Слова эти, не переставая, звучали у меня в ушах, и со стыда я спрятался в гуще училищного сада. Стал размышлять. Жил я себе, жил, так какого рожна полез в учителя? Будешь потом у всего села на виду, будешь взвешивать каждое слово! Огромный колокол алчедарских педагогических курсов вывел меня из раздумья, властно позвал в класс.
Из учительской выходил Николай Трофимович, заведующий отделом народного образования, и еще трое незнакомых. У входа показался товарищ Шеремет. С цветком в руке задумчиво шагал в нашу сторону. Обычно он выглядел чуточку сонным и усталым, но стоило ему вынуть блокнот и сказать несколько слов, как люди раскрывали рты, восхищались его наблюдательностью. Глаза у него узкие, по-монгольски раскосые... Говорят, Шеремет работал редактором газеты в автономной республике, отличался метким глазом и острым пером.
Не стану воспроизводить речи директора курсов. Он поздравил нас с новой профессией, говорил, что нам по существу предстоит работать с сырьем, с тестом... И все зависит от нас: какой удастся сделать замес, что вылепить и испечь.
Поздравления, одно лучше другого, сыпались как из рога изобилия! Это был настоящий праздник. Отныне мы педагоги. Нам выдали удостоверения. Большая ответственность теперь на наших плечах!
Заведующий районо, мужчина, у которого черные волосы торчали так, словно он был напуган чем-то, вышел к трибуне и стал читать, кто куда получил назначение. Некоторые фамилии звучали куда потешней, чем прозвища, что давали у нас в Кукоаре. Абабий... Амбросий... Ангел... и вдруг:
- Гылкэ Фэникэ... директором семилетней школы села Мерешены.
Фэникэ подскочил как ужаленный и побежал за назначением.
- Гылкэ Прокопий... Учителем в село Кукоара!
Беда! Прикоки, много с тобой мороки. Повезло же моей Кукоаре... Надо предупредить отца.
- Ликуй и радуйся, Фрунзэ.
- Ни мне сегодня не везет, ни Кукоаре.
- Подожди, до вечера еще далеко.
- А ты почему не в духе?
- Посмотрел бы я на тебя... Всех называют по имени и отчеству. А меня Фэникэ Гылкэ. Хотел бы я тебя спросить: как станут обращаться ко мне ученики? Я ведь безотцовщина, дитя любви...
- Будут называть: товарищ директор.
- А учителя?
- Об этом я не подумал...
- Святая простота! Пойду лучше в газету... Не то придется краснеть перед учениками, мямлить: зовут, мол, меня так-то и так... Нет, шут с ней, со школой.
- Фрунзэ Федор Константинович...
- Тебя вызывают!
- Фрунзэ!
- Здесь!
- Директором семилетки в село Кукоара...
- Поздравляю... А говорил - не везет, - хлопнул меня Фэникэ по спине так, что чуть не треснула рубашка. - В родное село угодил. Чего еще хочешь?
- Угодил... Вместе с твоим Прикоки.
- Голову даю на отсечение, нет лучшего учителя для первоклассников, чем такой глупец... как Прикоки... Послушай. У умника терпения гораздо меньше, чем у глупца... А что нужно учителю первоклашек? Знать азбуку и быть дьявольски терпеливым... А Прикоки, если даже школа загорится, спокойно будет вести урок, покуда головешки не станут падать на голову.
- Первый класс самый трудный...
- Ты, Фрунзэ, не думай, что если я не конспектировал, то и не знаю, что в учебниках написано...
- Бума Моисеевич, у нас вопрос!
- Прошу!
- Как быть?.. Наши школы на переднем крае... В прямом и переносном смысле... Села эвакуированы!
В зале стояло около двадцати директоров... Гирова... Гиришены, Будей... Краснашены... Богзешты... Баху... Гетлово... Германешты... Исаково... Леушены... Васиены... Инешты... Вережены... Заиканы... Коробчаны... Сухулучены... Саратены... Чеколтены... Клишова... Бравичи... Чишмя...
Выступал Захария, окончивший семь с половиной классов лицея. Он назначен директором в Оргеев. А "международное положение" Оргеева было из рук вон плохим.
- Директора школ получат в военных органах соответствующий пропуск. Безо всяких препятствий проследуют на место работы.
- Разве за десять дней успеем отремонтировать школы?
- А где достать известь и бревна?
- Кто нам поможет сделать побелку?
- Как собрать детей? Они же в эвакуации.
- Без гвоздей и оконных стекол я, например, как без рук! Пять месяцев "катюши" стреляют из школьного сада.
- Надоела мне эта музыка, сударь. Всем разжуй да в рот положи.
Фэникэ потянул меня за рукав, усадил. Пусть остальные задают вопросы.
- Помнишь слова нашего историка? Один дурак может задать столько вопросов, что тысяча мудрецов не смогут на них ответить. Правда, у меня впечатление, что Бума Моисеевич любит отвечать на вопросы гладко, как из учебника грамматики. Он учился на адвоката в ту пору, когда преподавали риторику... Теперь у него уйма должностей и поручений. Завуч средней школы... Заведующий районо, директор районного радиоузла... Переводчик райкомовских решении на молдавский язык... И еще куча дел, которые он, беспартийный, выполняет, как настоящий большевик.
Что за парень этот Фэникэ! То терзался, что дети не смогут называть его по имени-отчеству. Теперь иронизирует над почтенными людьми... Жаль мне расставаться с Фэникэ. Думаю, и ему тоже.
Вечером он неожиданно пришел ко мне. С шумом вошел во двор моего украинца, будто жандарм с поста, что пришел сделать обыск, хлопнул калиткой, потом дверьми.
- Я за тобой... Укладывай манатки. Через два часа попадешь в объятия к мамочке.
У ворот стояла бричка, запряженная парой вороных. Отличные кони: копытом землю бьют, удила грызут. Боярские кони! Царский выезд, как говаривал дед.
- Ты не дождался отца Прикоки?
- Может, ты хочешь?.. Если тебе охота бежать... следом за его подводой...
- Что ты сердишься из-за любого пустяка?
- Не люблю глупостей с продолжением.
- А откуда бричка?
- Из Пепен... Меня пригласили на бал пепенские учителя. Я спешу, поторапливайся.
Все мое имущество было на мне. От смущения перед девушкой, сидевшей в бричке, я забыл свои десаги в каса маре у хозяина. Но он был так любезен, что до самой околицы бежал следом за нами, покуда не догнал. Правда, дочка ему помогала.
Ловкач Фэникэ поцеловал дочке моего хозяина кончики пальцев, и та долго махала нам вслед платочком, словно Фэникэ был ее давним другом.
- Познакомьтесь! - предложил Фэникэ, пока я рассеянно держал в руках свою суму, боясь испачкать сиденье.
