А вторая выдержка - оценка генералом Макартуром самого Зорге. О ней стоит упомянуть. Генерал был ярым антикоммунистом. Об этой черте его бесспорно незаурядной личности в Советском Союзе написаны сотни статей, сказаны тысячи и тысячи слов. Но никто не упомянул о другом качестве выдающегося американского военачальника - способности объективно оценивать своих противников. "Рихард Зорге,- отмечал генерал,- обладал всеми качествами великого человека: силой духа, даром остроумно оценивать события, смелостью, соединенной с осторожностью, и непоколебимой решимостью. Он мог бы стать отличным полководцем или необыкновенным дипломатом".
Что же, генерал был прав, особенно когда назвал Рихарда Зорге потенциальным "необыкновенным дипломатом". Советский разведчик не только сумел передавать в Центр самую ценную информацию о военных, промышленных возможностях Японии в тридцатые годы. Он употребил все свое искусство талантливого дипломата, чтобы подтолкнуть японское руководство к военной агрессии не на севере, против СССР, а на юге, против Соединенных Штатов Америки. Это, в частности, дало возможность Сталину снять часть военных соединений с дальневосточных границ и направить их под Москву, над которой нависла угроза захвата немецкими вооруженными силами. В этом и есть, как мне кажется, одна из самых главных заслуг группы Зорге.
Но вернусь к соратникам Рихарда и сентябрьскому вечеру 1964 года. Я не верю в то, что все японские документы о деятельности его группы утеряны для нас безвозвратно. На чем основана такая уверенность? Инструкция Москвы, полученная вскоре после опубликования моей статьи в "Известиях", обязывала посольство разыскать любые японские материалы по этому делу. Маховик, которому дал первый толчок сам Хрущев, раскручивался на полную мощность. Посол привлек к работе меня. Помощь нам оказал тот же Иосио Сига. При его содействии удалось достать четыре объемистых фолианта - полный стенографический отчет о допросах Зорге в тюрьме Сугамо, изданный на японском языке. В мои руки попала также толстая тетрадь с рукописными записями допросов. Я передал все четыре тома в посольство. Точно знаю - их тут же переслали в Москву ближайшей диппочтой. Кому? Адресат остается неизвестным. Толстая тетрадь все еще хранится в моем архиве. Теперь она вряд ли сможет пригодиться за давностью лет. Рихард стал давно перевернутой страницей в истории советской разведки.
Документы свидетельствовали: Зорге не винил в провале группы ее членов. Он давал самую высокую оценку своим соратникам: журналисту Одзаки, впоследствии повешенному вместе с ним, художнику Мияги и целому ряду других. В свою очередь те, с кем он работал, рассказали, что Рихард был исключительно чистым человеком, к нему тянулись все, кто понимал абсурдность шовинистического угара и преступный характер планов правительства. Зорге сплачивал вокруг себя тех реалистически мыслящих людей, кого ему удавалось найти. Они находили других.
В тот сентябрьский вечер 1964 года мне удалось познакомиться с еще одним человеком по фамилии Хосака, работавшим на советского разведчика, а затем сидевшего в тюрьме Сугамо в соседней с ним камере-одиночке. Несмотря на соседство, Хосака встретился с Зорге в тюрьме всего один раз. Случайная встреча произошла в парикмахерской, куда заключенных приводили стричься четырежды в год. Вне камеры на головы узников надевали специальные сетки, закрывавшие лицо. Заключенные не знали, кто находится в тюрьме. В парикмахерской сетки приходилось снимать. Когда Хосака посмотрел на соседа, то невольно вздрогнул. Рядом в кресле сидел Зорге. Он улыбнулся и сказал несколько ободряющих слов.
Тюремная жизнь была не из легких. Камера - бетонный пенал, пять шагов в длину и три в ширину, почти такая же, как у нас во Владимирской тюрьме. Наверху крошечное зарешеченное оконце. Летом жарко, нечем дышать, зимой холод. Подъем в шесть утра, через час проверка. Трое надзирателей констатируют: пока жив! Заключенный встречает их, распластавшись в земном поклоне. Далее завтрак - горстка риса или ячменя, чашка супа. Обед и ужин полагалось покупать за свои деньги. Если родственники заключенного были бедны, он не получал ничего. В девять утра начинались допросы. Днем выводили во двор на прогулку. Двор разделен на восемь секторов. Двадцать минут топтания вокруг чахлых деревьев, посаженных в центре каждого сектора.
Хосаку приговорили к длительному сроку заключения, ему удалось выжить в тюрьме, невзирая на голод, холод и пытки. Как устроена жизнь! Погиб он уже после нашей с ним встречи - в шестидесятые годы. И погиб у меня на глазах в Советском Союзе, стране, ради которой в Японии не раз рисковал собой. Мы с женой отдыхали летом в Крыму. Как-то утром в "Артеке" мы спустились к морю из гостевой дачи ЦК ВЛКСМ. На берегу у кромки воды лежал человек. Дежурные спасатели делали ему искусственное дыхание. Я узнал его это был Хосака. Через несколько минут к пляжу подъехала санитарная машина. Врачи констатировали смерть. Тело погрузили и увезли в морг. Несколько дней спустя на лодочном пирсе появилась элегантная пожилая японка. Она долго смотрела в морскую даль, затем набрала в небольшую бутылку воды и пошла к ожидавшему на берегу автомобилю. Кто-то сказал мне: жена Хосака, прилетела из Токио.
Как случилось, что Хосака утонул около "Артека"? Соратника Зорге пригласили посетить Советский Союз. Принимали по высшей категории и, конечно, без удержу поили. И так изо дня в день в Москве, в других городах, в Крыму. Накануне также устроили застолье - недалеко от Ялты, в Массандре, хранилище редких, замечательных вин. Утром повезли знакомиться с "Артеком", сказочным местом, где отдыхали номенклатурные дети. Хосака решил искупаться, вошел в прохладную воду, немного проплыл и незаметно для всех исчез. Когда его хватились и нашли под водой, было поздно. Инфаркт. В тот грустный для меня день невольно вспоминались старые порядки в профсоюзах при Сталине, когда спаивали иностранных делегатов. Культ развенчали, а в остальном порядки остались теми же.
29 сентября 1943 года суд вынес свое решение: Зорге приговорили к смерти через повешение. Заключенный выслушал приговор спокойно. Прав, на все сто процентов прав был генерал Макартур, когда заявил, что советский разведчик отличался стойкостью и силой духа.
Зорге и его ближайшему соратнику Одзаки отныне оставалось одно ждать развязки. Известно: нет ничего хуже, чем ждать и догонять. Даже в повседневности, когда ничто не угрожает. Ожидание смерти в камере мучительно по-настоящему. Верховный суд отклонил апелляцию, но с приведением приговора в исполнение почему-то не торопились. Возможно, в высших инстанциях еще сохранялась надежда на торг с Москвой. Так или иначе, советскому разведчику было отпущено судьбой еще почти одиннадцать месяцев жизни. Зорге об этом не догадывался и был готов к тому, что его в любой день поведут на казнь. Необыкновенная сила духа помогла ему раздавить ужас смерти, взять себя в руки и начать работать. В полутемной камере, то задыхающейся от зноя, то превращающейся в ледяной склеп, он проводил долгие часы за подобием стола и что-то писал. Что? Говорят, это были строки, обращенные в будущее. Он не знал, что будущему, тому самому светлому коммунистическому будущему, в которое он верил, история не оставила места на нашей земле. Что в 1991 году распадется идеал его государственного устройства - Советский Союз, что указом президента новой, уже не Советской, России, будет запрещена компартия, а страна пойдет, спотыкаясь, падая, топчась на месте, но все же пойдет по так называемому демократическому, или проще - капиталистическому, пути. В ней появятся "олигархи", миллионы голодных и нищих, воровство и преступность в небывалых масштабах, которых никогда не знала Россия ни при царе, ни при большевиках. Хорошо, что Рихард не дожил, не увидел этой трагедии, как другие его коллеги-разведчики на Западе. Впрочем, не только они. Мне помнятся встречи с одним из выдающихся военачальников нашей страны в восьмидесятые годы - начальником Генерального штаба Советской Армии маршалом Ахромеевым. В свое время на этот штаб работал и Рихард Зорге. Мы, журналисты, глубоко уважали маршала за светлый ум, за детальное знание проблем ядерного разоружения, наконец, за его скромность и высокую добропорядочность. Нас буквально потрясло сообщение о его самоубийстве. Тело советника Горбачева обнаружили 21 августа 1991 года в его служебном кабинете в Кремле. В оставленной им записке говорилось: "Не могу жить, когда гибнет мое Отечество и уничтожается все, что считал смыслом моей жизни. Я боролся до конца..." Да, нет ничего страшнее крушения идеалов, которым посвятил жизнь.
