Процесс первоначального заселения области между Окой и Волгой в XII, XIII столетиях шел тем же путем, каким несколько позднее на глазах истории заселялся северный заволжский край. «Заволжский север и северо-восток и теперь не везде доступен поселению, – говорит проф. Ключевский. – В то же время, пятьсот, шестьсот лет назад, поселенец с большим трудом отыскивал среди глухих лесных дебрей и топей место, где бы можно было поставить поселок. Население естественно осаживалось прежде всего по берегам рек и окраинам вековых непроходимых лесов. Небольшие бассейны рек того края, Суд, Кеми, Андоги, Ухтомы, Сити, Мологи, Кубены, Бохтюги представляли в XIV и XV веках недавно заселенные или только что еще заселявшиеся острова, открытые и сухие прогалины среди моря лесов и болот. Когда для счастливо размножавшихся князей белозерских и заозерских понадобились отдельные участки в их отчинах, эти речные округа и области служили готовым основанием для удельных делений и подразделений. Так возникали в XIV и XV веках все эти мелкие княжества: Кемское, Андожское, Ухтомское, Ситское, Кубенское и многие другие, называвшиеся по именам речек, маленькими бассейнами которых, даже не всегда целыми бассейнами, ограничивались их территории»[15].

Разделение области еще более увеличивалось вследствие слабой зависимости бояр-землевладельцев от удельных князей. Боярские вотчины были нередко такими же обособленными и независимыми владениями, как и мелкие уделы князей андожских или вадбольских. Богатый боярин-вотчинник почти не отличался по существу владельческих прав от мелкого владетельного князя, удел которого состоял из двух-трех сел и нескольких десятков деревень (в два-три двора) на какой-либо маленькой речке Кубене, с резиденцией в виде большой барской усадьбы – княжеского двора при погосте.

Не только бояре, но и менее значительные лица пользовались, как землевладельцы, чрезвычайно обширными привилегиями, совершенно или большей частью освобождавшими их вотчины от подведомственности князю и его властям.

Эти привилегии состояли в праве вотчинного суда и управления и в праве сбора налогов и с древнейшего времени обеспечивались землевладельцам особыми жалованными грамотами князей. Таким образом, «поземельный владелец, – как замечает Неволин, – получал многие права державной власти и становился в своей вотчине как бы князем. Чем были князья вообще по отношению к своим вотчинным владениям, тем делался на основании жалованной грамоты частный вотчинник по отношению к своей вотчине; он получал правительственную власть над лицами, жившими на его земле, – делался посредником между ними и князем»[16]. О существе этой правительственной власти вотчинника, о древнейших привилегиях землевладельцев мы узнаем из жалованных грамот, утверждавших древний порядок вотчинных отношений. Вотчинник во всем «ведает свои люди сам или кому прикажет»; он является единственным их судьей и правителем, по своему усмотрению собирает налоги, как самовластный господин в пределах своей земли. Землевладелец нередко был судьей своих людей по всем делам гражданским и уголовным; княжеские власти не могли ни в чем распоряжаться в его вотчине. Впоследствии же обыкновенно из судебных дел, подведомственных вотчиннику, исключались дела о «душегубстве, разбое и татьбе с поличным». «А волостели мои и их тиуны, – постановил Иоанн Калита в жалованной грамоте, данной Ивану Петелину, – доводчиков своих не высылают к Ивану и ко всем его людям ни по что, ни кормов не емлют, ни судят их ни в чем, опричь душегубства и татьбы с поличным: а праветчики поборов не берут у них, ни въезжают ни по что. А ведает свои люди сам Иван или кому прикажет». Князь отказывался в пользу вотчинника от всех налогов и пошлин, которые собирались в княжескую казну с собственных его земель: «Что его (вотчинника) село в Кинеле, с деревнями, и кто у него в том селе и в деревнях имет жити людей, ино им ненадобе ям, ни подвода, ни тамга, ни мыт, ни сен моих косити, ни коня моего кормити, ни к сотскому, ни к дворскому не тянут ни в какия протори ни в разметы, ни иныя ни которыя пошлины не надобе». В случае столкновений лиц, подвластных разным вотчинникам, дела разбирались на смесных судах, общим судом двух вотчинников. Если возникала тяжба между боярскими людьми и людьми князя, то в смесном суде участвовали княжеские волостели: «а случится суд смесной, и волостели мои судят и их тиуны, а Иван с ними же судит, или кому прикажет: а присудом ея делят наполы». Сам же боярин-вотчинник и его чиновники не были подсудны княжеским волостелям; они подлежали суду самого князя или его высшего сановника: «а кому будет чего искать на Иване, или на его приказчике, ино их сужу яз сам, князь великий, или мой боярин введеный».

Крупным землевладельцам, имевшим права вотчинного суда и управления, подчинены были не только крестьяне-земледельцы, «сидевшие» на их землях, но и самостоятельные вотчинники. Боярин, слуга князя, имел, в свою очередь, слуг, вотчинников, стоявших к нему в таких же служебных отношениях, какие сам он имел к своему князю. В киевском периоде у бояр-дружинников были особые, лично им подчиненные, дружины. Вместе с князьями и их дружинами приобрели оседлость и эти боярские дружины; но, владея землей, они продолжали служить не князьям, но своим боярам. Эти боярские служилые люди сохранились в виде пережитка старины даже до XVI века. В писцовой книге Тверского уезда половины этого века упоминаются наряду с помещиками, служащими великому князю, землевладельцы, служащие боярам.

Князь Федор Михайлович Мстиславский в начале XVI века имел своих детей боярских и награждал их поместьями в пределах своей Юхотской вотчины. Создавшийся таким образом иерархический ряд слуг землевладельцев проф. Чичерин сравнивает с феодальной лестницей вассалов. Сильному землевладельцу, боярину, служили менее значительные помещики и вотчинники; боярин, в свою очередь, служил удельному князю, который, со своей стороны, в качестве служебного (служилого) подручного князя, зависел от Великого князя Московского или Тверского. Во взаимных отношениях всего этого ряда слуг действовало общее правило: подчинение лица не влекло за собой непосредственного подчинения лиц, от него зависевших. Лица, жившие в вотчине боярина, зависели от вотчинника, но не от того князя, которому он служил[17]. Бояре, служившие подручному удельному князю, выступая в поход с войсками великого князя, шли особым полком под стягом удельного князя. «Кто которому князю служит, где бы ни жил, тому с тем князем и ходити, с своим воеводой»[18].

Служебные отношения бояр к князьям состояли в том, что они в военное время с отрядами ратников, набранных из числа лиц, живших в их вотчинах, вступали в ряды княжеских войск. Под словом «служба» подразумевалась преимущественно служба военная. Многие из бояр, кроме того, служили князю и в мирное время, занимая различные должности по дворцовому и областному управлению.

Служба бояр была вольной, военная – по общему правилу, гражданская же – за некоторыми исключениями. Она не составляла обязанности землевладельца по отношению к князю; служба государству стала обязательной только позднее, в московское время. Бояре удельного времени были вольными слугами князей; этим они существенно отличались от позднейших закрепощенных служилых людей Московского государства.

Боярин во всякое время мог «отказаться» от службы и перейти на службу, «приказаться» другому князю. Эта свобода службы постоянно обеспечивалась особой статьей княжеских договоров: «А боярам и слугам межи нас вольным воля». Великие князья долгое время видели в праве отъезда, в праве перемены государя неотъемлемое право бояр и даже взаимно обязывались в договорах «не держать нелюбья» на отъехавших слуг, не «посягати на них без неправы». «А боярам и слугам вольным воля, – читаем в договоре 1341 года, – кто поедет от нас к тебе, к великому князю, или от тебя к нам, нелюбья ны не держати». Вольные слуги нередко пользовались этим правом отъезда. Так, когда к князю московскому Иоанну Даниловичу Калите приехал на службу знатный киевский выходец Родион Нестерович, предок Квашниных, то первый московский боярин Акинф Гаврилович Шуба, оскорбленный почетом, оказанным приезжему боярину, «не желая быть под Родионом в меньших», перешел на службу к сопернику Москвы, тверскому князю Михаилу; впоследствии он принимал деятельное участие в войнах тверского князя с московским. В это же время упорной борьбы Твери с усиливавшейся Москвой многие бояре тверские, недовольные своим князем, в 1337 году перешли на службу, отъехали к Великому князю Московскому Иоанну Калите[19]. Когда Великий князь Московский шел со своими полками в 1391 году на Нижний Новгород, бояре нижегородского князя Бориса, не надеясь на успех борьбы с Москвой, все перешли на службу к московскому князю; и старейшина бояр, Румянец, заявил при этом князю Борису: «Господин княже, не надейся на нас, уже бо мы есмы отныне не твои, и несть с тобою есмы, но на тя есмы»[20].