Стэнли Эллин

Когда принимается решение

Перевод Н. Кашиной

Хью Лозьер не принадлежал к числу тех самоуверенных людей, которые, как правило, не внушают симпатию. Все мы конечно же в своей жизни встречали самонадеянных людей, слышали их сдержанные и одновременно пронзительные голоса, заглушающие другие в разговоре, помним их тыкающие в грудь пальцы в доказательство своего мнения, последние, заключительные слова по любому поводу, - и мне представляется, что мы испытываем к ним одно общее чувство неприязни и зависти. Неприязни, потому что никому не понравится, когда тебя заглушают или тыкают в грудь, и одновременно зависти, потому что каждому хотелось бы чувствовать себя достаточно уверенно, чтобы кричать и тыкать самому.

Поскольку моя работа требовала периодического присутствия в определенных местах того напичканного атомом мира, где единственным состоянием была неразбериха, а единственным постоянным занятием политические дрязги, то мне все труднее становилось придерживаться каких-либо определенных взглядов и суждений.

Хью однажды высказался в том смысле, что хорошо, что мое начальство в управлении не скроено по тем же меркам, а то со страной бог знает что случилось бы. Нельзя сказать, что это мне понравилось, однако что самое интересное - я должен был признать за ним право говорить так.

Несмотря на это, а также несмотря на то что он был моим деверем любопытное сочетание, когда начинаешь размышлять об этом, - я, как и все те, кто знал Хью, страшно любил его.

Это был крупный мужчина приятной наружности, с ясными голубыми глазами на румяном лице, с отзывчивым характером, способным воспринимать твои любые идеи. Это был необыкновенно великодушный человек, и его великодушие отличалось тем редким свойством, когда принимающий дар чувствует себя так, будто делает дарителю одолжение.

Я бы не сказал, что у него было необыкновенное чувство юмора, но его заменяло незамысловатое добродушие. Буйная сторона характера Хью скрывалась до той поры, пока он полагал, что вам необходима его помощь, а вы не попросили его об этом. Это означало, что если вы понравились Хью, то уже через десять минут вашего с ним знакомства должны спросить его о том, что он может для вас сделать.

Приблизительно через месяц после женитьбы Хью на моей сестре Элизабет она как-то упомянула в разговоре с ним о моем увлечении прекрасным Копли, картина которого висела в его поместье Хиллтоп, и я до сих пор с ужасом вспоминаю тот момент, когда эту картину неожиданно привезли в мою крохотную квартирку. Хотя это и стоило мне определенных усилий, тем не менее удалось вернуть картину под тем предлогом, что она, несомненно, стоит гораздо больше, чем весь дом, в котором я жил, и что она просто не смотрится на моей стене. Полагаю, Хью подозревал меня во лжи, но, обладая таким характером, не мог даже помыслить о том, чтобы заявить мне об этом.

Нет сомнений, что Хью в его настоящем виде сформировали поместье Хиллтоп и вековые традиции семейства Лозьер. Первые представители семейства основали поместье на холмах, возвышающихся над рекой (что и отразилось в его названии), упорно трудились и весьма преуспели на этом поприще. Последующие поколения вкладывали доходы настолько умело, что состояние и положение семейства воздвигли незримую стену между Хиллтопом и окружающим миром. По правде говоря, Хью был скорее представителем восемнадцатого века, который оказался в двадцатом и выжил.

Хиллтоп же был почти полной копией знаменитого, но давно уже необитаемого дома Дэйн, находящегося неподалеку, и впечатлял с первого взгляда. Несмотря на свои размеры, он представлял собой изящный каменный особняк, над которым уже поработало время. Просторные лужайки, спускающиеся к самой воде, были ухожены с такой тщательностью, что напоминали ковер необыкновенно яркого зеленого цвета, как по волшебству меняющий оттенки под дуновением ветерка. По другую сторону дома тянулись сады и рощи, среди которых виднелись наполовину скрытые деревьями конюшни и надворные постройки. И уже за деревьями тянулась узкая дорога, ведущая в город. Дорога была частной собственностью, и владельцы поместий, которые располагались вдоль нее, сами содержали свою часть, но, я думаю, можно с уверенностью сказать, что затраты Хью на ее поддержание никак не соответствовали тем редким случаям, когда он пользовался ею.

Жизнь Хью была полностью связана с Хиллтопом. Только острая необходимость могла заставить его покинуть Хиллтоп, и если вы встречали его где-то за пределами поместья, то могли быть уверены, что он считает минуты до возвращения обратно. И если вы не проявляли осмотрительность, то оказывались там вместе с ним и уже сами не могли уехать оттуда неделя за неделей.

Одно время меня интересовало, как Элизабет согласилась на этот брак, принимая во внимание тот факт, что до встречи с Хью она была настолько же неутомима и взбалмошна, насколько очаровательна. Когда я прямо спросил ее об этом, она ответила: "Это было прекрасно, дорогой. Так же прекрасно, как я и думала, когда впервые встретила его".

Так получилось, что их первая встреча произошла на художественной выставке всяких сверхмодных штук. Когда она внимательно изучала что-то совсем уже непонятное, то обнаружила присутствие этого высокого красивого человека, который буквально уставился на нее. И когда она была готова, по ее выражению, поставить его на место, тот неожиданно спросил: "Вам нравится это?"

Это было настолько не похоже на то, что она ожидала, что вопрос застал ее врасплох.

- Не знаю, - пробормотала она. - А что, должно нравиться?

- Нет, - ответил незнакомец, - все это глупости. Пойдемте со мной, и я покажу вам такое, на что не жалко потратить время.

- И, - продолжала Элизабет, - я пошла за ним как собачонка. А он водил меня вверх и вниз и красивым громким голосом рассказывал мне, что хорошо и что плохо, так что мы собрали вокруг себя чуть ли не толпу слушателей. Можешь себе представить?

- Да, могу, - ответил я. Нечто подобное уже было у меня с Хью, и я доподлинно знаю, что ничто не может поколебать его железную уверенность.

- Должна признать, что сначала мне это не очень понравилось. Но потом я увидела, что он знает то, о чем говорит, и что он ужасно искренен. Ни малейшей неловкости, а только желание дать мне возможность понять вещи такими, какими видит их он. И так во всем. Никто в этом мире не знает, на что ему решиться - что заказать на обед, как выполнить свою работу, за кого голосовать. А Хью всегда знает. Это не те знания, которые нужны для лечения нервов, всевозможных комплексов и тому подобных вещей. Поэтому я беру себе Хью, а других оставляю психиатрам.

Именно так все и было. Рай с идеально ухоженными лужайками, где не было этих ужасных нервов, комплексов, даже намека на присутствие змеяискусителя поблизости. Все это продолжалось до того самого дня, когда на сцене появился Рэймонд.

Элизабет, Хью и я сидели на террасе в тот день, разомлев под августовскими лучами до того состояния, когда даже не хотелось притворяться, что поддерживаешь разговор. Я лежал с льняной шляпой на лице, слушал летние звуки и был абсолютно счастлив.

Легкий ветерок доносился из находящейся рядом осиновой рощи, с реки доносились звуки падающей с весел воды, время от времени раздавалось меланхоличное звучание колокольчика стада овец, пасущихся здесь же на лугу. Стадо - это тоже причуда Хью. Он клялся, что для луга нет ничего лучше пасущихся на нем овец, и поэтому каждое утро пять-шесть упитанных и сонных овец с этой целью выводились на траву, что придавало пейзажу пасторальный оттенок.

Первое ощущение, что происходит что-то неладное, пришло со стороны стада: послышался бешеный звон колокольчика, а потом раздалось такое блеяние, что можно было предположить нападение по меньшей мере стаи волков. Я услышал, как Хью громко и сердито чертыхнулся, а когда открыл глаза, то увидел нечто гораздо более несообразное, чем просто волки.