— Не знаю… — он замолчал, а потом снова обратился к другу: — Андрей, что это за световое шоу на поляне было? У меня от него датчик аж зашкалил, словно рядом молния ударила!

Смешные такие слова! «Зачкалило», «дачтик»… А слово «шоу» она знала: таким словом размалёванные с ног до головы синей краской северянки из страны, которую они зовут Доггерландом, кличут всё, что напоказ.

— Не знаю! — отозвался Андрэй. — Нашёл в траве старую бронзовую стрелу, привязал провода, а потом оно бахнуло! Но Лукреция говорит, что на вещи ничего колдовского сейчас нет, а если и было раньше, то мы уже не узнаем!

Ещё одно слово необычное — «провод». Но то, что это медная жилка, Катарина уже поняла и даже знала перевод: «аламбра-кондуктор» — «проволока-проводник». Только куда и кого проводит непонятно.

— А ты никому не говори, что оно само. Они ведь теперь думают, что это ты проклятие снял! Ты ведь теперь великий маг! Ведьмак, блин, числовой!

— Да иди ты в бездну! — огрызнулся Андрэй, а потом что-то щёлкнуло, и он радостно заорал на всю поляну. — Ура, заработало!

— Тоже мне, Кот Матроскин! — ухмыльнулся Юрий и снова окунулся в своё колдовство. Они говорили на понятном языке, вставляя в него свои слова. Юрий говорил, что это нужно для обучения господину Андрэю, который часто подолгу пыхтел, старясь подумать, как правильно сказать что-то, и молвил с забавным непривычным говором.

Катарина вздохнула. Небесная Пара благословляет добрых и честных. А вот комплименты должна дарить женщина мужчине, а не наоборот. Почему-то вспомнилось, как Юрий назвал её три в одной: сильная, независимая и с котиками в голове. Тогда Катарина обиделась, потому что Андрэй тоже смеялся, словно злой шутке, а потом она махнула рукой, ведь она львиная стража и всегда ею будет, и потому не стоит обижаться. А сейчас подумалось, что это точно был не комплимент.

Девушка осторожно подписала письмо и положила его между строк молитвенника. Она всегда клала письма в молитвенник. Письма — это святое, особенно письма маме.

Катарина прислушалась. Снаружи палатки послышались торопливые шаги, а вскоре кто-то постучал по дощатому краю фургона.

— Господин Андрэй, — раздался тихий голос соколятника Джека, — это вам.

Зашуршал тент, раздалось невнятное бормотание, а потом над поляной прокатился громкий радостный крик.

— Юрка, нам флешки прислали! Одна от профессора, одна от генерала! Бросай ерундой страдать!

Было слышно, как Андрэй спрыгнул на землю и выругался, а потом он влетел в палатку. Интересно, как ерундой страдать можно? Из-за — ерунды это понятно, а ерундой?

— Щас, пять мгновений, — ответил Юрий, подняв глаза на друга. — На биометрии блютуз навернулся. Придётся потом из памяти перекидывать на ноут вручную.

— Я же говорил, что всё горит, — ухмыльнулся Андрэй, — мне вообще пришлось поставить проц с процессом в соточку нанометров. Вроде, должен не гореть, а только в перезагрузку уходить, если что.

Катарина поморщилась, так как было слишком много чужих слов, перемешанных со знакомыми: «флешика», «бирометриа», «прось». Так же непонятно говорили нобийские торговки на рынке. «Мясо енхле, мало денег, энтша». И думаешь, что «енхле» — это зверь такой, а на деле означает «хорошее». Или «Исибунгу сахарный» — это не фрукт, а такая личинка жука длиной с ладонь, их нарочно под корой сахарного дерева выращивают. А то и вовсе под непонятным словом норовят, да простит Небесная Пара за такую мерзость и грешные мысли, выточенный из дерева мужской член продать.

Катарина дёрнула головой, словно стараясь отогнать дурные мысли, а потом вздохнула. Да, мерзость. Но купить бы не помешало. Раньше. Но зачем он ей сейчас?

Девушка снова тряхнула головой.

— Всё, иду, — ответил тем временем Юрий, а потом в палатку без стука заглянула оруженоска Клэр.

— Их Сиятельство изволят вас пригласить на уроки. Они говорят, что готовы.

Андрэй и Юрий переглянулись.

— Окей, — произнёс Андрэй непонятное слово и продолжил: — Я силу волшебную организую. Я же великий маг, а ты как-нибудь быстро там прочитай сказку о влиянии небесного света на рост фонарных столбов.

Юрий осторожно отложил в сторону поддоспешник Катарины и бросил какое-то резкое слово, окончившееся слогом «дуй», а потом встал и вынырнул из палатки вслед за потирающей зад оруженоской.

Андрэй тоже вышел и сразу же закричал на всю округу:

— Гло-о-о! Тащи сюда каторжанку, пусть за Дизелем следит!

— Я не служанка, — огрызнулась Глория, а потом всё же пошла. И не просто пошла, а даже побежала исполнять просьбу нахального халумари.

Андрэй удалился, и послышался голос Юрия:

— Катюша, пойдём тоже. У меня арифметика и танцы, а у тебя кулачный бой с Клэр.

— Танцы?! С графиней?! — Катарина подскочила, как ужаленная, едва не опрокинув поставленную рядом чернильницу.

— Ну, не пристало же её светлости с табуреткой танцевать! Нужен живой партнёр.

— Я ей покажу танцы! — хрустнула костяшками Катарина. От обиды у неё дрогнули губы. Эта графинька наверняка переступит через приличия. Она же знатная, ей же можно, и её просто так трогать нельзя. Ну, пусть попробует!

Она выскочила следом, со злостью откинув прикрывавший вход кусок ткани (со стороны казалось, что полог порвётся), а потом быстрым шагом пошла за халумари., Волшебная колба со светом разгоняла опустившийся на поляну мрак, отбрасывая резкие тени, и прямо под ней располагался небольшой столик с письменными принадлежностями, за которым уже сидела Клэр. Там же разместились Ребекка. Она пила из большущей медной кружки молоко с мёдом и пряными травами. Запах разносился на всю округу, заставляя сглотнуть слюну, но когда рыцарша открыла крышку небольшого короба и заела молоко сушёным мясом, Катарину аж передёрнуло: кто же его с молоком-то? За спиной Клэр с угрюмым видом стояла оруженоска. На большом тюке, положив на колени писчую доску, сидела, вооружившись пером и мхом от клякс и чернильных капель, Лукреция. Уж кому-кому, а волшебнице уроки не нужны, но Юрий говорил, что малолетнюю дырку будут учить халумарскому счёту, а это весьма любопытно. В сторонке разместился соколятник. Он был настолько скромен и незаметен, что Катарина часто забывала о нём. Но зачем он здесь? Он ведь тоже грамоте обучен.

Катарина пробежалась взглядом по имеющимся у графини принадлежностям и фыркнула. У неё теперь побогаче будет. У Клэр серебряные перья, рукоятка из простого дерева и чернильница из олова, а у Катарины теперь всё золотое.

— Я тоже буду учиться, — быстро проговорила храмовница и, добежав до палатки, схватила своё добро и вернулась, усевшись у ног Юрия прямо на землю. Положила доску на колени и неспешно, но так, чтобы золото сверкнуло в свете лампы, а жёлтый блик пробежался по лицу графини, разложила богатство.

— Дыркой заработала? — пробурчала Клэр, насупившись и сравнив со своими принадлежностями.

— Завидно? — ухмыльнулась Катарина, неспешно макнула кончик пера в чернила и томно выдохнула: — О, да-а-а!

Юрий, рывшийся в поставленном на землю сундучке, замер, посмотрел сперва на Катарину, потом на Клэр, после чего вздохнул и покачал головой. Послышался смешок леди Ребекки, на лице Лукреции появилась улыбка.

— Бездна, где счёты, — выругался Юрий, — и кубики с цифрами?!

— С цифрами? — спросила волшебница. — Что это?

— Ими выполняют халумарский счёт, — пояснил Юрий, а потом выпрямился и сказал: — Кажется, забыли положить.

— А зачем мне счёт? — спросила Клэр. — Мне главное — научиться на поле брани биться.

Катарина фыркнула, а слово взяла Ребекка, которая перешла от мяса с мёдом к орешкам. Запах фундука примешался к аромату мёда и молока, и во всё это вплетался дым костра.

— Дитя моё, — наставительно начала рыцарша, — если будешь знать грамоту и счёт, то тебя не сможет обмануть казначейша, сама сумеешь рассчитать наёмников и выдать награду за нужные деяния без ущерба казне. Да и при тайной переписке одним свидетелем меньше. На писца ведь не всегда надежда, и даже если язык вырвать, всё одно написать сможет, а глухонемой писец или же со сломанными пальцами — просто несуразица.