Бесконечное количество человек, оставшихся на страницах моей Книги. Они не переставая мелькали перед глазами. Я уже не обращала внимания на гнилые доски стен и плесень, покрывающую их. Вьюга за окном проникала в каждую свободную щель, но было все равно. Дом всегда был таким. Жестоким. Клеткой для зверей с целью сделать сильнее, злее. Ольга, Черный, мальки. Макс. Почему я, не понимающая, что делать дальше, осталась здесь, а все они у Врат? Рабосы, чей смысл жизни и заключался в прекращении этого кошмара. Мы все шли, готовые остаться там, без надежды на будущее.

Война, идущая с начала гнева Всевышнего, окончена.

Мы прекратили ее, братья и сестры. Пусть Врата откроются для вас. А за ними ждет бесконечный сытый день, наполненный любовью и уважением. Больше никаких клейм, плетей, хлыста, ранений. Никакого ужаса. Больше никаких чудовищ. Всевышний, пожалуйста. Они заслужили твоего прощения. Пусти их всех. Они герои, прекратившие сияние пламени Врат на земле.

Тошнота подкатила к горлу, но, сглотнув слюну и зажав рот рукой, я справилась. Злые слезы высохли на щеках, стягивая кожу. Мысли путались, но одна настойчиво выходила вперед. Благородные, погибшие плечом к плечу с Рабосами. Перворожденные Ра и долгожители Осирис. Для них хотя бы был прямой путь за Врата. Но их не должно быть там. Макса – не должно. Зеленые, словно сочная трава или весенний лист, напитанный солнцем, глаза. Поцелованные лучами солнца. Два глубоких, не дающих и шанса отвлечься, изумруда.

Крышка деревянного гроба, не дающая больше никогда посмотреть и прикоснуться. Зачем я тогда кричала на него? Ведь Лавр был бесконечно прав – его не должно было быть там. Не с нами. Не со мной. В день, когда лес окутало пламя, поглощая все, что встречалось на пути, Макс должен был быть дома. Наполненные болью глаза Эли. Такие же, как у него. Бесконечная пытка. Прости меня, Ра. Прости, умоляю тебя. Ты был во всем прав, абсолютно. Я дура. Если бы не я, сейчас нас встречал Мир, полный чудес. Нас обоих. Я натворила столько ошибок, что просто не понимаю, как все это исправлять. Сладковатый запах горящей человеческой плоти вперемешку с ужасом, охватившим в ту же секунду. Я должна была быть там вместе с тобой, Макс. А была с Крейном. Три бесконечных месяца я делала то, чего сейчас никак не могу понять. Пока не увидела деревянный ящик, навсегда отобравший у меня тебя. Глупые обиды, безумие, охватившее нас. Ощущение последнего дня каждый восход солнца. Что меня толкнуло к Осирису? Каким чудом мы выжили в день безумного пожара? Почему я вообще была с ним, если всю свою жизнь люблю тебя?

Мне же не могло показаться?

С самого детства, как только ты и твоя сестра появились в Доме – вы были рядом. Даже твоя мать любила меня. До момента смерти. Я даже не успела сказать ей, что у нее будет внук. Не знаю почему, но я уверена, что этот ребенок – твой. А как может быть иначе. Мы любили друг друга, несмотря ни на что. Именно от этого чувства и появляются дети.

Когда я поняла, что беременна, по моим расчетам прошло уже больше трех месяцев. Казалось всегда, что такое невозможно не заметить. В бесконечном походе, в безумии, охватившем тогда, в итоге сама потерялась во времени. И когда поняла… Но тогда разве на войне это имело значение? Я не знала, проснусь ли завтра, поэтому это последнее, что беспокоило. Теперь же не дающая покоя тошнота, которую раньше легко было скинуть на недосып, сводила с ума. Да, когда поняла, последнее, чего мне хотелось – это рождения этого ребенка. Сейчас я просто не понимала, что делать в Мире, в который меня выпинывали из Дома. Может, когда он родится, твоя мать сможет принять хотя бы его? А я придумаю, что делать. Говорят, что Рабосы легко находят мелкую грязную работу. Ничего, уж к этому мы привычные.

Дверь в маленькую каморку с жутким скрипом отворилась, а я лишь подумала, что неплохо смазать петли. В конце концов здесь скоро поселится кто-то из подрастающих. Все же отдельная спальня, какой бы ужасной она ни была. Крейн вошел, взлохмаченный, с беспокойством оглядываясь по сторонам. Когда Эрик посмотрел на меня, он вздохнул с облегчением, а я отвернулась. Не хочу его видеть. Не сейчас, когда наконец вынырнула из этого безумия.

Осирис сделал шаг, а я вытянула вперед руку, не позволяя ему приблизиться. Крейн остановился, удивленно приподняв бровь. Невозмутимый обычно, а сейчас его явно что-то беспокоило. Мой когда-то друг сложил руки на груди и, оглянувшись, все же присел на кровать напротив меня. Поставив локти на колени, он смотрел на меня гипнотизируя и притягивая взгляд. Нельзя дать повториться безумию. Смотреть на него.

– Вел, – голос Осириса хрипел, поэтому тот прокашлялся, – посмотри на меня.

Я отрицательно покачала головой, уставившись на валяющийся рюкзака. Сейчас нам это не нужно. Вообще Эрика не должно здесь быть.

– Валери, – Эрик отвел взгляд, а я облегченно вздохнула, – что ты будешь делать там? – и Крейн кивнул в заляпанное паутиной окно.

Невольно мой взгляд переместился на местами треснувшее стекло. Ободранная оконная рама с облупившейся краской изрядно пропускала в комнату ледяной ветер. Стекло, покрытое пылью, было матовым, даже не передавая блеск сугробов за ним. Окно, в которое я смотрела большую часть своей жизни. Но я ведь помнила и другую. В каникулы, у Лавров, большой теплой компанией, с уютными свитерами, с чисто вымытой под горячей водой головой, с чашкой теплого какао в руках. Когда вокруг смеются, шутят и относятся к тебе как к человеку. Этого больше не будет. Я сама совершила ошибку, из-за которой двери их дома закрылись для меня навсегда.

– Найду работу, – пожав плечами, снова перевела взгляд на рюкзак, – какая разница, Крейн. Война окончена, надо выживать, – сглотнув слюну, поднялась с пола и подхватила сумку с противным замком в руки, – если у тебя все, уходи, Эрик, пожалуйста.

– Ребенок, это жизнь. Здесь не нужно выживать, – Эрик внезапно улыбнулся, а я снова смотрела на него, – тут надо жить.

Пожав плечами, я начала собирать вещи в рюкзак, пытаясь застегнуть надоедливую молнию. С послушным скрипом застежка поддалась. Но новый рвотный рефлекс согнул меня, заставляя прикрыть рот ладонью. Глубоко вдыхая через нос, удалось отогнать противное ощущение. Что же ты вытворяешь? Если бы я не знала, как обрадует твою бабушку явление ребенка с зелеными глазами на свет, или сама поняла чуть раньше – тебя бы давно не было. Прекращай бунт. Будем союзниками, все у обоих сложится хорошо. Выпрямившись, я указала Осирису на дверь.

– Эрик, я ухожу. Скоро поднимутся Сестры, чтобы подготовить комнату новому Рабосу. Иди, – я снова кивнула на дверь, – пожалуйста.

Крейн поднялся с кровати, поправляя одежду. Осирис медлил, словно что-то задумал. Но это не имело никакого значения. Лишь бы он скорее ушел и дал дышать спокойно. В его присутствии мысли всегда поворачивались не туда, куда стоило. А сейчас это последнее, что должно меня беспокоить. Осирис подошел, не приближаясь – на расстояние вытянутой руки. Все равно близко. Слишком. От его присутствия можно было задохнуться, но я не двигалась, не разрешая себе смотреть на него. Не сейчас.

– Вел, – Крейн вытянул руку и поднял мое лицо наверх, чему я была не в силах противиться, как и всегда, – ты можешь начать свою жизнь там, – кивнув на окно, Эрик снова повернулся ко мне, – не так.

Попытавшись отвернуться, я лишь столкнулась с жестким сопротивлением пальцев, державших меня. Чертыхнувшись про себя, припомнив Безмолвную и ее Врата, я посмотрела наверх, не позволяя утонуть в сером тумане. Он не имел никакого значения для настоящей меня.

Стоны, разрушающие тишину комнаты.

Его теплая кожа под моими руками.

Блаженство, которое не должно заканчиваться.

Тряхнув головой, отгоняя от себя ненужные воспоминания, я внимательнее посмотрела на Крейна. Да, он мне дорог. Гораздо больше, чем любой из людей. Лишь потому, что Осирис – мой друг и всегда им был. Не больше. Все остальное – просто ошибка.

– Выходи за меня, – три слова, которые не сразу дошли до моего сознания, разорвали воздух.