Неординарные у Соломона Марковича были также друзья. Здесь мне хотелось бы рассказать об одном - резиденте советской разведки на Западе Никольском. Он же Швед, Лева. Настоящая его фамилия была Фельдбин. В материалах западных спецслужб и в прессе он проходил как Александр Орлов. В начале тридцатых Орлов возглавлял в Москве экономическое отделение Иностранного отдела ОГПУ, поддерживал конспиративные связи с иностранными бизнесменами, проводил операции по вывозу секретной техники в Советский Союз из Германии, Швеции и других стран. Естественно, он дружил и со многими руководящими советскими работниками, возглавлявшими строящиеся заводы-гиганты с участием иностранных специалистов. Среди них был и Марк Соломонович, с которым Орлов познакомился в Париже. В Москве у них сложились самые добрые отношения. Часто встречались семьями, сын Нейфельда Марк постоянно бывал дома у Орловых - навещал их больную дочку, прикованную к постели. Жили очень скромно, рассказывает он. Небольшая двухкомнатная квартира в новом доме в переулке возле Лубянки. Обставлена скромно. Да и мебель казенная. Орлова Марк видел всего лишь раз - тот практически не бывал дома. Но отец отзывался о нем, как о талантливом человеке, свободно владевшим французским, немецким и английским языками. Позднее стали известны и другие достоинства Орлова. Он показал себя интересным журналистом, успешным игроком на немецком рынке ценных бумаг.
Его товарищ по разведке генерал Судоплатов познакомил читателей своей книги с иными качествами коллеги. В частности, он написал толковый учебник для высшей спецшколы НКВД по привлечению к сотрудничеству иностранцев. Проявил себя за рубежом как "ликвидатор" сторонников Троцкого. В 1934-1935 годы его назначили по линии закордонной разведки нелегальным резидентом в Лондоне. Он показал там себя достойным доверия московского начальства. Ему удалось надежно закрепить связь с известной теперь всему миру английской группой, в состав которой входили наши агенты Филби, Макклин, Берджерс, Кэрнкросс, Блант и другие. В августе 1936 года он был послан резидентом в Испанию. Этому назначению предшествовало трагическое событие. Его любовница, молодая сотрудница НКВД Галина Войтова, застрелилась перед зданием Лубянки. Поводом послужил отказ Орлова развестись с женой и зарегистрировать брак с ней. Нравы морали в то время отличались строгостью, особенно в органах разведки. Но ему простили этот проступок.
Новый нелегальный резидент продемонстрировал в республиканской Испании недюжинные способности "ликвидатора" и блестящего советского агента. Ему поручались ответственнейшие правительственные задания. К ним относилась, в частности, секретная доставка испанского золотого запаса в Москву. Благодаря Орлову советская казна получила полмиллиарда американских долларов - огромную сумму по тем временам. За выполнение дерзкой операции правительство наградило его высшим орденом - орденом Ленина. Такой награды в тридцатые годы удостаивали немногих. Испанское золото в значительной мере покрыло советские расходы на помощь республиканцам в борьбе с Франко.
...Итак, Орлов показал себя на Западе как один из самых заслуженных резидентов советской разведки. Но разведчик, даже такого калибра, не перестает быть человеком с присущими ему слабостями. Одной из них была все растущая тревога за себя и судьбу семьи. В Москве шли громкие процессы над "врагами народа". В числе арестованных оказались многие наши разведчики, руководители советской промышленности, друзья. Соломона Марковича Нейфельда взяли в 37-м. Ночью, когда его пришли брать в дом на Русаковской, маленький Марк спал. Перед уходом отец разбудил его, поцеловал и сказал лишь одну фразу: "Сынок, не обижайся на советскую власть, люби ее, будь ей предан". Расправа не заставила себя ждать - 58 статья, "враг народа", расстрел. Через год арестовали жену, Этель Исаковну. Не спасла ее и родственная связь с Жемчужиной - супругой соратника Сталина В. М. Молотова. Приговор по тем временам был сравнительно мягким - восемь лет лагерей. Двое маленьких детей остались сиротами.
Трудно сказать, что подтолкнуло Орлова на рискованный шаг, то ли судьба друга Нейфельда, то ли арест зятя - заместителя министра внутренних дел Украины, то ли политика неоправданных репрессий в целом. Очевидно появилась мысль: надо ждать ареста, расстрела и мне. В июле 1938 года испанского резидента обязали встретиться для регулярного отчета с сотрудником Иностранного отдела НКВД. Встречу планировалось провести на борту советского судна в бельгийских территориальных водах. И тут нервы не выдержали - Орлов бесследно исчез. Соответствующий отдел НКВД, занимавшийся ликвидацией перебежчиков, разослал своим зарубежным агентам секретную ориентировку на пропавшего разведчика и приказ принять меры для его поиска. Через три с лишним месяца Орлов объявился сам в Соединенных Штатах. Он направил письмо Сталину с объяснением причин бегства и обещанием не выдавать известную ему, в том числе нашу английскую, агентуру при условии, что ему оставят жизнь и не подвергнут репрессиям оставшуюся в Москве мать. Берия дал приказ прекратить поиски сбежавшего и отменить планы его ликвидации. Орлов сдержал свое обещание - никого не выдал. Наши знаменитые английские агенты продолжали работать еще много лет.
...Но вернемся к разговору с американским разведчиком Реймюллером в 1990 году в Бангкоке. Я жалею, что не рассказал тогда ему о судьбе и Соломона Марковича Нейфельда, и его двух детей, и его жены. Не все, далеко не все советские люди только и мечтали бежать на Запад, как в свое время сделали это дочь Сталина и сын Хрущева. В 1941 году Марк вместе с братом ушел добровольцем на фронт. Сражался, дважды был ранен, получил инвалидность. Демобилизовавшись, окончил с медалью заочно десятилетку и решил поступить в один из московских вузов. Фронтовика повсюду принимали чуть ли не с распростертыми объятиями - защитник родины, инвалид. Встречали улыбками, пока он не заполнял анкету. Далее следовали замешательство членов приемной комиссии, какая-то беготня по кабинетам и, наконец, стандартные извинения: простите, мы выяснили - набор абитуриентов уже завершен. Сыну "врага народа" еще недавно предоставили право умереть за родину. Он не умер, но пролил кровь, с честью прошел через дым сражений и вот теперь захотел учиться. Увы, двери вузов оказались закрытыми. Шел 1949 год.
Известно, что и среди плевел попадаются зерна пшеницы. Нашелся директор, который, ознакомившись с анкетой Марка, пригласил его в свой кабинет и, понимающе глядя в глаза, сказал только одну фразу: "Ну что, намучился, бедняга?"
Так на заявлении появилась краткая резолюция - "зачислить".
Я познакомился с Марком в 1973 году, когда он уже был видным конструктором оборудования строительной индустрии. Как-то на международной строительной выставке в Москве шведы заинтересовались его умными машинами. Марку последовало предложение уехать работать в Швецию. В Скандинавии ему пообещали высокооплачиваемый пост, виллу, точнее две - одну в Стокгольме, вторую в южной стране, на выбор, и, естественно, шведское гражданство. Аналогичное предложение сделали ему до этого итальянцы. Марк предпочел остаться в скромной квартирке на Спиридоньевке и в научно-исследовательском институте с мизерной заработной платой. Сейчас он может выехать в Германию. Как инвалид войны и еврей, он имеет там право на гражданство, жилье и приличную пенсию. Власти ФРГ заботятся даже о "чужих" участниках войны и создают им условия для нормальной жизни. Сын "врага народа" отказался от предложений итальянцев и шведов, а также от возможности выезда в Германию. В свои теперь уж семьдесят с лишним лет он продолжает изобретать новое оборудование и строить заводы на родине.
Кто он, этот Марк,- чудак? По прошлым меркам нашего времени патриот, человек, который не сводил смысл жизни к рублю или доллару. По нынешним, возможно, действительно чудак. Но именно такие вот чудаки и украшают наш холодный и жестокий мир в современной полубандитской России
Дома у Марка мы с женой познакомились и с другими неординарными людьми, и прежде всего с его матерью. После многолетней "отсидки" жена расстрелянного "врага" и мать фронтовиков долго скиталась по отдаленным местам Сибири. Действовал запрет на ее возвращение в Москву. Она запомнилась мне как удивительный человек - не озлобившийся, до глубокой старости сохранивший веру в "настоящий социализм" и чувство юмора. Это, видимо, и помогло ей пережить трагедию мужа, бесприютность двух сыновей на воле и ужасы тюрем ГУЛАГа.
