© В. В. Долгов, 2020

© Издательство «Нестор-История», 2020

Социология – это наука, живущая настоящим, история – прошлым. Что будет, если посмотреть на исторический материал через призму социологических теорий? Книга, которую вы держите в руках, – есть реализация этой идеи.

Куда, с точки зрения современной стратиграфической теории, отнести евнухов султана Сулеймана Великолепного? Upper middle class? Что общего у индейского потлача и «черной пятницы»? Какие социальные лифты действовали в Советском Союзе? Правда ли, что русские и украинцы – братские народы? Использование социологических методов может пролить свет на эти вопросы.

Социология относится к группе учебных и научных дисциплин, называемых общественными. В этом смысле она родственна, например, юриспруденции. Иногда юристов ошибочно именуют гуманитариями. С социологами же этого не случается практически никогда. Причина этого, видимо, в том, что в массовом сознании социология воспринимается как наука, густо замешенная на математике. Во многом так оно и есть: математические методы играют в социологии огромную роль. Однако ими ее научный инструментарий не исчерпывается.

Между тем историю на пару с филологией причисляют к гуманитарным дисциплинам. Акцент в данном случае делается на то, что в центре гуманитарных наук, как следует из самих названий, находится человек, а общественных – общество как целое.

Согласно приведенной классификации, филология приходится истории, образно говоря, «родной сестрой», а социология – «двоюродной». Американский социолог, профессор Бостонского университета Питер Бергер, размышляя о том, с представителями каких дисциплин будет пересекаться путь социолога, писал: «Есть, однако, путешественник, с которым социолог чаще, чем с другими, будет встречаться на своем пути. Этот путешественник – историк. В самом деле, стоит только социологу обратиться от настоящего к прошлому, как предмет его интересов будет очень трудно отличить от предмета интересов историка»[1]. Однако преподавание социологии на исторических факультетах часто построено так, что начинающие историки не могут опознать в социологии не только «двоюродную» сестру избранной ими науки, но и вообще не видят ничего родственного. Исправить эту ситуацию, или, по крайней мере, сделать в этом направлении шаг, призвана настоящая книга. Это ее первая цель.

История долгое время существовала вместе с филологией. В университетах XIX и XX вв. эти дисциплины изучались в рамках историко-филологических факультетов. Но уже с конца XIX в. ситуация начала меняться. Связано это было с тем, что на смену классическим историко-филологическим штудиям пришли исследования нового рода. Общество поставило перед историей как наукой цель не просто открыть картины прошлого, но найти закономерности разворачивания исторического процесса. Таким образом, на смену «человеческой» составляющей истории пришла «общественная». Это сблизило историю – науку, возраст которой насчитывает несколько тысячелетий, а истоки теряются во мгле раннеантичного мира, с социологией – наукой молодой, возраст которой не превысил еще и двухсот лет.

На современном этапе социология может рассматриваться как теоретический вывод из эмпирической конкретики, собранной исторической наукой на протяжении нескольких столетий. Верно и обратное: теоретический багаж социолога может качественно пополнить методологический арсенал историка.

Социологи с большим интересом используют исторический материал. Сложилась даже специальная дисциплина: историческая социология. Но дисциплина эта – в большей степени социологическая, чем историческая. В рамках этого направления созданы весьма влиятельные концепции. Это и мир-системный подход Иммануила Валлерстайна, теория элит Ричарда Лахтмана и многие другие. Отличительная черта этих работ – нацеленность на объяснение современности через социальные процессы в истории. Мир-системный подход показывает, почему западные страны более экономически успешны, чем Африка, Восточная Европа, Азия и другие периферийные территории[2]. Лахтман, указывая на различия в функционировании британских и, например, испанских элит показывает, почему капитализм в Британии развивался успешней, чем в Испании[3]. Есть крайне любопытная работа Эрика Хоффера, посвященная массовым движениям в истории, которая опять же обращена ко дню сегодняшнему[4]. Большую роль в современной социологической и политологической мысли играют работы Чарльза Тилли, в которых американский социолог развивает интереснейшую теорию о происхождении государства из рэкета. Причем, по мысли Тилли, эта глубинная родственность сохраняется и сейчас[5]. Однако, так или иначе упомянутые ученые в основном пишут о дне сегодняшнем, что, собственно и делает их социологами, а не историками в строгом смысле слова.

Итак, социологи интересуются историческими материалами и активно их используют. А вот обратная связь прослеживается гораздо слабее. Историки мало берут из методологического арсенала социологии. Работ, в которых исторический материал был обработан с привлечением социологических методов, – считанные единицы. Из последнего интересного можно вспомнить, пожалуй, только «Социальную историю России периода империи» петербургского профессора Б. Н. Миронова. Перспективы есть большие.

Облегчить студентам-историкам освоение азов социологического инструментария призвана эта книга. Это – цель вторая.

Периодически повествование будет прерываться фрагментами, выделенными кавычками. Они содержат личные наблюдения автора. В этих абзацах будут приводиться примеры, не претендующие на роль основания для широких обобщений, но иллюстрирующие обсуждаемый тезис.

Начать следует с азов.

Социология – наука об обществе как системе. В данном случае, прежде всего, следует понимать, что такое система? Несмотря на то что понятие это должны знать уже ученики старших классов школы, нередко настоящего понимания нет и среди студентов.

Во-первых, система предполагает наличие элементов. Далеко не всегда элементы существуют в реальности отдельно, как детали конструктора. Сам человек, рассматривая какое-то явление как систему, выделяет в ней элементы. Например, человеческое тело может быть мысленно «расчленено» на ноги, руки, туловище и голову. В реальности, конечно, голова и конечности составляют единство. Но мысленно делить это единство ребенок приучается еще в раннем детстве, когда осваивает язык: ему показывают картинку, и просят указать, где у человека находится голова, руки, ноги и пр. Таким образом, представление о том, что система – это сочетание элементов, формируется на уровне повседневного сознания в раннем детстве.

Во-вторых, понятно, что элементы эти должны быть связаны между собой.

В-третьих, это самое главное, но при этом не самое очевидное: система должна порождать качества, не сводимые к качествам отдельных элементов. Продолжая аналогию с человеческим телом, системное качество, какое есть у тела человека, но не у находящейся отдельно ноги, руки или головы, – это жизнь. Понятно, что ни рука, ни нога в отрыве от человека эти качеством наделены не будут. Кроме того, даже в случае, если органы не теряют связи между собой, но нового качества не образуется, можно говорить, что система (во всяком случае, в изначальном виде) уже не существует: перед нами уже не человек, а труп.

Как систему социологи рассматривают совокупность людей – социальную группу. Они абстрагируются от того факта, что группа состоит из самостоятельных личностей, которые на первый взгляд между собой не связаны. Группа рассматривается как целостный организм, в котором отдельные люди – лишь клетки, из которых этот организм состоит.