К пяти вечера домой пришла мама с моим младшим братом. Они разделись в коридоре и разошлись по комнатам.

–Вероника, смотри, что мы сегодня в школе делали на рисовании, – вбегая в детскую, радостно закричал шестилетний брат. Худощавый черноволосый парнишка кинул рюкзак на кровать, затем расстегнул его и достал немного смятый альбомный лист. Потом подошел ко мне, чтобы показать бумагу, на котором была нарисована машина.

–О, как красиво вышло, – оторвавшись от письма и быстро посмотрев на творение брата, сказала я.

–Учительница тоже сказала, что я молодец.

–Ты действительно молодец. – Я погладила Мишу по плечу. – Ладно. Не отвлекай пока меня. Я хочу закончить одно упражнение.

–Ну, хорошо, – немного расстроенно сказал Миша.

Мы с братом делили комнату на двоих. Для меня это не было проблемой. Из-за большой разницы в возрасте у нас были абсолютно разные занятия. Я думала о учебе и о том, как быстрее сбежать из дома, а Миша, наверное, как быстрее вырасти. Я сидела за письменным столом, на котором стоял компьютер с принтером, и, сосредоточенная, продолжила писать упражнение по русскому языку.

В это время мама вышла из своей комнаты и направилась на кухню. Миша занялся игрушками, а я, закончив упражнение,собрала на завтра сумку в школу. Затем положила ее под стол и пошла к маме.

Мама готовила ужин.

–Тебе чем-нибудь помочь? – спросила я.

–Нет дочурик, – быстро посмотрев на меня, ответила мама. – Я уже практически все сделала.

Мама поставила на огонь сковородку с куриными ножками и посыпала их приправой, а в это время я уселась на дИгорь.

Мама была очень красивой женщиной. Ниже меня на целую голову, стройная, с хорошо выраженными скулами. Ее тонкий вздернутый нос усыпали веснушки. А возле узких зеленых глаз виднелись морщины.

Моя мама родом из Сибири. Вместе со своими родителями, сестрой и младшим братом она переехала в Беларусь еще в подростковом возрасте. Мне всегда было любопытно, почему бабушка и дедушка решили оставить дом, родных и поселиться в самом отдаленном уголке мира? Да еще в деревне, где кроме одного магазина и леса вокруг, ничего больше не было.

Мама накрыла металлической, уже изрядно побитой крышкой сковородку и села возле меня.

–Что Лидия сказала на статью? Ей понравилось?

–Вроде, да. Поручила мне еще одно задание. Правда, детское. – Я вздохнула. – Провести опрос в школе надо.

–И о чем же?

–О том, что мы, ученики, думаем о школе. Немного странное задание. Да, в принципе, она и так мне редко дает темы. Я должна их сама искать. Иногда вообще думаю, зачем я туда пишу… Разве кто-то еще читает “Маяк”?

–О, поверь мне. Может, не молодёжь, но у нас в колледже обязуют оформить подписку на “Маяк”. Вроде как и твоя школа должна ее выписывать.

–Да. Вроде выписывает. Это же районная газета. – Я посмотрела на серые поля за окном.

–Так что читатели точно есть.

–Есть, только я бы хотела писать на более серьезные темы, а не составлять детские опросы.

–Но ты же еще даже не студентка журфака. Потерпи. Уверена, в будущем, если так хочешь стать журналистом, будешь писать на серьёзные темы.

Я еще раз вздохнула и посмотрела на маму. Ее яркий повседневный макияж красиво подчеркивал глаза.

–Честно, я уже столько профессий сменила. И врачом хотела быть, и учителем, актрисой… теперь журналистом. Даже не знаю точно, кем все-таки хочу стать. Но мне нравится писать.

–И у тебя хорошо получается. Ну, ничего. – Мама погладила меня по плечу – всегда тяжело выбрать профессию. Я в твоем возрасте тоже не знала, кем хочу быть.

–А над какими профессиями ты задумывалась?

–Я… – запнулась мама. – Хотела быть актрисой. Даже один раз кастинг проходила. Но меня не взяли по возрасту. Героиня фильма должна была младше выглядеть. А вообще, даже планировала поступать. Но в мое время обучаться актерскому мастерству можно было только в России. А родители сказали, что не отпустят. – Мама поднялась с дИгорьа и подошла к плите, чтобы посмотреть, готово ли мясо.

–Поэтому ты решила пойти в наш колледж на ветеринара?

–Любила животных, думала: а почему бы их не лечить, – переворачивая ножки, сказала мама. Затем она выключила уже готовые макароны, накрыла их крышкой, оставляя небольшую щель, и слила в раковину воду. Добавила кусочек сливочного масла, размешала и вернула кастрюлю на плиту. Потом крикнула. – Миша!

–Что? – раздался его голос из комнаты.

–Иди кушать!

–Сейчас приду.

–И ты уже переоделся?

–Да, – ответил Миша.

–Будешь кушать? – обратилась ко мне мама.

–Нет пока. Я недавно поела. Пойду посмотрю, как там котел.

–О, не надо. Я уже ходила, когда ты уроки делала, – ответила мама, продолжая стоять возле плиты. Она ковырнула вилкой мясо, убедившись, что ножки готовы, и выключила огонь. Из верхнего ящика достала две тарелки и разложила обед. Затем взяла две вилки и поставила еду на стол.

–Миша, – крикнула мама. – Уже стынет.

–Иду!

В кухне появился брат. Поправляя теплую кофту, Миша отодвинут табурет и уселся за стол напротив мамы. В кухне воцарилась тишина. Я смотрела то на маму с братом, то на окно, пытаясь хоть что-то разглядеть в темноте.

Тишину разорвал сильный стук двери, от которого даже на кухне задребезжали стекла. Мое тело охватила легкая дрожь. Мы с мамой переглянулись. В нашем взгляде читалось разочарование.

–Ну вот, началось, – накалывая макароны на вилку, сказала мама.

Мне сразу же захотелось уйти из кухни, спрятаться в своей комнате, при мысли о том, что теперь будет происходить. Этот вечер был одним из тысячи повторяющихся “вечеров сурка”. Только сурками были: мама, младший брат и я. Из коридора доносились крики:

–С…! П…!

Послышались тяжелые, не уверенные шаги, которые направлялись в кухню. Перед нами появился мужчина среднего роста, с густыми темными бровями в форме домика, выразительными карими глазми и опухшим лицом бордового цвета. Это был мой отец. Черная шапка прикрывала темные как смола волосы. Судя по тому, что все штаны и куртка оказались грязные, он по дороге домой несколько раз падал.

В эту минуту его глаза выгляди безжизненно. Они блестели, как стекло, и в них читалось лишь одно чувство – раздражение. По кухне разнесся запах дешёвой водки или вина. Он неуверенно стоял на ногах, но внутренний демон хорошо управлял его голосом. Отец смотрел на нас и продолжал кричать мерзкие слова в наш адрес. Иногда я не могла понять, к кому именно он обращается, к нам, детям, или к маме.

Мы старались не замечать отца. Отвернувшись, молча сидели. Я хотела подождать, пока он уйдет в другую комнату, чтобы потом незаметно проскочить и спрятаться у себя в детской. Миша закинул в рот последние макаронины, и, поставив тарелку в умывальник, проскочил возле мужчины. Не заметив сына, отец продолжал что-то невнятно кричать:

–Что ты, падла, сидишь и жрешь тут? С… е.....! П.... блядь! – пронзительный крик резал уши. Его слова и тон были уже привычными для нас. Почему-то постоянно, когда отец был пьян, он начинал так себя вести. Я порой не понимала, кто сейчас перед нами? Человек, который наутро не произнесет ни слова, либо кто-то в обличии моего отца. Помнит ли он вообще, что происходило вечером?

Отец, немного качаясь, подошёл к плите.

–Что мне пожрать? Б…! Я жрать хочу! – увидев, что мама приготовила на ужин, мужчина снова разорался и со всей силы ударил крышкой по кастрюле. – С.. е....! Макароны! Снова макароны! Сама жри свои макароны!

“Неужели это мой отец? – думала я. – Вот этот потерявшийся, несчастный, а может, даже одержимый человек. Который не видит никакого смысла в жизни, кроме алкоголя. Он играет на наших нервах и питается нашей болью.

Больше всего на свете в такие моменты, я хотела жить в другом месте. Подальше от этого дома. Все эти крики были только началом перед настоящей бурей.

Отец посмотрел на нас с раздражением. Мы сидели молча и делали вид, что не замечаем его.