Характерно, что ни в одном из изученных директивных документов, инструкций, информационных брошюр или стенограмм совещаний, проведенных под эгидой Наркомпроса в 1943–1944 гг., нет тем, которые с освобождением от оккупации значительной части территории РСФСР должны были приобрести колоссальное значение: судьба советских военнопленных и коллаборационизм советских граждан. Увы, эти драматические сюжеты так и остались «фигурой умолчания» не только во время войны, но и многие десятилетия после нее. Не менее примечательным является тот факт, что «белым пятном» в музейном освещении войны осталось и открытие Второго фронта.
Принципиально важно, что к 1943 г. государством была осознана не только необходимость сохранения материалов о Великой Отечественной, но и их изучения. Эти задачи обозначены в документах указанного периода как «священная обязанность»[68]. Существенной была и установка о выявлении и принятии на государственную охрану «памятных зданий и памятных мест, связанных с освободительной войной советского народа и ее героями». Уделялось внимание и устной истории: «Музей должен организовать систематическую запись рассказов земляков-очевидцев и участников исторических событий»[69]. (Публикация и экспонирование последних разрешались только после утверждения местными парторганами и впоследствии в значительной степени выродились в «заавторство» – когда участнику событий предлагалось озвучивать уже подготовленный текст.)
«На музейных работниках лежит почетная задача изучения всего этого материала и составления летописи событий в своей местности в дни Великой Отечественной войны»[70]. Заметим, что это понимание на высшем уровне де-факто шло вдогонку деятельности музеев, осознавших свою миссию (о чем, в частности, свидетельствуют приведенные в начале данной главы примеры) с первых часов и дней войны. Однако государственные установки, сформулированные к этому времени, в значительной мере сужали поле собирательской, научной и экспозиционной деятельности музеев. Им предписывалось «воссоздать картины патриотического подъема в стране и данном крае, военных действий и жизни фронта, партизанского движения, подвигов героев Советского Союза, героики тыла, всевобуча, МПВХО, донорства, патронирования сирот, славных дел юных тимуровцев… отражать участие данного края в обороне страны, в выполнении приказов т. Сталина, собирать также материалы, рисующие звериный облик врага, его гнусные преступления, разложение, разгром гитлеровских оккупантов»[71]. Как видим, акцент сделан исключительно на пропаганде позитивных, успешных аспектов хода войны и схематично «прорисованных» чертах противника. Именно с этого времени окончательно уходят в тень, а точнее в запасники (а порой и уничтожаются), собранные музейщиками экспонаты и документальные материалы, связанные с первым, трагическим этапом Великой Отечественной, ибо резюмирующей стала идеологема, сформулированная Управлением политпросветработы Наркомпроса: «Надо немедленно приступить к созданию новых экспонатов, отражающих героику фронта и тыла [курсив мой. – Ю. К.]. Делом чести каждого музея является построение постоянной экспозиции, посвященной Великой Отечественной войне»[72]. Абсолютно те же по интонации дефиниции содержаться в справке, разработанной руководством Бюро по охране памятников Наркомпроса: «Отечественная война оставила и оставляет нам большое количество памятников о подвигах советского народа на фронте и в тылу. И задачей музеев и музейных работников является выявить эти памятники, оформить их и привести в такое состояние, чтобы они полным голосом говорили о героических страницах [курсив мой. – Ю. К.] в жизни русского народа»[73]. Так уже во время войны был задан алгоритм «стирания» из памяти всей многогранной истории Великой Отечественной войны, включавшей не только героические, но и трагические страницы.
По решению Военного Совета Ленинградского фронта и Ленинградского горкома ВКП(б) в 1943 г., после прорыва блокады началась работа по увековечению обороны города, до финала которой оставался еще год. На основе открытой в 1942 г. экспозиции «Великая Отечественная война советского народа»[74] создавалась новая выставка. В ее подготовке принимали участие сотрудники музеев, остававшиеся в городе, а также специалисты, отозванные с фронта. Она имела огромный успех не только в Ленинграде, но стала знаменательным событием в масштабе всей страны[75]. Практически сразу после ее открытия стало очевидно, что по качеству и количеству представленного материала, выставка нуждалась в трансформации в полноценный музей. «Выставка “Героическая оборона Ленинграда” создавалась по свежим следам событий, можно сказать единым дыханием, на высоком душевном подъеме. Она включала подлинные документы, живые материалы, трофеи, значение которых было огромно в те дни… Она… объединила в себе точность исторической достоверности с сильнейшим эмоциональным воздействием. Кто видел ее – никогда не забудет»[76]. Ленинградские Горком и Горисполком в марте 1944 г. разрабатывают документы о преобразовании выставки в музей «Героическая оборона Ленинграда». (Тогда же у музейщиков, создававших выставку, возникла идея сохранить как памятники ДОТы в черте города.) Первым директором уникального музея, разместившегося в 18 огромных залах старинного здания в Соляном городке, стал научный сотрудник Государственного Эрмитажа, один из крупнейших в РСФСР специалистов по истории военного дела Л. Л. Раков, сумевший превратить его в «энциклопедию блокады». Особо ценными в историческом и духовном смысле – помимо образцов оружия и изделий военной промышленности, официальных документов, агитационной продукции, фотографий, сделанных военкорами, – в нем были личные реликвии. Тысячи ленинградцев принесли в фонды и на экспозицию нового музея, который сразу стал воистину народным, уникальные свидетельства блокады – вещи, дневники, предметы скудного быта. Одна из них – ставший всемирно известным свидетельством бесчеловечности гитлеризма дневник Тани Савичевой. 5 октября 1945 г. СНК РСФСР принял решение о преобразовании этой выставки в музей «Оборона Ленинграда» республиканского значения[77]. А еще весной 1945-го Ленгорисполком ходатайствовал перед ЦК ВКП(б) в лице секретаря ЦК Г. М. Маленкова о следующем: «Ленинградский горком ВКП(б) в ознаменование героической обороны г. Ленинграда в период Великой Отечественной войны против немецко-фашистских захватчиков просит: а) разрешить установить в Ленинграде памятник “За оборону Ленинграда”.
б) установку памятника произвести на площади у Дома Советов по Московскому шоссе в центре нового архитектурного ансамбля, который будет посвящен эпохе Великой Отечественной войны и обороне Ленинграда. в) приступить в 1945 году к проектированию памятника с тем, чтобы к строительству памятника приступить в 1947 году»[78]. Этим планам не суждено было сбыться. Именно Маленковым был подписан приговор Музею обороны и блокады, ставшему жертвой «Ленинградского дела» в 1949 г.[79] Практически вся его уникальная коллекция была уничтожена (включая редкие образцы трофейного оружия и дневники ленинградцев), немногое оставшееся отправлено в запасники нескольких городских музеев. Вместе с руководителями Ленинграда были репрессированы Л. Л. Раков и значительная часть сотрудников. Музей был вновь открыт лишь 40 лет спустя после своего закрытия, вызвав всплеск неугасающего интереса у горожан, снова, как и в 1944-м, откликнувшихся на призыв принести сохранившиеся семейные реликвии. Увы, ныне он занимает два из 18 ранее принадлежавших ему залов, не имея возможности достойно представить частично воссозданные прежние и появившиеся за четверть века после второго открытия фонды.
