– Аннет – это я. А какое число тебе сказать? Я бы сказала, но нужно понять: какое тебе число? Один или два, или три?

– Любое.

– Ой… Как это так – любое? Любое число я не знаю. Вот послушай: меня зовут Аннет, а не как-нибудь. Если бы меня звали как-нибудь, то я бы не могла сказать свое имя. Никого не называют как-нибудь, а только по имени.

– Сколько тебе лет, Аннет?

– О, боги. Как бы не соврать… Аннет – это я, а сколько мне лет – ох, ну ты спросишь. Я думаю, двадцать три. Но может быть, двадцать четыре или двадцать пять. Вряд ли больше, чем тридцать.

– Сколько ты весишь? Каков твой рост?

– Ох-ох-ох…

Аннет поднялась с кровати и заметалась по комнате.

– Что же ты такие вопросы ставишь! Я же могу соврать, и ты обидишься, а я не хочу тебя обижать. Я хорошо себя веду, я не хочу про-це-дуру. Сколько же я вешу?..

– Аннет, успокойся, милая, я не обижусь на тебя. Просто скажи, сколько в тебе фунтов и сколько футов. Тебе платье шили когда-нибудь? Снимали мерку? Сколько дюймов было в груди и в талии?

Вместо того, чтобы успокоиться, Аннет запричитала еще громче и еще быстрей заметалась по комнате.

– Боги святые! Дюймов… футов… фунтов… помилуй меня! Я – Аннет, мне двадцать три года… или двадцать четыре. Платье мне шили… ну, обычное платье, не большое и не маленькое. Не было в нем дюймов…

– Оставьте ее, миледи, – шепнула Карен. – Это безнадежно.

От ее слов и Дороти, и Аннет разом утихли, но Аннет продолжала вышагивать по комнате, и Дороти осенило:

– Милая, пройдись из угла в угол. Сколько шагов?

– Десять! – радостно выпалила Аннет. Уж это она сосчитала точно.

– А вдоль стены?

– Восемь… с кусочком.

– А вдоль другой?

– Пять… кажется. Кровать мешает. Хочешь, я по кровати пройду?..

Еще полчаса Дороти затратила, чтобы обмерить шагами все предметы в комнате: кровати, дверь, окно, расстояние от двери до ведра с нечистотами, промежутки между кроватями. Прекрасные числа! Каждое имеет значение и ни одно не известно Нави!

А утром пришел ужас: она забыла все. Дырявая, как решето, память не сберегла ни одного числа. И перемерять комнату заново было некогда: медбратья подняли ее, велели вынести ведро, а потом увели на завтрак.

Часом позже Дороти села на свое место рядом с Нави, изо всех сил сутулясь, будто пытаясь скрыться от него. Но где там!

– Здравствуй! Я так рад, что ты пришла! Скажи мне число, чтобы утро стало добрым!

И она, чуть не плача, застонала в ответ:

– Да чтоб тебе язык отсох, подлец! Ты хоть знаешь, как меня измучил? Я ради тебя полночи не спала, выдумывала числа, вспоминала, измеряла, соседок пытала. А теперь все забыла – все! И это из-за тебя! Если б ты меня не изводил каждый день, может, что-то держалось бы в памяти. Так нет, все мысли ты из меня вытравил, кроме своих проклятых чисел!

Она перевела дух и вдруг вспомнила одно:

– Двадцать три.

Нави моргнул.

– Как любопытно… Спасибо тебе, вкусное число.

Он умолк на полчаса. Дороти писала третью главу «Розы и смерти» и лихорадочно вспоминала: что еще было? Вроде, комнату измеряли шагами. А сколько получилось? Аннет прошла и назвала число… но какое?

– Скажи число, – проголодался Нави. Именно тогда Дороти вспомнила первый размер:

– Десять.

Нави не ответил ничего. Было заметно его беспокойство – Нави будто не знал, правильное число или нет. Надо вспомнить остальные. Может, вкупе с ними он скушает и десятку. Дороти отложила перо и двумя пальцами прошагала по странице, пытаясь вспомнить ходьбу Аннет. Сколько ж там шагов выходило…

– Пять, – робко шепнула Дороти.

Тут же отругала себя: пять – глупое число. Слишком оно частое – например, пять пальцев на руке или пять правителей в Шиммери. Кто-то уже точно скормил безумцу эту цифру. Однако Нави промолчал. Он не насытился, но и не отверг число – ждал продолжения.

Спустя четверть часа Дороти вспомнила третий размер:

– Восемь!

– Так быть не может, – отрезал Нави. – Пожалуйста, не обманывай меня, скажи правильно.

– Палач ты бессердечный! Ну откуда знаешь, правильное оно или…

Дороти осеклась, когда поняла: Нави прав. Там было не ровно восемь шагов, а…

– Восемь с кусочком.

Нави улыбнулся:

– Я думаю, восемь и шестьдесят шесть сотых. Спасибо тебе. Ты хорошая.

Он молчал целый час. Дороти выводила слащавые строки романа, перо уверенно шуршало по бумаге, а сама думала: откуда он знает, какой именно был кусочек? Вечером надо перемерять. Нет, глупо, шаги не посчитаешь до сотых долей… Но если бы можно было, то наверняка вышло бы именно восемь и шестьдесят шесть. Нави – чокнутый безумец с ураганом вместо мозга, но уж в числах он знает толк.

– Скажи число, ну пожалуйста!

– Тьма тебя! Что, снова?

– Уже час прошел… – глазенки юноши стали круглыми и виноватыми.

Дороти глубоко вздохнула. Она сумела вспомнить еще только одно число, и проку от него не будет. Это шестерка леди Карен, сама леди Карен точно когда-то называла ее.

Дороти выдохнула, заранее кривясь от безнадеги:

– Шесть.

– Неправильное… – начал Нави, но умолк. Внимательно так поглядел ей в лицо. – Очень интересно. Кто тебе сказал это число?

– Шесть! – твердо повторила Дороти. – Хочешь бери, а хочешь нет, но отчитываться я не стану.

– Шесть… Благодарю тебя.

И он промолчал еще полчаса, а она переписала без малого страницу, и мастер Густав отзвонил перерыв, и тогда Нави сказал:

– Дай мне еще число, будь так добра.

– Перерыв же! – возмутилась Дороти.

– У тебя сегодня отличные числа. Очень вкусные. Пожалуйста, что тебе стоит!..

Дороти ощутила в себе странный задор и сделала то, чего не делала прежде: подшутила над Нави.

– Семь!

В семерке точно не было смысла. Просто сегодня звучало уже пять, шесть и восемь, вот Дороти и заткнула дыру. Посмотрим, заметит ли Нави, что скушал затычку!

– Зачем ты меня обманываешь? Число же неправильное, – буркнул Нави.

Но вдруг изменился в лице. Он смотрел на нее, она – на него. Гримаска обиды сползла с лица юноши, уступив место удивлению, затем – потрясению. Глядя в лицо Нави, как в зеркало, Дороти ощутила нечто. Тьма сожри, а ведь семерка – правильное число! Теперь это ясно, как день. Семь – число сильное, даже могучее. Многие смеются над семеркой: вот восемь – священная цифра, а семь – недоделка, недолет. Но они не понимают, а Дороти знает теперь: семь – это сила. Пока число звучало в голове, Дороти наполнялась давным-давно забытым чувством: гордостью.

– Семь, – властно повторила она.

– Семь, – эхом шепнул Нави.

– Сегодня ты больше не спросишь ни о чем.

– Да, обещаю.

То был первый случай, когда Нави сдержал слово. До вечера он молчал, и лишь напоследок уважительно повторил:

– Семь.

Вернувшись в комнату, она приказала Аннет пройти вдоль стены. Длина комнаты составляла восемь целых и две трети шага.

Следующим днем Дороти нашла еще три правильных числа: сорок восемь, двенадцать тысяч, четыре. Четверка была слабее остальных двух, но даже в ней чувствовалась скрытая сила. Эти числа имели вес, от них просто так не отмахнешься, не выкинешь из головы. Но семь по-прежнему оставалось самым властным из правильных чисел. Думая о нем, Дороти поражалась: как могла она прежде не чувствовать его мощи?

Вечером она спросила у Карен-Кейтлин:

– Что значит число семь?

– Не имею представления, миледи. Это ваше число.

– А твое – шесть. Что оно значит?

Дороти видела, как потемнело лицо Карен.

– Ничего. Оставьте меня.

– Ты знаешь больше, чем говоришь.

Сказав эти слова, Дороти ощутила не столько обиду, сколько удивление. Она ждала, что Карен ответит честно. Дороти заслуживает честного ответа, ведь ее число – семь!

Странным образом семерка сообщала ей веру в собственные права, возможность требовать и настаивать на своем.