.
Шлюпка и байдарка возвратились только к вечеру. Гроте и Попов возбуждены и, не стесняясь тем, что делают официальный доклад, поминутно перебивают друг друга. Невельской улыбается и не мешает: он успеет хорошенько допросить их потом, поодиночке, когда уляжется возбуждение, тем более что и без них день дал "Байкалу" кое-что новое, важное.
Еще утром с "Байкала" было замечено сильное течение с юга на север, а в шесть с половиной вечера течение приняло обратное направление! Гроте и Попов донесли, что вода из озера через обнаруженный ими пролив с большой силой стремится в море - ясно, что морское течение с севера на юг и обратно, встречаясь с другим течением, с запада на восток - из озера, создают далеко видный с корабля, кипящий, бурлящий "сулой", который меняет свое направление с северо-восточного на юго-восточное: вот почему в свое время Крузенштерн, не зная о существовании ни озера, ни пролива, вывел ошибочное заключение, что здесь где-то близко находится бар Амура или одного из его рукавов... Да, бар есть, но он лежит против входа в озеро, и Амур здесь ни при чем!..
Расхождение с картой по всему пути большое: "Байкал" шел в трех милях от берега, а по карте - в расстоянии от семи до шестнадцати миль...
- Господа, - озабоченно говорит Невельской, - предупреждаю еще раз, примите во внимание обнаруженное и соблюдайте крайнюю осторожность. Завтра с восходом солнца опять пойдут шлюпка и байдарка. Байдарка - по озеру, шлюпка - морем, под самым берегом. По тому же направлению с промерами в расстоянии одной-двух миль от берега пойдет и "Байкал".
Второй вечер опять принес новости: на одной из высоко поднявшихся над водой кошек, поросших тальником и можжевельником, обнаружены три небольших селения. Туземцы разбежались, но не все.
Оказались они гиляками. Одеты в рыбьи кожи и собачьи шкуры мехом вверх. На головах - грубо сделанные из древесной коры шляпы. На ногах тюленьи чулки. Гостей приняли миролюбиво, но неприветливое выражение лиц и хитрые-прехитрые глаза, которые они стараются прятать, доверия не возбуждали.
Убедившись в течение следующего дня, что в северной оконечности Сахалина для стоянки судов нет ни одной хотя бы мало-мальски удовлетворительной бухты, "Байкал" направился к югу вдоль западного берега Сахалина.
Сильное и неправильное встречное течение сбивало корабль с курса, а резко менявшиеся глубины заставляли все время лавировать. Постоянная перемена галсов измучила и без того обессиленную команду, как вдруг на глубине шести сажен корабль покачнулся и сел на крутую банку. Опять аврал, опять сверхчеловеческие усилия сдвинуть корабль: ни верпы, ни становые якоря не помогли - сняться не удалось, начавшееся с приливом волнение с ожесточением колотило транспорт о кочковатое твердое дно...
Невольно Невельскому пришли на ум и уже не выходили из головы и подкашивали энергию пророческие слова Меньшикова по поводу предполагаемого самовольства: "Впрочем, если подобный осмотр будет произведен случайно, без каких-либо несчастий, то есть без потери людей или судна и без упущения возложенного на вас поручения - описи и исследования Константиновского залива и окрестных с ним берегов, куда предполагается перенести Охотский порт, - то, может быть, и обойдется благополучно".
"Вот оно, - волновался Невельской, - описи охотского побережья и не начинали, а корабль загубили... Нет, видимо, "не обойдется благополучно".
Еле двигавшаяся команда вяло отзывалась на приказания капитана, корабль как будто прирос к мели.
Но то, что не удавалось падавшим от усталости людям, поднявшийся прилив и переменившийся ветер поправили в одну минуту: корабль закачался на воде. В трюме сухо, повреждений нет. Только новое, крепко построенное судно могло играть роль копровой бабы или трамбовки в течение шестнадцати часов подряд и не развалиться.
Казакевич ходил гоголем - он один не падал духом и нет-нет подходил к Невельскому и ободрял:
- Не развалится, Геня, успокойся. Я его строил, знаю, что не развалится, - крепок, как скорлупа ореха.
Опять высланы к берегу Гроте и Попов, "Байкал" же из осторожности отошел в море и там лавировал всю ночь и часть дня, поджидая их возвращения. Шлюпка и байдарка заблудились: они попали в открытый Гавриловым еще в 1846 году залив Обмана и так же, как и он, приняли залив за лиман Амура. Ночевали на берегу и вернулись только к вечеру.
Отсюда Невельской решил идти с промерами прямо к мысу Головачева, но не дошел и опять угодил на мель. Густой туман не давал никакой возможности ориентироваться.
Горькую думу думал Невельской, выстаивая подолгу в одиночестве на мостике. Как бы злорадствовали все его недоброхоты и критики, если бы сейчас видели его положение! Холодные капли оседали на зюйдвестке и мелкими рябинами покрывали лицо, соединялись и струйками стекали по шее и подбородку, неприятно щекотали и леденили грудь. Команда отсыпалась. Просветлело только на третий день.
