Правительственная власть там, где не было царей, поручалась начальникам, избираемым на год. Цезарь называет их римским словом magistratus[63]. Правила или способы выбора их, впрочем, недостаточно известны, для того чтобы можно было решить, народное ли полномочие или доверие знати являлось источником могущества такой магистратуры. Во многих государствах, как кажется, существовал лишь один высший начальник (вергобрет)[64], который обладал, можно думать, неограниченною властью, вооруженною даже правом распоряжения жизнью и смертью подвластных[65]. Нет сомнения, хотя Цезарь и не говорит об этом, что такому высшему магистрату должны были быть подчинены еще несколько низших должностных лиц[66]. Интересно определить, были ли уже закреплены изображенные только что государственные учреждения древней Галлии писаными сводами, или они охранялись только устным обычаем. Определенно известно, что галлы пользовались письменами специально «в актах государственных»[67]. У них велись какие-то официальные регистры. Они умели производить народную перепись, составлять поименные списки населения и воинства[68]. Стало быть, возможно предположить существование y них также и писаных законов[69]. Мы не знаем, заставлял ли Цезарь прочитывать себе такие законы и знакомился ли он с такими обычаями. Две-три черты, сообщаемые им мимоходом, побуждают думать, что государственные учреждения, о которых здесь идет речь, были выработаны даже в мелких подробностях, как приличествует народам, уже значительно подвинутым в их политическом развитии. Например, в конституции эдуев был тщательно определен способ, место и день выбора верховного начальника[70]; она устанавливала, что при церемонии должны были присутствовать жрецы[71]; председательство в выборном собрании принадлежало тому, кто в данное время отправлял обязанности высшего магистрата; он же провозглашал имя избранного[72], Цезарь подчеркивает здесь еще одну черту, которая его поразила: закон не допускал двух братьев быть магистратами одновременно, он не разрешал им даже заседать вместе в сенате[73]. Эти предписания, по-видимому, обнаруживают взаимную зависть между знатными семьями, которые как будто зорко следили за тем, чтобы ни одна из них не взяла верх над другою. Достойно внимания еще одно правило, заключавшееся в том, что y многих народцев, например y эдуев, тщательно отделена была высшая гражданская магистратура от военачальнической власти[74]. Наконец Цезарь приводит еще одну особенность, которая представляется нам очень выразительной. «В тех из государств, которые наилучшим образом устроили свое управление, предписывается законами, чтобы всякий, кто научится от иностранцев чему-нибудь, существенно важному для общего блага, заявлял об этом начальнику, но больше никому не открывал того, что видел. Начальники же либо утаивают то, что узнали, либо сообщают народу, смотря по тому, как они находят полезным, Об общественных делах разрешается говорить только на собрании»[75]. Чтение сочинения Цезаря показывает достаточно ясно, что все эти правила, как будто точно определенные и хорошо составленные, очень плохо соблюдались на деле. Но мы должны были их привести для выяснения того, что галлы, даже в области государственного быта, уже не находились на первоначальной ступени развития. Далее укажем, что галлы практиковали также систему государственного обложения. Цезарь не определяет, однако, в каких формах она сложилась. Он только сообщает, что общественные сборы бывали y них двух родов. Существовали прежде всего прямые налоги; автор их называет tributa и дает понять, что они достигали уже чрезмерной высоты[76]; все свободные люди были им подчинены, за исключением жрецов-друидов[77]. Рядом с этим Цезарь упоминает о косвенных налогах; он называет их portoria и vectigalia[78], понимая, несомненно, под этими словами таможенные и транзитные пошлины. Эти сборы отдавались на откуп частным лицам; последние под условием внесения вперед установленной суммы, которую они уплачивали государству, собирали их в свою пользу и тем обогащались[79]. Откупная система, которая удержалась во Франции при всех сменявшихся порядках вплоть до 1789 г., уже имела место в древней Галлии.
Воинская служба государству была обязанностью всех свободных галлов. По Цезарю, одни друиды были от нее избавлены[80]. В тот день, когда высший сановник созывал всех под оружие, то есть объявлял «общее военное собрание»[81], люди, по возрасту своему способные сражаться, должны были явиться все в назначенный пункт. Прибывший на место последним подвергался казни или по крайней мере мог быть приговорен к смерти[82]. Обладало ли государство в древней Галлии правом суда над своими членами? Некоторые исследователи сомневались в этом. С одной стороны, нельзя отрицать, что государство имело право наказывать за преступления, которые направлялись против него самого. Так, когда Оргеторикс сделал попытку произвести переворот с целью захватить царскую власть в свои руки, мы видим, что правительство гельветов образовало из себя судилище и готовилось покарать виновного смертью посредством сожжения[83]. В другой раз точно так же начальник тревиров произнес приговор о конфискации имущества над одним лицом, которое вступило в союз с римлянами[84]. Но в обоих приведенных случаях дело, очевидно, касалось именно преступлений против государства: тут оно действительно преследует и карает. Самое трудное в данном вопросе – определить, являлось ли государство y галлов, как это происходит в современных обществах, судьею преступлений, совершавшихся над частными лицами, либо при гражданских тяжбах, которые последние вели между собою. Эту задачу действительно мудрено решить. Цезарь сообщает, правда, в том месте, где говорит о жрецах-друидах, что они разбирали тяжбы и даже судили за преступления, совершавшиеся между частными лицами[85]. Отсюда делали заключение об отсутствии в древней Галлии других судов, кроме суда друидов. Но если ближе рассмотреть указанный отрывок Цезаря, то обнаружатся две вещи. Во-первых, y Цезаря стоит слово «почти» – fere, которое нельзя пропускать без внимания: «Они судят, – говорит он, – почти все дела»; во-вторых, он не утверждает, чтобы такая юрисдикция друидов была обязательною, и самый способ его выражения заставляет думать, что большинство людей добровольно обращалось к их судейскому авторитету[86]. Любопытно обратить внимание на подробность, недостаточно замеченную, именно: что друиды не обладали принудительною властью и не имели права вызывать людей к своему трибуналу; сами тяжущиеся шли к ним за судом и расправою[87]. Цезарь отмечает даже как специальное доказательство большого уважения народа к друидам тот факт, что «все повиновались их приговорам»[88]. Об общеобязательной юрисдикции обыкновенно говорят не таким тоном. Прибавим, наконец, что если кто когда-нибудь противился их решению, они не имели права схватить его и насильно подвергнуть наказанию; они могли только запретить ему участие в религиозном культе[89]. вернутьсяCaesar, VI, 20: «Ad magistratum»; VII, 55: «Convictolitavim magistratum». вернутьсяCaesar, VII, 32: «Cum singuli magistratus antiquitus creari consuessent»; I, 16: «Liscus, qui summo magistratui praeerat». вернутьсяCaesar, I, 16: «Magistratui… quem vergobretum appellant Aedui, qui creatur annuus et vitae necisque in suos habet potestatem»; VII, 32: «Cum singuli magistratus regiam potestatem annuam obtinere consuessent». – Отметим все-таки, что эта особенность, которую Цезарь приписывает эдуям, не повторялась, может быть, y других народов и во всяком случае y всех. вернутьсяЭто явствует из слов «qui summo magistratui praeerat» (I, 16), a также из множественного числа «intermissis magistratibus» в другом месте (VII, 33). вернутьсяCaesar, VI, 14: «Іn publicis rationibus, graecis litteris utuntur». В этом месте римский писатель сообщает, что друиды не прибегали к письму при обучении юношества, то есть учили только устно; но он тут же прибавляет, что вообще галлы умели писать. Они употребляли письмо также и в актах частного характера «in privatis rationibus» (Ibidem). Страбон еще указывает, что y галлов заключались писаные гражданские договоры (IV, I, 5, edit. Didot, p. 150): «Ὥστε τά συμβόλαια ἑλληνιστί γϱάφειν». Неясно, однако, хочет ли выразить Страбон под словом ἑλληνιστί, что они писали по-гречески или только что они пользовались греческим алфавитом? вернутьсяCaesar, I, 29: «Іn castris Helvetiorum tabulae repertae sunt litteris graecis confectae, quibus in tabulis nominatim ratio confecta erat, qui numerus domo exisset eorum, qui arma ferre possent, et item separatim pueri, senes mulieresque». вернутьсяЦезарь намекает на это в следующем отрывке (VI, 20): «Civitates… habent legibus sanctum, si quis…» Слово leges обыкновенно обозначало писаный законодательный текст. Автор пользуется тем же термином и в других местах, говоря о конституции эдуев (VII, 33), атребатов (VII, 76), a также суэссионов (II, 3). вернутьсяCaesar, VII, 33. Автор отмечает как нарушение закона избрание Кота «alio loco, alio tempore atque oportuerit». вернутьсяCaesar, VII, 33: «Quiper sacerdotes more civitatis esset creatus». Заметим, однако же, что это место может быть истолковано двояко в зависимости от того, как будут поняты в тексте два слова – «intermissis magistratibus». Возможно, что здесь имеются в виду выборы, произведенные под руководством жрецов за отсутствием магистратов. вернутьсяЭто вытекает из слов: «Fratrem a fratre renuntiatum» (Ibidem). В самом деле Кот был братом Валетиака, вергобрета предшествующего года (VII, 32). вернутьсяCaesar, VII, 33: «Cum leges duo ex una familia, vivo utroque, non solum magistratus creari vetarent, sed etiam in senatu esse prohiberent». вернутьсяЭто правило, нам кажется, обнаруживается из следующих слов Цезаря (VII, 33): «Quod legibus Aeduorum, iis qui summum magistratum obtinerent, excedere ex finibus non liceret». Поэтому-то мы замечаем несколько дальше (в главе 37), что Конвиктолитавий, в то время как занимает должность вергобрета, не командует войском: «Placuit, ut Litavicus… exercitui praefïceretur». Cтрабон, (IV, 4, 3) подтверждает свидетельство Цезаря. Он прибавляет еще ту подробность, что военачальник был избираем всем народом. вернутьсяCaesar, VI, 20: «Quae civitates commodius suam rempublicam administrare existimantur, habent legibus sanctum, si quis quid de republica a finitimis rumore aut fama acceperit, uti ad magistratum deferat, neve cum quo alio communicet… Magistratus, quae visa sunt, occultant, quaeque esse ex usu iudicaverunt, multitudini produnt. De republica nisi per concilium loqui non conceditur». вернутьсяCaesar, VI, 13: «Plerique magnitudine tributorum premuntur». вернутьсяCaesar, VI, 14: «Druides… neque tributa una cum reliquis pendunt». Глассон (I, 103) думает, что благородные были освобождены от податей; но ни один текст не подтверждает этого. Из того, что Цезарь говорит о тяжести налогов для простого народа (VI, 13), еще не следует, чтобы знатные не платили ничего. вернутьсяCaesar, I, 18: «Роrtoriа reliquaque Aeduorum véctigalia». Под именем portoria y римлян чаще всего разумелись провозные тарифы, взимавшиеся при переправе через реки, при проезде по мостам, даже при пользовании дорогами. Слово vесtigalia могло употребляться в более широком смысле и прилагалось в Риме, например, к обозначению доходов от государственных земель либо от земель подвластных народов, a также к налогам, платившимся этими последними. Другое место Цезаря, относящееся к венетам (III, 8), позволяет думать, что y галлов взимались таможенные сборы при входе в гавани. вернутьсяCaesar, I, 18: «Dumnorigem, complures annos, portoria reliquaque omnia Aeduorum vectigalia parvo pretio redempta habere». Слово redimere употреблялось в латинском языке как специальный термин для обозначения откупа подати или вообще какого-нибудь государственного дохода (Cicero, Brutus, 22; Dig. XIX, 2, 29; L, 5, 8, 1). вернутьсяCaesar, VII, 14: «Druides a bello abesse consaerunt… militiae vacationem habent». Военная повинность лежала, главным образом, на так называемых всадниках, то есть на знатных (VI, 15): «Omnes in bello versantur». Простой народ, очевидно, также был ей подчинен, но, может быть, только в случаях всеобщего ополчения – соnсіlіum аrmanum, о котором будет упомянуто сейчас ниже. вернутьсяCaesar, V, 56: «(Indutiomarus) armatum concilium indicit; hос more Gallorum, est initium belli; quo, lege communi, omnes puberes armati convenire consuerunt». вернутьсяIbid.: «Qui ex iis novissimus convenit, in conspectu multitudinis omnibus cruciatibus affeçtus necatur». Ничто не обнаруживает, чтобы concilia armata были собраниями, в которых обсуждались вопросы войны и мира: concilium здесь имеет лишь значение именно «общего сбора». Когда Страбон описывает некоторые собрания, на которых запрещалось прерывать говорящего под страхом того, что одежда виновного будет распорота надвое мечом блюстителя общественного порядка, он говорит не об этих военных собраниях, но об особых συνέδϱια (Strabo, IV, 4, 3). вернутьсяCaesar, I, 4: «Orgetorigem ex vinclis causam dicere coegerunt. Damnatum poenam sequi oportebat, ut igni cremaretur. Die constituta, Orgetorix ad iudicium omnem suam familiam… coegit…» Ошибочно было бы представлять себе этот суд как народный; из того, что автор говорит здесь Helvetii, a дальше civitas, не вытекает, что такое iudicium составлялось из всего гельветического народа. Доказательством противного служит тот факт, что достаточно было Оргеториксу явиться перед судом с своим родом, домочадцами и рабами (familia), чтобы получить возможность избегнуть опасности. Последнее не оказалось бы исполнимо, если бы коллективным судьею был действительно народ. Только после его бегства мы видим, что правительство гельветов через своих magistratus поспешно собирает для решения дела большое множество народа, которое пришлось вызывать из деревенских поселений (ex agris). вернутьсяCaesar, V, 56: «Cingetongem, Саеsaris secutum fidem, hostem iudicat, bonaque eius publicat». вернутьсяCaesar, VI, 13: «(Druides) magno sunt apud eos honore. Nam fere de omnibus controverses publicis privatisque constituunt et, si quod est admissum facinus, si caedes facta, si de hereditate, de finibus controversia est, iidem decernunt; praemia poenasque constituunt». Страбон повторяет то же, что говорит Цезарь (IV, 4, 3). вернутьсяНадо действительно отдать себе отчет в истинном смысле предыдущей фразы: «Magno hi sunt apud eos honore». Цезарь сообщает, что друиды рассматривали почти все судебные процессы y галлов, именно после того, как он указал на большое почтение, которым y них пользовались жрецы. Такая ассоциация идей еще очевиднее y Стрaбонa: «Друиды считаются очень справедливыми, a вследствие этого им доверяют разрешение всякого рода частных тяжб и общественных споров». По той же причине им поручалось преследование виновных в убийстве. См. Strabo, IV, 4, 4. вернутьсяCaesar, VI, 13: «(Druides) considunt in loco consecrato. Huc omnes undique qui controvesias habent conveniunt». вернутьсяIbid.: «Sacrificiis interdicunt». Глассон полагает, что друиды были уполномочены назначать наказания, например изгнание, изувечение, смерть («Hist. du droit», I, 126); автор ссылается в подтверждение своих слов на Цезаря (V, 53, 54 и 56); но если обратимся к означенным текстам, то увидим, что в указанных местах говорится о судебных приговорах, произносимых магистратами или вообще правительствами, a не друидами. Что же касается наказаний, производившихся ими над людьми, которые, оказывались «in furto aut latrocinio comprehensi» (см. Caesar, VI, 16), то из текста видно только, что такие преступники посвящались как бы в жертву богам, и друидам предоставлялось совершение казни над ними; но нельзя выводить отсюда, что они сами при этом вели процесс и произносили приговор. |
