Кляйн выудил лежащую на боку бутылку, разгреб завалы из книг на сидушке и устроился на краешке барного стула.

– Держи, – тройка стаканов гулко опустилась на стол.

– Благодарю, – ответил Кляйн и обвел взглядом заваленный вещами стол.

Эндрю обратил внимание, как Джозеф с любопытством посмотрел на свисток лишенный одной из боковых стенок.

– Нравится? – спросил он и открыл пиво о столешницу.

Кляйн мельком взглянул на оставшийся от крышки рубец и сверил время с часами над холодильником.

– Зачем тебе это, он же сломан? – указал Кляйн на свисток.

– Нормальный, просто дырку затыкаешь и всё работает.

– Хм, – задумался Кляйн, аккуратно взял свисток и прикрыл недостающую стенку пальцем.

– Проверять не советую, – предупредил Эндрю, указывая пальцем на потолок, – дома опробуешь. Дарю!

– Спасибо, – заерзал на стуле Кляйн не находя себе места. Отодвинул кипу старых газет в сторону и налил в стакан прозрачную жидкость. Подняв бокал, принюхался. В нос ударил запах спирта с примесью винограда.

– Не дрейфь, это обычная чача, – успокоил его Эндрю. Пивная бутылка со звоном ударилось о край бокала в руке Кляйна.

– Это, я так понимаю, тоже подарок? – ехидно прищурившись, спросил немец и едва пригубил напиток.

– Да, от друга из поселка без названия, что стоит на реке Чимит.

– А-а, южные русские… – просветлев лицом, отметил Кляйн.

– Можно и так. Но так-то их кавказцами в Московии называют, – подметил Питерс и замолчал, пауза походила на театральную. – Хотя, кажется, мой приятель Джава с этим не согласится. Он-то себя абхазцем считает.

Кляйн вздрогнул от разорвавшего тишину кашля.

– Эндрю, перестань, ты его сломаешь, – ухватился за живот Брукс, очки сползли на кончик носа.

Он обмахивал себя зажатыми в руке листами бумаги.

– Кажется, мы его теряем, – отхлебнув, ехидно скривился Эндрю, а Кляйн лишь покачал головой и подлил себе еще.

Откашлявшись, Брукс поднялся с кресла и направился к островной кухне своей тяжелой качающейся походкой.

– Вот оно, то чего тебе не хватает, Джозеф. Эмоций! – тряся рукописью, заявил Брукс и устроился за стойкой напротив. Облизнув палец, обвел взглядом обоих. Вернулся к бумагам и зачитал отрывок вслух.

– Я оставил лагерь миротворцев в смешанных чувствах. Куда бы я ни обращал своего взгляда, всюду меня преследовали образы сожженной деревни. Грязные лики, стоны, труп матери возле качелей. Одинокая игрушка из плюша под ногами умытых сажей солдат. Я брел, не разбирая дороги, прочь от села и от собственных мыслей.

Брукс вновь облизнул палец и не поднимая глаз перевернул страницу.

– Деревня осталась позади, лишь последний дом на отшибе. Я не заметил, как из-за ограды вышел старик с кружкой в руке. Он окликнул меня, я отозвался не сразу. Он спросил, зачем мне свисток, вопрос ввел меня в ступор. Старик сел на одну из вкопанных в землю покрышек и хлопнул ладонью по соседней. Я сел рядом под сенью ореха, у покосившегося набок забора.

«Свисток это хорошо, но зверя пугает. Мы ими никогда не пользуемся», – сказал старик хриплым голосом. Протянул мне кружку, я отхлебнул.

Брага жгла горло и согревала. К третьему глотку захмелел. А давящий на сердце груз потерялся, не в силах отыскать меня в дымке забвения. Я мотнул головой, отбросил истлевшую сигарету и прислушался к старику.

«Мы с братом с детства охотимся. Дед охотник, отец охотник и я охотник. Бывало, брали широкий охват, я на одном холме, брат на другом». – «А отец на третьем?» – «Да-да, на третьем. Вот видишь, всё знаешь».

Скрюченные артритом пальцы ловко выудили сигарету из поданной мной пачки. Он закурил, отхлебнул из поданной кружки и вернул её мне.

«Раньше лучше охота была. Ни локаторов, ни этих коптеров. Винтовку взял, спички, флягу и в путь. А теперь, чуть ли не экспедицию собирают – ну, что это за охота?!» – «А что вы думаете о присутствие на границе такого количества войск?» – «Что войска? Не лучше этих охотников. Носятся взад-вперед, топчут всё. Только и знай, что по рации переговариваются. Да вон и ты со свистком. – Я хотел возразить, но он меня опередил. – Вот поставь чашку. Сделай так руки», – старик положил одну ладонь на другую и свернул их.

«Так?» – «Так, только без зазоров. Ну как щель должна быть, – он ехидно посмотрел на меня, и я не сдержал улыбки. – Да, вот так. Одну ладонь на другую, а теперь дуй в щель».

Я попытался, но выходило лишь шипение.

«Нет, вот так. Под углом!» – он ловко сложил сухие ладони, грудь едва поднялась, а щеки надулись. Слух потряс чистый звук совиного уханья. Он повторил его трижды и каждый раз звук отличался от предыдущего. Уханье раскатилось по простору и отозвалось эхом в долине. – Видишь? – улыбнулся старик, – а ты со свистком ходишь. Он может и громкий, но зверье пугает».

«Свисток для раненных, – уточнил я, – если находишь кого в завалах, свистишь. Так что тут другое».

«Что мир, что война – всё это охота. И там, и тут зверье», – махнул он поднятой рукой.

Я не стал спорить и отхлебнув из металлической кружки вернул её старику. Попробовал несколько раз сложить ладони правильно. На пятый раз вышло нечто похожее на сову. Старик по-отечески хлопнул меня по плечу, взял еще одну сигарету. Хотел что-то ещё сказать, но вышедшая из дома хозяйка позвала его на местном наречии. Он оставил мне кружку, окрик повторился. Я вложил в его карман пачку, и мы распрощались. У калитки он виновато опустил плечи и голову, тяжело вздохнул и скрылся за оградой.

Я сидел в одиночестве какое-то время. Из-за забора доносились женские причитания, а в долине надрывались моторы грузовиков. Слышны были редкие окрики и звуки свистков. Допив содержимое кружки, я оставил её на пеньке у калитки и направился обратно к лагерю. Докурив, спрятал бычок в боковой карман на штанах, снял свисток с груди и бросил его в кусты у оврага. На горы опускалась ночь, а в голове раз за разом звучали слова старика: «Всё это охота. И тут, и там зверье».

Брукс положил рукопись на стол, тяжело вздохнул и потер глаза. Дал знак Кляйну, и тот подал ему наполненный бокал.

– Ну, мальчики. За журналистику! – салютовал Брукс.

Они выпили, Эндрю достал сигарету и закурил под вытяжкой над плитой. Поймал взгляд Кляйна и одобрительно пригласил рукой. Брукс вежливо отказался от предложенной Кляйном сигареты и спросил его мнение о статье. Выслушав, сложил руки на груди и задумчиво насупился.

– Я согласен с Джозефом, тут мало фактов, но назвать статью плохой я не могу. Если на чистоту, то действительно тебе есть чему поучиться у Энди. – Кляйн сдержанно промолчал. – Нет, правда. Вот если скрестить вас обоих, тогда получился бы идеальный журналист.

– Извини, Большой Би, но я не готов к каминг-ауту, – прыснул от смеха Эндрю.

– Вот об этом я и говорю, – засмеялся старик глядя, как Джозеф покачал головой и едва уловимо ухмыльнулся. – Давайте выпьем еще по стаканчику, а потом наш прекрасный кайзер расскажет о своем замысле.

– Пока рано о чем-либо говорить, – отмеряя чачу, сухо ответил Кляйн.

– О поверь мне, мальчик мой, я вас насквозь вижу! И если ты так говоришь, значит всё уже решено.

Эндрю затушил сигарету в кастрюле, выключил вытяжку над плитой и вернулся к стойке, допивая пиво на ходу.

– Ну, если Большой Би так говорит, тогда готов поспорить, что так и есть. Что у тебя на уме, Джо? Ты наконец-то решился купить ферму и посвятить жизнь выращиванию органических помидоров?

– И оставить журналистику таким профи как ты? Нет, увольте!

– Тише, мальчики, – Брукс подал один из трех бокалов Эндрю и с отеческой улыбкой на лице посмотрел на Джозефа. – Выкладывай!

– Мне предложили кресло главного редактора в «Готэм Пост».

– Оу, будешь ловить пьяных звезд в клубных туалетах по всему союзу!

– Угомонись, Эндрю, – осек его Брукс, – это заслуженный пост, молодец!

– То есть, вы не против?

– Что ты, мой мальчик, я рад. Рано или поздно птенцы покидают отеческое гнездо, и я давно ждал от тебя этого шага.