К таким заманчивым вещам майора контрразведки не готовили. Он продолжал задавать вопросы. Секретные объекты под эгидой СС? Фрау Штейнер задумалась. Нет, она хорошо осведомлена о городских делах, но ни с чем подобным не сталкивалась. Секретные службы рейха умело охраняли свои тайны. Но она может поспрашивать у знающих людей – глядишь, и узнает пару сплетен…
За болтливостью и показной наивностью сквозил страх. Женщина что-то знала, нервничала – возможно, имела указание от кого-то отрицать очевидное до последнего. Все эти люди что-то знали – это не вызывало у майора сомнений.
– То есть вы не знаете ни о каких секретных предприятиях на территории вашего города? – с нажимом спросил Андрей. – Не контактировали с техническими службами СС, не выполняли заказы и подряды? И даже колючую проволоку с охранниками и собаками вы не замечали?
Дались ему эти охранники и колючая проволока! Объект мог иметь мирный и неброский вид, охрана – внутри, а снаружи достаточно наблюдателей в штатском. Объект мог функционировать под любой вывеской, а дураков идти туда любопытствовать надо еще поискать.
Фрау Штейнер продолжала отвечать общими фразами, уверяла, что может все выяснить, предлагала посмотреть на нее внимательно: она похожа на человека, которому германские спецслужбы доверяют свои тайны?
Она была похожа на испуганного человека, оказавшегося между двух огней. Но применять к ней суровые меры пока не хотелось. Город должен жить, раз уж Советская власть взяла над ним «шефство». Сведений не хватало, даже контрразведка имела смутное представление, что она ищет. Гордин выпроводил фрау Штейнер и задумался.
– Темные лошадки, товарищ майор? – высунулся из смежной комнаты лейтенант Лапчик. – Я слышал ваш разговор. У них же зубы стучат от страха, они что-то знают. Вопрос только что? Типографию мы найдем, это дело времени, но что это даст? Там наверняка уже голые стены и одно вспомогательное оборудование. А вот известно ли им о нынешнем местонахождении груза – вот это вопрос…
– Людишки такого ранга это знать не должны, – задумчиво произнес Гордин. – Но колонна вернулась, не сумев прорваться, и что происходило в этой суете и кто в чем осведомлен – вопрос интересный… Нужно контактировать с местными, вести себя учтиво – только так мы что-то вытянем.
Андрей подошел к карте, стал ее внимательно изучать. В город вели три дороги – с северного, южного и западного направлений. На востоке дорог не было, к городу вплотную подступала горно-скалистая местность, и населенные пункты в этой глуши отсутствовали. Колонна вышла из-под огня, вернулась в Абервельд… и что? Ответить на этот вопрос могли только местные жители – те, у кого под окнами прогрохотала колонна.
– Товарищ майор, тут местные пришли, – сунулся в дверь капитан Зинченко. – Уверяют, что антифашисты.
– Неужели? – проворчал Гордин. – Хочешь сказать, что на ловца и зверь бежит?
И снова незнакомые лица. Мужчина средних лет, довольно тщедушной комплекции, одетый в вязаную кофту и клетчатые штаны, представился Себастьяном Курцем, показал документы. У него были ровный прямой взгляд и размеренная речь. Он сообщил, что долго ждал прихода Красной армии и теперь готов сделать все, что в его силах. Он говорил о ненависти к режиму Гитлера, о том, что немцы и австрийцы вовсе не такие, просто мозги им засорила пропаганда Геббельса. Ему сорок восемь, работал на молочном заводе, в 1940 году был брошен нацистами в концлагерь под Варнау – слишком уж активно Курц выражал свою гражданскую позицию. В том же году он потерял семью, друзей, в концлагере пробыл год, после чего его отпустили – не за примерное поведение, а из-за того, что лагерной администрации потребовались свободные места. Ожидался наплыв заключенных с востока.
Публика в учреждении была разномастной: противники режима, уголовники, гомосексуалисты, проворовавшиеся чиновники. Кого-то расстреляли, других выпустили… С тех пор Себастьян Курц стал ярым противником режима. Жил в Вене, в Гуфштадте, в Абервельде, работал в подпольных ячейках, вызволял из беды евреев – делал все, что мог в окружающих его обстоятельствах. А теперь готов сотрудничать, выполнять любые приказы – если советскому командованию требуется помощь. Кается – в коммунистической партии не состоял, но всячески ей сочувствует.
– Спросите у людей, товарищ, – Себастьян Курц бесстрашно смотрел майору в глаза, – они расскажут, кто я такой. Последние полтора года жил на полулегальном положении, дважды пользовался поддельными документами – их производила подпольная типография в Гольдштау… Познакомьтесь, этих парней зовут Тобиас и Феликс, – представил он двух молодых людей, прибывших с ним. – Они убежденные антифашисты, я ручаюсь за них, как за самого себя. Феликс учился на медика в Вене, состоял в антивоенном подполье. А когда гестапо разгромило организацию, бежал в Абервельд и жил здесь по подложным документам. Тобиас местный, член коммунистической партии, один из немногих, кому посчастливилось выжить, работает электриком…
Молодые люди не отличались болтливостью, смотрели настороженно, не знали, как себя вести. Феликс был темноволос, имел правильное лицо с лучистыми глазами, казался хрупким – возможно, это было обманчивое впечатление. Тобиас – ниже его на полголовы, старше на несколько лет, не любил бритье и опрятный вид. Он не прятал глаза – смотрел пристально, изучающе.
– Можете на нас рассчитывать, – добавил Курц, – мы всегда готовы помочь. Если выдадите оружие, будем благодарны, не выдадите – поймем.
– Повременим с оружием, – хмыкнул Гордин. Он с интересом разглядывал новых союзников. – Вам что-нибудь известно, товарищи, о существовании секретной лаборатории, работавшей в Абервельде? Может, ходили слухи или знаете что-то фактическое?
Мужчины задумались, потом переглянулись и вразнобой пожали плечами.
– Товарищ майор, мы не собираемся ничего утаивать, нам это незачем, – сконфуженно сказал Курц, – но мы пока не понимаем, о чем вы говорите. В городе были разные объекты, здесь стояла воинская часть, работал госпиталь, на западной окраине были военные склады. Точно известно, что за городской чертой собирались строить концлагерь, но эти планы, к счастью, не сбылись…
– Ладно, забудьте, – отмахнулся Андрей. – Для вас есть первое задание, товарищи. Поедете с нашими людьми, будете опрашивать местных жителей. Вам объяснят, чего мы хотим. Операция не боевая, надо поработать головой и проявить терпение.
Мужчины оживились. Они и не рассчитывали, что их сразу бросят в бой под знаменами Интернационала.
Яшу Лапчика, как единственного среди сотрудников, знающего немецкий язык, майор инструктировал особо. Взять Романчука, Несмелова (их вид, по крайней мере, не отпугнет местных), добровольных помощников, пять бойцов при полном вооружении – и выдвинуться на полуторке в северное предместье.
– Вот дорога, – Гордин показал на карте, – здесь возвращалась колонна, здесь она вошла в город. Ее не могли не заметить – это два здоровых грузовика. Куда она направилась? По каким улицам? Если проявить въедливость, можно отследить ее путь. Тактично опрашивать местных жителей, люди Курца помогут. Задача несложная, товарищ лейтенант, вперед. И бойцов проинструктируйте, чтобы вели себя вежливо, местным не хамили и ногами двери не открывали.
Разведка убыла.
Взрыв в городе прогремел как гром среди ясного неба! За сквером, там, где начиналась плотная застройка, встало облако дыма. Капитан Волынцев, грязно ругаясь, первым побежал через парк. Часть бойцов осталась в магистрате – два отделения привели в состояние повышенной готовности, остальные тоже побежали к скверу.
Обвалилась часть здания из бурого кирпича, где еще вчера работала полиция безопасности и СД. Немцы, уходя, оставили сюрприз. Провалился пол на втором этаже, сломались и осыпались стены. Взрыв произошел во время осмотра здания. Об опасности бойцов предупредили, те действовали осторожно. Мину поставили хитрую, с замедленным детонированием. Клеммы замкнулись, когда открыли дверь в крыле, где работало гестапо. Боец попался сообразительный, всполошил товарищей истошным криком. Большинство людей успели выбежать из здания. Двое остались под завалами. Их извлекли сравнительно быстро. Один погиб, другому раздробило бедренную кость. Пострадавшего отвезли в больницу.
