– Кстати, вам известно, что, кроме того, что он был полковником и резидентом югославской разведки, он также умудрился стать офицером британской, итальянской и швейцарской разведок?

– По поводу его принадлежности к британской и швейцарской разведкам – сомнений не возникало. Что же касается итальянской… Явное излишество. Даже для такого коллекционера чинов и агентур, как Бош. Нет, в самом деле разведка «макаронников» – в подобном перечне… Разве что речь идет об «изыске на любителя».

– В том-то и дело, что Бош до сих пор остается верным всем четырем разведкам. Даже югославской. В эмигрантском, антикоммунистическом виде её, конечно. Мало того, он пополнил свою коллекцию титулом агента ЦРУ. Как вам такой расклад, капитан?

– Намекаете на схожесть с ситуацией, вырисовывающейся на фоне судьбе полковника Пеньковского, который тоже может оказаться как минимум тройным агентом?

– Увы, это уже не просто намек. Недавно Ангел Бош объявился в Москве. Причем с паспортом на это же имя.

Малкольм выдержал паузу, вполне достаточную для того, чтобы отследить реакцию подчиненного. И в ожиданиях своих не ошибся.

– Но… в качестве кого он мог появиться здесь? – непростительно занервничал Дэвисон.

– В качестве законопослушного швейцарско-австрийского и швейцарско-канадского бизнесмена, участника того же международного форума бизнесменов, на который явился и наш британец Винн.

– Неожиданно, – задумчиво произнес капитан, даже не пытаясь скрыть свою взволнованность.

– Причем для всех… неожиданно. В том числе и для парней из Европейского отдела ЦРУ.

– Этот тип – один из самых странных и коварных, каких только способна вообразить себе человеческая фантазия.

– Иных отзывов о нем слышать не приходилось.

– Моей персоной он уже интересовался?

– Причем самым беспардонным образом, в стиле сицилийской мафии.

Дэвисон ощутил, как по спине его пробежала ледяная струйка панического страха. Во время своего пребывания в Швейцарии в качестве неофициального референта-адъютанта Даллеса, капитан точно так же панически боялся этого человека. Он почему-то был уверен, что этот подлый серб неминуемо расправится с ним, как расправлялся со многими другими. Благо после капитуляции Германии серб неожиданно передал управление «Горным приютом» своему юристу, а сам куда-то исчез, словно бы растворился. Все, кто только мог, бежали в нейтральную Швейцарию, чтобы спастись и по мере возможности легализоваться, а серб – наоборот, уходил из неё. Да к тому же – в подполье.

Дэвисону – исключительно по делам службы, подчиняясь жесткому приказу, – тоже пришлось покинуть благословенную богом Швейцарию, чтобы познать все прелести растерзанной сражениями Европы. Но таков был приказ. А вот зачем это понадобилось Ангелу Бошу? Кто в принципе способен был в те дни заставить «кровавого серба» уйти из своего альпийского «бункера»? Его, предводителя целого скопища наемных убийц?..

Впрочем, заниматься обстоятельствами исхода и вообще дальнейшей судьбой Боша в те сумбурные времена никакой возможности не представлялось.

– Когда перестаешь бояться, наступает то, чего ты боялся, – непроизвольно как-то произнес он.

– Позвольте? – напрягся Малкольм.

– Любимая поговорка серба Ангела Боша. Изречение какого-то древнего философа, истинный смысл которого начинаю постигать только сейчас. Кажется, я тоже не вовремя перестал бояться, сэр.

– Не та у нас профессия, чтобы предаваться подобным предостережениям, чьими бы устами они ни порождались, – тоже почему-то помрачнел полковник.

– О мемуарах моих тоже речь уже шла?

– Иначе я не стал бы прощупывать ваши послевоенные настроения и выяснять степень готовности заметок, сочинитель вы наш, – поучительно молвил атташе.

– Логично.

– Уверен, что очень скоро Бош сам выйдет на вас.

– Этот «умиротворитель Балкан» – да, он способен выйти на кого угодно.

– Как, впрочем, и югославская контрразведка.

– Как и контрразведка, – едва слышно пробубнил Дэвисон, однако тут же спохватился: – Позвольте, а при чем здесь югославская контрразведка? Насколько мне помнится, деятельности этого исчадия коммунистического кошмара я не касался.

– А вот и первый проблеск благоразумия, – вскинул брови полковник.

– Не из предосторожности, нет, просто…

– Обойдемся без исповедей, капитан, – жестко прервал его Малкольм. – И мой вам совет: просмотрите главы, связанные с американскими генералами и с Ангелом Бошем, еще раз. Только теперь уже – сугубо «ревизионно». Или «самоцензурно» – тут уж как вам на душу ляжет. Вдруг что-то из давно выстраданного и в чернильные словеса «облаченного», в наши дни покажется вам как автору неактуальным, некорректным, политически ничтожным, или, что еще хуже, общественно опасным. Что в моих рассуждениях «не так», Дэвисон?

– Они – образчик житейской мудрости, сэр, – грустно ухмыльнулся капитан.

– Наконец-то и вы тоже признали это. Хотя порой казалось, что вы так и не постигнете всю глубину моих проникновений.

– Поскольку это практически невозможно, сэр. Но так и быть последую вашему совету: просмотрю еще раз.

Вернувшись в свой кабинет, капитан тут же взялся за рукопись. Что ж, решил он, «самоцензурно» – так «самоцензурно». Что ни говори, а философ был прав: «Когда перестаешь бояться, наступает то, чего ты боялся».

Швейцария. Отель «Горный приют». Конспиративная штаб-квартира

Управления стратегических служб США в Швейцарии. Февраль 1945 года

Добротно выстроенный, «семейный», как его называли, пансионат «Горный приют» всегда казался настолько удаленным от мирских забот, и таким идиллически умиротворенным, что поначалу резидент Управления стратегических служб США в Швейцарии Аллен Даллес[9] всерьез задумывался: а не приобрести ли сразу же после войны этот пансионат в частное владение? Или хотя бы на год-второй поселиться в его «нагорном» крыле, чтобы основательно отдохнуть от всего этого безумного, войной и кровью инфицированного мира.

Возведенный на просторном взгорье, приют был спроектирован как бы в трех уровнях, при которых только центральная часть его «возлежала» на плато, чтобы с тыльной стороны её могли разместиться все хозяйственные пристройки. В то время как низинное крыло покоилось на высоком фундаменте посреди луга и буквально зависало над ущельем, а «нагорное» пристроилось на искусственно расширенном горном уступе, на изгибе хребта. Так что из окон одного из «нагорных» номеров, – на круглый год, на подставное лицо арендованных советником американского посольства Алленом Даллесом, – открывался прекрасный вид на усеянную аккуратными особнячками горную долину, рассекаемую – талантливо запечатленной кистью природы – медлительной речушкой.

Хозяин пансионата «сербо-итальянец Ангел Бош из Триеста», как он обычно называл себя, заслуживал уважения уже хотя бы потому, что принципиально не желал ничего знать о происхождении и роде занятий своих постояльцев. «Преступно снисходительным, и столь же преступно беспечным» – вот каким он представал в официальном восприятии шерифа местной полиции. Который, увы, и сам оказывался «преступно снисходительным, и столь же преступно беспечным» во всем, что касалось щедрого «добряка серба».

А тем временем… Всякого, кто поселялся в «Горном приюте», Бош тут же начинал воспринимать, как члена своей семьи. Другое дело, что номера он сдавал не менее чем на неделю, делая при этом скидки за каждые последующие три недели. Причем цены были вполне приемлемыми, а хозяин даже не скрывал, что благополучием своим обязан чему угодно, только не этому скромному заведению.

По существу, только Даллес знал, что на самом деле «Горный приют», точнее, его, имеющее отдельный вход, «нагорное» крыло, является центральной явочной европейской базой Управления стратегических служб США. Той самой базой, где любой пробравшийся в Швейцарию агент под прикрытием или нелегал – мог отдышаться, сменить документы и имидж, получить авиабилет в США или же, обретя обновленную «оперативную легенду», отправиться в очередную страну обитания.