Судьба нанесла неожиданный удар по самому больному ранимому участку его души. Василий уронил свою рыжую кудлатую голову между колен и зарыдал, как дитя:

– Я даже не видел его ни разу…

Зинаида Прокопьевна дотронулась до его плеча, такого могучего и крепкого, что на мгновение испугалась этой силы.

– Мне искренне жаль, – тихо произнесла женщина.

– Это вы, вы во всем виноваты! – стряхнул он ее руку. Обильные слезы потекли по его щекам.

– Можете ругать меня, кричать, если вам от этого легче, – согласилась докторша, – Но умоляю вас, Василий Ильич, будьте сдержаннее при жене. Пощадите ее чувства! Анна еще не до конца окрепла, – с какой-то излишней заботливостью попросила врач, – Видимо ребенок для нее был особенно желанным…

– А для меня разве нет?! – рассердился, вдруг, мужчина, – Почему вы все время говорите о ней?

Врач удивленно посмотрела на мужчину. Его слова оказались неожиданными.

– Ваша жена могла погибнуть! Неужели вам, до сих пор, не ясно? – возмущенно прозвенел голос Зинаиды Прокопьевны, – Поэтому, я прошу, если вы действительно дорожите Анной, будьте терпимы к ее страданиям, даже, если для этого вам приодеться забыть о собственной боли…

Василий ее не слышал. Он устремил свои голубые глаза в безликую белую стену.

«В жизни, – подумал он, – Все уравновешенно, и столько счастья одному ему, видимо пришлось по какой-то глупой, ужасной ошибке. И, теперь, приходиться расплачиваться за все сразу, возвращать то, что ему не должно принадлежать…».

Чувство, что он потерял, не только, сына, но и жену преследовало его расстроенный несчастьем разум. Докторша, так заботилась о душевном покое жены, но ему все больше, казалось, что именно она, Анна, была виновата во всем случившемся, хотя и не представлял как. «Виновата и все», – грызла мужчину, будто червь яблоко, изнутри досада, оттого, что жизнь его надломилась, воздушные замки рассеялись, мечты никогда не сбудутся…. В один миг и навсегда.

Прикрыв заплаканные глаза ладонью, он встал и, пошатываясь, направился к двери.

– Я еще не все вам сказала, – остановила его врач.

– Что еще? – не отрывая рук от лица, с трудом выдавил из себя Василий.

Понимая всю важность продолжения разговора, Зинаида Прокопьевна собралась с духом.

– Видите ли, – волнуясь, начала она, – Возраст вашей жены…

Освободив лицо, мужчина, в который раз придавил врачиху взглядом.

– Я хотела сказать, просто, что возраст вашей жены уже не юный, – закашлялась та, что-то сжало ей горло, – Поймите правильно, в акушерстве есть свои понятия, – торопливо объяснила женщина, – В силу медицинских причин, возможности родить у Анны, к сожалению больше не будет…

Повисла долгая пауза. Зинаида Прокопьевна ждала реакции Василия, но мужчина молчал.

– Я считаю, вы должны об этом знать, – сказала она, – Так, как скоро вам предстоит принять важное решение.

Жилка на щеке Василия задергалась. Он напрасно пытался стряхнуть не существующую соринку. Слушать приговор о собственном уничтожении было ужасно.

– Теперь, все? – злобным шепотом спросил он, едва сдерживая нарастающую ярость.

Врач, вдруг, поняла, насколько Анна оказалась права: этот человек не пощадит никого и себя, в том числе, но в тоже время она осознавала, что иначе поступить не могла.

– Нет, не все, – стальным тоном произнесла Зинаида Прокопьевна, и в свою очередь спросила Василия, – Вы спешите? Я не задержу вас надолго, – она окинула мужчину взглядом снизу вверх, хотя была гораздо ниже ростом, словно княгиня холопа.

Василий невольно вздрогнул.

– Ваша жена решила усыновить брошенного ребенка.

Усыновить? – переспросил бесконечно удивленный Васька. Мир вокруг него, казалось, перевернулся.

– Да, мальчика. Он родился в тот же день, что и ваш погибший сын. Так уж, вышло, что его мать оказалась легкомысленной особой, однако ребенок абсолютно здоров, и решение Анны лично я одобряю. Она необыкновенно добрая женщина.

– Усыновить?! – снова повторил свистящим голосом Василий, – Так вот, значит, как ей был дорого наш родной сын, – начал размышлять он вслух, – Вот, как она заботилась о нем…

– Вы несете абсолютную чушь! – не сдержалась и закричала Зинаида Прокопьевна, но тут, же взяла себя в руки, – Уж кто-кто, но Анна, ни в чем не может быть виновата. Она пострадавшая сторона… И на вашем месте надо радоваться, что Бог посылает вам этого сироту!

Захлестнувшее Василия отчаяние в первый миг, отступило, он сник, припал разгоряченным телом к стене: «Сына нет, Анна тоже, казалась, далекой и чужой.… Почему все это случилось именно с ним?», – бесконечно вертелось в его воспаленном мозгу.

Зинаида Прокопьевна разочарованно вздохнула. Алые тюльпаны, теперь, казались, ей каким-то кощунством на фоне этой бесчувственности и жестокости. Она ошиблась: любовь не смогла перебороть необузданный характер Василия, его первобытный мужской эгоизм, звериный инстинкт, жаждущий продолжения себя неповторимого…

Она продолжала.

– Вы согласны с решением жены забрать малыша?

Василий молчал.

– Вы слышите меня, Василий Ильич? Понимаете, о чем я говорю? – посмотрела она на подавленного горем мужчину.

Мне… мне…, – пытаясь совладать с пересохшим языком, – Надо подумать, – выдохнул Василий.

– Конечно, – согласилась Зинаида Прокопьевна, – Но завтра в два часа дня я выписываю Крушинину. Будьте добры к этому времени принять решение! – она встала, – Вы, кажется, торопились, я вас больше не задерживаю. Но все-таки позвольте дать вам совет на прощание. Смиритесь – это единственно правильное решение! – не дожидаясь пока он, уйдет, врач первая направилась к выходу. Туфли на высоких каблуках, не вязавшиеся с ее возрастом, звонко застучали, отдаваясь где-то внутри мужчины.

После разговора с врачом он не спал всю ночь, да и остаток дня для Василия показался сплошным сумраком. Темные мысли, как вороны, беспрерывно кружились в голове. Он не знал, что делать, как поступить.

Анна ничего не обещала ему, но надежда вместе с этой женщиной сама пришла в его дом. И вот, теперь, она, его ненаглядная, дорогая Аннушка отняла у него мечту всей жизни. Василий грезил малышом. Он являлся залогом их поздней любви. Ради ребенка мужчина готов был забыть все плохое, перечеркнуть прошлое жены и никогда не вспоминать о нем.

Бродя по городу, Василий натыкался взглядом на детские лица, и сердце начинала жечь нестерпимая боль: «Их счастье – мираж. Без детей оно – невозможно! А врач сказала, что Анна стать матерью больше не способна…».

Стиснув веки, боясь расплакаться прямо на улице, Василий плюхнулся на мокрую, еще местами, покрытую снегом скамью: «Анна, что ты натворила с нами!».

Некстати вспомнился Николай, их сосед по дому и бывший возлюбленный жены. Его колючие глазки смеялись над Василием: «Зря ты все ей прощаешь, Васька!», – будто услышал он его голос, – «Она, она виновата во всем…».

Василий вздрогнул от собственных мыслей. И тут же представил, как они вернуться с Анной в село. Одинокие с опустошенными, выжженными горем душами… Сплетни, как паутина опутают их жизнь. Змеиный шепот сударушек будет слышаться в след: «Анька-пустышка обрубила Крушининский род…».

Васька замотал неприкрытой лохматой головой: «Нет, нет, только, не это!». Такого позора Василий пережить не мог, и еще одна мысль не давала покоя Василию: несмотря на глупые подозрения, он боялся потерять Анну – единственно любимую им женщину. Жизнь без нее теряла смысл.

«Пусть будет, как она желает!» – наконец, решил он.

– Счастливый ты, Васька! Наследника домой везешь, смеялся водитель, умело управляясь с баранкой.

Василий скосил глаза на маленькое тельце, закутанное в одеяло, и тут же, будто обжегся, хотел отдернуть взгляд, однако заметив счастливое выражение лица жены, удивился и рассердился в который раз.

Анна с неподдельной любовью и нежностью, склонилась над ребенком. Чувства захлестнули мужчину. Не желая мириться с произошедшим, он ревностно не возлюбил этот сверток, мирно лежащий на коленях жены.