От магазина они почему-то повернули в другую сторону, не к тётиному дому, а к краю деревни.

– Зины нет, – начала доклад Маруся. – Она уехала к сыну и попросила подежурить Саню.

– У которого «Лада Гранта», и ему Валерик шины пропорол, – перебил её Гриша.

– Саня сказал, что вчерашний мужик в камуфляже из Ново-Егорьевского лесничества. Сюда приезжает нечасто и с Валериком, кажется, был незнаком. Или почти незнаком. Кстати, про шины Саня рассказывать полиции не хочет, говорит, что его сразу на нары определят. Разбираться, мол, никто не станет: мол, Валерик шины ему попортил, а Саня его за это убил, и все дела.

– Это как раз подход питекантропов, – заявил Гриша и улыбнулся. – Не человеков.

– Гриш, мне от твоей сегодняшней философии тошно.

– Самому тошно, а что делать?

– Жену Валеры зовут, видимо, Оксана или Ксения. Саня назвал её – Ксаня. Телефон её есть у Натальи, они соседи. Я сказала, что, наверное, жене нужно позвонить.

– Да ей, скорее всего, уже позвонили.

– Я же должна была что-то сказать! – Тут Маруся остановилась и уставилась на ворота. – Гриш, зачем мы сюда пришли?!

– Мы ведём расследование, – быстро ответил он. – Я Шерлок, а ты Джон.

– Наоборот, – поправила Маруся. – Ты что, хочешь залезть в этот дом?!

– Если ты будешь вопить, весь план сорвётся. У тебя есть с собой стамеска, револьвер, газовый фонарь и две маски из чёрного шёлка?

Он сбросил на землю рюкзак и осторожно потянул на себя калитку. Оглянулся и подмигнул Марусе – ну просто невозможный тип!..

– Гриш, – зашептала она, – здесь человека убили, в этом самом доме! Его наверняка охраняют!

– Кто его охраняет? – в ответ зашептал Гриша. – Его может охранять только наш участковый Илья Семёныч. А он у твоей тёти угостился наливкой.

– И что?!

Гриша пошире открыл калитку, оглядел двор и снизу вверх кивнул Марусе. Она подлезла ему под руку и тоже заглянула.

Двор был пыльный и тесный, трава вся жёлтая, с уцелевшими островками зелёной. Должно быть, на островки попадала вода, когда поливали грядки. Чахлые яблони почти не давали тени, и плотно в ряд теснились сараи и сараюшки, сколоченные из разномастных досок. Под стеной дома пристроена широкая, доски в четыре, лавка, некогда покрашенная в зелёный цвет. Краска давно облупилась и кое-где совсем облезла, а кое-где скатывалась в длинные струпья.

На лавке на боку, прикрыв лицо носовым платком, чтобы не лезли мухи, мирно спал участковый Илья Семёныч. Фуражка лежала рядом.

– Охрана на посту, – сказал Гриша тихо. – Дверь открыта, но в неё мы не пойдём.

– А как мы войдём?..

– Разумеется, в окно, Джон! Окна по такой жаре наверняка открыты тоже.

– Гениально, Шерлок, – прошипела Маруся со всем возможным сарказмом.

Гриша аккуратно прикрыл калитку, подумал немного, отбежал недалеко, сломал палочку с осинки и подсунул её под «вертушку».

– Это чтоб не сразу открылась. Пошли! У Валерика со стороны поля сетка, мы там перелезем.

Осторожно, стараясь не шуметь, они обошли дом. Гриша сунул рюкзак в небольшую копну сена, завалил его травой со всех сторон и с сомнением посмотрел на Марусю.

– Что-то я ерунду какую-то придумал, – сказал он и прищурился под очками. – Давай ты подождёшь меня здесь. А ещё лучше…

– Домой к тёте я не пойду и ждать тебя здесь не стану, – отрезала Маруся. – А если ты сейчас затеешь дискуссию, я разбужу Семёныча.

– Ты способна на такие подлости? – ужаснулся Гриша.

– Ты понятия не имеешь, на что я способна!

Гриша, друг детства, с которым они вместе прыгали на тигра Ваську и однажды разбили зеркало на дедушкиной «Волге», взял её за подбородок, повернул к себе и поцеловал.

Маруся пискнула.

Гриша разжал пальцы.

Маруся не отстранилась.

– Вы славный товарищ, Джон, – сказал Гриша, оторвавшись от неё. – Я всегда знал, что на вас можно положиться.

…Он стесняется, поняла Маруся, глядя ему в лицо. Ему неловко, и он несёт бог знает что.

– Как мы полезем? – спросила она, рассматривая его.

Он наклонился и задрал сетку. Получился лаз.

– Вы полезете так.

Маруся легла на живот в колкую и жёсткую траву и стала неуклюже протискиваться под сеткой. Гриша держал сетку и подпихивал Марусину попу.

– Отстань от меня, – сказала она, оказавшись на той стороне. Щёки от ползания по земле, поцелуя и его руки на её попе стали красными как свёкла. – Лезь сам давай.

Но он в дырку не полез. Он отпустил сетку, взялся рукой за железный столб и одним движением перемахнул на эту сторону.

Маруся пощупала свои щёки.

– Хорошо, что собаки нет, – пробормотал Гриша и пошёл вдоль дома, рассматривая окна. – Ну, конечно, всё открыто. Может, ты всё же здесь подождёшь? Там… мёртвый человек.

– Я с тобой.

Он кивнул, как будто принимая её решение, толкнул оконную раму, она неторопливо отворилась.

– Одну ногу сюда, а другую на подоконник. Поняла?

– Я к тёте сто раз в окно лазала!

И действительно, перелезла довольно ловко. Следом за ней в комнате оказался Гриша. Они стояли у окна и оглядывались по сторонам.

В доме было тихо, слышно только, как капает вода. Когда рыли колодец и ставили насосы, Валерик громче всех кричал, что водопровод и «тёплые сортиры» нужны только идиотам и он платить не станет, потому как знает, деньги всё равно украдут.

…Почему она об этом вспомнила? Всегда в минуты опасности или непонимания в голову лезут сплошные несуразности!..

Комната была большая и какая-то заброшенная. На диван накинута плёнка – видимо, накрывали его на зиму и забыли на всё лето. На подоконниках почему-то стояли чашки. Скатерть накрывала только половину стола, а на другой, ненакрытой, были навалены старые газеты, пыльные журналы с закрутившимися углами страниц, а сверху на журналах пристроена жестянка с гвоздями. Шторы с оторванными петлями свисали неровно, языками, на полу вдоль стены выстроилась батарея бутылок.

Покойник, накрытый простынёй, лежал у стола, тело под тонким слоем ткани показалось Марусе маленьким, скрюченным, а при жизни Валерик виделся ей здоровенным мужиком!..

– Только ничего не трогай! – прошипел рядом Гриша.

– Сама знаю!

Один стул был опрокинут – видимо, на нём сидел Валерик, когда его ударили по голове. Маруся обошла стол с другой стороны, старательно отводя глаза от накрытого тела. Хорошо, что крови не видно!..

Второй стул стоял так, как будто сидящий отодвинул его, встал, но почему-то больше уже не садился. Может, потому, что гость встал как раз затем, чтобы убить хозяина? Он отодвинул стул, взял какой-то предмет – кстати, что это за предмет и где он? – ударил и ушёл, а мёртвый Валерик остался?..

На столе накрыто было на двоих – всё правильно рассказал участковый Илья Семёныч! И накрыто… деликатно, это точно. На разномастных тарелках залоснившаяся колбаса, сыр с масляными заветренными краями, серый сельповский раскрошившийся хлеб, коробка конфет, двух не хватает. Две гранёные розовые рюмки, точь-в-точь как у тёти Лиды, и бутылка портвейна, почти пустая.

– Смотри, – прошептала Маруся, и Гриша оглянулся. Он рассматривал что-то на комоде.

На одной из чашек были явные следы губной помады.

– Его что, женщина убила?!

– Совершенно необязательно, – быстро ответил Гриша. – Разумеется, портвейном и конфетами он угощался с какой-то дамой, но это не означает, что она его убила.

Вдруг послышался какой-то шум, нарастающий хрип, Маруся метнулась к окну, зацепила стул, тот загрохотал.

– Тихо! Тихо ты! – цыкнул Гриша.

Хрип перерос в шипение, и большие часы, висевшие в простенке, пробили двенадцать раз.

Маруся вытерла пот со лба. Гриша стоял не шелохнувшись, прислушивался. С улицы не доносилось никаких звуков, кроме обычных деревенских, – где-то пело радио, мальчишки играли в мяч, должно быть, возле сельпо, Прокопенко-супруг, по всей видимости, вновь натянул сетку, кто-то поехал на велосипеде, прозвонил в звонок.