– Гриш, какой Васильев?!
– У Валерика на буфете лежала кляуза, помнишь? Черновик кляузы! Эх, жаль, я не могу посмотреть его компьютер!.. Всё бы объяснилось.
Маруся, которая обо всём на свете позабыла, даже о шишке на собственной голове, попыталась вспомнить.
– Ах да, Васильев, точно! А зачем он нам?
– Джон, соображайте быстрее! – И Гриша поцеловал ей руку. Ещё вчера он не мог просто так поцеловать ей руку, а сегодня мог, и это всё меняло. – Может быть, этот Васильев и есть убийца! Если Валерик достал его своими кляузами, такое вполне возможно.
Маруся подумала немного.
– Хорошо, это первое, что нам нужно установить. По-моему, можно просто спросить участкового, и дело с концом.
– Если участковый его знает, а если нет?
– А второе что?
– Мы должны выяснить, куда делась жена Валерика. Прокопенко сказал, что видел её собственными глазами. Валерик пил чай и портвейн с какой-то женщиной. Потом эта женщина, скорее всего жена, куда-то из деревни делась. Куда она могла деться?.. И зачем? Её что-то напугало? Или она убила мужа и исчезла?
– И оставила на столе чашку со следами своей губной помады! Она что, дура последняя?..
– Она могла просто дать ему по башке, а он взял и помер. Так бывает. А она испугалась и убежала.
– Куда убежала, Гриш? Ночь была. Автобусы ночью не ходят, а она на автобусе приехала, Прокопенко так сказал. В лес?
– Вот именно. Это всё нам и нужно выяснить.
Тут он остановился прямо посреди улицы, взял Марусю за щёки, поднял её лицо и посмотрел в него.
– Маруська, – сказал он, – как я рад тебя видеть. Ты даже не можешь себе представить!
И поцеловал.
Маруся вся потянулась к нему, привстала на цыпочки, обняла, и тут мимо них проехал велосипедист. Проехал и даже прозвенел в звонок – поприветствовал. Маруся отшатнулась от Гриши и открыла глаза.
– Здрасте, Виктор Палыч! – вслед округлой спине велосипедиста прокричал Гриша. – Наше взаимонепонимание полностью устранено, – сообщил он Марусе и захохотал. – Мы теперь абсолютно взаимопонимаем друг друга!..
Вдруг он стал абсолютно серьёзен и даже суров. Маруся смотрела на него, не отрываясь, так он ей нравился.
– Нам нужно установить, кто на тебя напал.
– Вот это совсем непонятно, как сделать.
– Всё это звенья одной цепи, Джон, – заявил Гриша важно. – Ухватившись за одно звено, мы вытянем всю цепь!.. Пошли скорей!
Он рванул вперёд, потащил за собой Марусю, как козу на верёвочке, потом обернулся и немного шёл спиной вперёд.
– Тебе понравилось у меня на сеновале?
Маруся смотрела на него.
– Ты сегодня ко мне придёшь?
Она всё смотрела.
– Ты же больше не станешь прогонять меня из своей жизни?
Она покачала головой: нет, не стану.
– Вот и хорошо, – сказал Гриша серьёзно, повернулся и толкнул калитку. – Мы пришли.
Маруся как будто очнулась от забытья. Он ввергал её в забытьё. Они пришли в дом к Наталье, которая одалживала тёте медный таз для варенья.
– Она нам ничего не скажет, – пробормотала Маруся. – Она нас выгонит.
На этот раз на дворе не было никакого белья, и двор оказался просторным, ухоженным и чистеньким. Дорожки по краям обсажены бархатцами, яблони до половины побелены, под окнами растут георгины и «золотые шары».
– Люблю эти цветы, – сказала Маруся про шары. – Мама их тоже очень любила, тётя говорит.
Гриша погладил её по голове – пожалел – и громко позвал:
– Наташа! Наташа, можно к вам?
С крылечка скатился рыжий пыльный кот, потом занавеска – во всей деревне двери всегда занавешивали от мух – отлетела в сторону, и из дома выскочил загорелый мальчишка в шортах и кепке.
– Здорово, – сказал ему Гриша.
– Привет, – отозвался мальчишка, хватая прислонённый к лавочке велосипед. – Слушай, это ты вчера в лесу пропала?
– Я, – призналась Маруся.
– Мы с пацанами тоже однажды решили пропасть, – сказал мальчишка, усаживаясь на велосипед. – Шалаш построили, всякое такое. А вечером есть так захотелось, ужас! Даже в животе трещало! И мы по домам рванули.
– Правильно сделали, – похвалила Маруся.
– Да где здесь пропадать-то, – протянул мальчишка с лёгким презрением, – это тебе не тайга!
И покатил со двора.
– Доброго утра, – поздоровались с крыльца. – Таз принесли? Раздумала Лида варенье варить?
– Таз не принесли, – сказал Гриша. – К варенью только приступили.
Женщина на крыльце сразу как будто насторожилась:
– А чего пришли? – Она посмотрела на Марусю и немного смягчилась. – Ну как, девочка? Отошла немного?
– Ничего, – бодро ответила Маруся. – Даже голова не болит!
– Ещё заболит, – почему-то пообещала Наталья, – какие твои годы, ещё заболит голова!..
– Можно войти?
– А что надо-то? На улице как хорошо! Можно и на дворе потолковать.
Гриша посмотрел ей в лицо.
– Наташа, – сказал он очень серьёзно, – мы можем где угодно разговаривать. Хоть на улице, хоть в доме. Но вряд ли ваша подруга захочет выходить. Она же прячется!
Наталья вздрогнула, очень заметно. Она испугалась. Испугалась и отступила.
– Какая подруга, – пробормотала она, – нету у меня никакой подруги, что ты придумал, парень!..
– Вы не переживайте, – продолжал Гриша так же серьёзно. – И, главное, ничего лишнего не говорите. Я знаю, что жена Валерика находится у вас с самой ночи убийства. Вы её прячете.
– Никого я не прячу, – пробормотала Наталья упрямо.
– Оксана в ту ночь была у вас. Она была у вас дважды! И пила чай. На следующий день в раковине я видел две чашки со следами губной помады, точно такой же, как на чашке в доме у Валерика. Вы так за неё переживали, что даже не помыли с вечера посуду. Соседи видели, как она приехала и шла с автобуса. – Гриша говорил негромко и очень убедительно. – Но никто не видел, как она уезжала, да она и не могла уехать. Ночью автобусы не ходят, а утром участковый уже обнаружил тело её мужа, вся деревня узнала о происшествии. Она не могла пройти до остановки и сесть в автобус, её обязательно бы заметили. Так что она у вас. И мне хотелось бы с ней поговорить.
Штора на распахнутом окне дрогнула, и оттуда, из-за шторы, раздался женский голос:
– Да пусть они заходят, Наташ. Всё ясно, да и прятаться больше сил нет!
– Вот привязался, – в сердцах сказала Наталья. – Как слепень к коровьему хвосту! Всё он замечает, всё сопоставляет, кто куда шёл, кто кого заметил! Ну, проходите, ладно!
Гриша поднялся на крыльцо.
– Не слепень и не к хвосту, – рассердился он. – Марусю вчера тоже чуть не убили. Я должен разобраться.
В весёлой комнате с розовыми занавесками, полосатыми деревенскими обоями и выцветшим ковром стояла, прижавшись спиной к стене, унылая женщина. Она стояла как-то безнадёжно, свесив руки, и хотелось переставить её поудобнее, куда-то деть руки, чтобы не висели так безвольно, и вообще как-то ей помочь.
– Здравствуйте, – сказала Маруся.
Женщина улыбнулась.
– Это ты потеряшка? – спросила она.
Маруся кивнула.
– А я Оксана, – представилась женщина. – Всё ты, парень, правильно рассказал, как будто своими глазами видел. Приехала я на автобусе, так с тех пор у Наташки на чердаке и сижу. Боюсь.
– Чего вы боитесь? – спросила Маруся. Ей было очень жалко Оксану!
– Тюрьмы боюсь, – просто ответила она. – Даже от Димки прячусь, чтоб не сболтнул друзьям, что я тут. Посадят меня, да и все дела.
– Вы мне всё расскажите, – попросил Гриша. – Я же не участковый! И я вас никуда не посажу.
– Вы расскажите, Оксана, – вступила Маруся. – Гриша очень умный, правда! Он придумает, как вам помочь, если… если нужно.
– Да чего рассказывать-то! – сказала Наталья сердито. – Жизнь прожить не поле перейти. Вот она и промаялась с этим своим… козодоем! А чего маялась? Вот чего маялась? – вдруг накинулась она на Оксану. – Развелась бы сразу, была бы сейчас свободная, весёлая, сама себе хозяйка!
У Оксаны из глаз ни с того ни с сего потекли слёзы, крупные и отчего-то мутные, белёсые. Они текли вдоль носа, и она их не вытирала. Они капали на грудь, на ситцевую кофту, оставляя тёмные следы.