Возвращается расстроенный Андрей.
– Леш, там мои «коллеги» подъехали, я увидел пару машин с конторскими номерами – пришлось уйти…
– Значит, больше не высовывайся, не хватало еще, чтобы тебя замели.
– Ты не понимаешь – они ведь сейчас что-нибудь обязательно придумают. Малейшая оплошность, и ребят начнут арестовывать.
Над площадью раздался голос, усиленный мегафоном. Кто-то их милицейского начальства потребовал от митингующих разойтись и очистить площадь. Грозился, что не подчинившиеся требованиям милиции будут задержаны. Обстановка постепенно накалялась, было понято, что нервы у начальства на пределе и уговоры долго не продлятся.
– Где же Гагарин, а? – Я уже сам начал в нетерпении постукивать ладонью по подоконнику
– Слушай, смотри! – дернул меня за рукав Литвинов. – Кажется, это Шолохов!
– Где?!
– Вон видишь, с Коганом и твоей Викой разговаривает.
Ребята окружили писателя, наперебой ему о чем-то говорят. Через пару минут за спиной Шолохова уже нарисовался какой-то милицейский чин. Влез в его разговор с ребятами, начал что-то всем доказывать, размахивая руками. Но как-то очень быстро заткнулся. Похоже, Шолохов его резко осадил, показав ему на транспаранты над головами студентов. Эх, услышать бы мне, о чем они сейчас говорят!..
Время шло, Шолохов продолжал разговаривать со студентами, милиционеры нерешительно топтались чуть в стороне. Разгонять митинг на глазах классика советской литературы, депутата Верховного Совета и члена ЦК они не решались. Тем более что тут же рядом крутились зарубежные журналисты, непрерывно ослепляя всех своими фотовспышками. Прибытие будущего Нобелевского лауреата вызвало ажиотаж в их рядах.
– Леш… а это, кажется, кто-то из американского посольства.
Трое мужчин действительно резко выделялись своим внешним видом на фоне скромно одетой публики, собравшейся на площади. Подошли к репортерам, потом с интересом начали прислушиваться к Шолохову и показывать друг другу на транспаранты. Вот только этой любопытной саранчи здесь и не хватало, и так у всех нервы на пределе…
– А наши-то парни задергались! – злорадно усмехнулся Андрей, кивнув на группу «товарищей», похожих между собой, как братья-близнецы.
И вот словно в довершение всей этой кутерьмы к Манежу подъехала «Волга», из которой вышел Юрий Гагарин. Спокойно осмотрелся и, увидев на возвышении перед входом в Манеж студентов с плакатами, бодро направился к ним.
– Андрюх, окно чуть приоткрой, сейчас начнется светопреставление…
Пока Литвинов возится с заевшим шпингалетом, Гагарин быстрым шагом прошел по «коридору» из милиционеров и неожиданно для них на середине пути свернул к демонстрантам. И теперь рядом со студентами стоял не только классик советской литературы, но и первый космонавт планеты. На площади тут же началось что-то невообразимое, весь народ в едином порыве качнулся к Манежу, чтобы увидеть Гагарина и услышать, что он будет говорить. Из-за невысокого роста, да еще и за спинами рослых милиционеров его трудно было разглядеть, и тогда люди просто начали подпрыгивать, чтобы увидеть всенародного любимца. А Гагарин тем временем поднялся по ступенькам и уже пожимал руки Шолохову и ребятам. А с одной из девушек, в ярко-голубом платке в горошек, он и вовсе обнялся, как со старой доброй знакомой. Приглядевшись, с удивлением узнал в девушке Светлану Фурцеву, которая тут же начала что-то с жаром объяснять Гагарину.
– С кем это он там разговаривает? – вытянул шею Андрей, наконец справившись с окном.
– С дочерью Фурцевой, Светланой.
– Во дает! А ее мать-то в курсе, что дочь в митинге участвует? А если ее загребут вместе с остальными?!
Я пожимаю плечами. Но если честно, смелый поступок Фурцевой-младшей приятно удивил меня. Понятно ведь, что даром ей участие в митинге в любом случае не пройдет. Мать ей голову открутит за такое своеволие.
Тем временем через оцепление милиции к Гагарину прорывается пожилой мужчина, на ходу распахивая старенькое пальто. На груди его несколько медалей и орденов. Ветеран с жаром начинает что-то говорить Юре, показывая на плакат с лозунгом «Пособников военных преступников к ответу!». Даже сюда доносится его громкий возмущенный крик, раздавшийся над площадью:
– Мы за это кровь свою на войне проливали?! Чтобы эти негодяи от ответа ушли?!
Усатый милиционер пытается успокоить разбушевавшегося деда, но тот выхватывает плакат из рук одного из парней и сует его под нос стражу порядка.
– Ты кого от народа охраняешь, майор?! – продолжает кричать он. – От генералов, совесть потерявших?!
Гагарину с трудом удается утихомирить деда, майор быстро исчезает, милиционеры смущенно отводят глаза. А репортеры все это азартно снимают. В руках одного из американцев даже появляется ручная кинокамера. Я только удивленно качаю головой – сам не ожидал, что плакаты про пособников вызовут такой резонанс. И откуда этот дед только нарисовался? Может, кто-то из родственников студентов? Наконец Гагарин с Шолоховым уходят, перед этим громко обещая народу на площади обо всем рассказать участникам Пленума ЦК.
Время близится к одиннадцати, и похоже, никто из ЦК больше здесь не появится, многие из них ведь в Кремль на служебных машинах заехали – через Спасские или Боровицкие ворота. Наш митинг свою задачу выполнил – возмущение студенческой общественности до участников пленума донес, внимание иностранных репортеров к беззаконию властей привлек, к тому же оттянул на себя часть милиции. Сейчас еще постоим минут сорок, и можно расходиться – дальше мучить ребят в общем-то бессмысленно. Милиция теперь мирных студентов трогать побоится, но провокаций нам лучше избежать.
Но интересные события на этом не заканчиваются. К ребятам через милицейский заслон пробираются какие-то пожилые женщины. Наши их точно знают – видимо, это кто-то из библиотеки МГУ – она ведь совсем рядом, буквально в двух шагах, только проспект Маркса перейти. Сердобольные тетушки принесли с собой термосы и свертки с бутербродами. Пока одна раздает ребятам еду, две другие разливают по стаканчикам горячий чай, от которого на холоде поднимется пар. Журналисты тут же бросаются снимать и эту трогательную сцену. Я им даже по-хорошему завидую, репортаж может получиться – закачаешься! К таким кадрам, да если еще классный текст написать – это же можно Пулитцеровскую премию отхватить! Весь мир снимки обойдут – прямо как тот студент, стоящий напротив танков на площади Тяньаньмэнь.
– Я бы сейчас тоже от чая не отказался, – мечтательно вздыхает Литвинов.
Но ответить ему я уже не успеваю. Где-то вдалеке раздается надрывный рев двигателей бронетехники, а потом вдруг воздух сотрясает удар и последовавший за ним треск ломаемого железом дерева.
Началось! Народ на площади дружно бросается к ограде Александровского сада, пытаясь рассмотреть, что происходит у Боровицкой башни. Кагэбэшники срываются на бег первыми, следом за ними громыхает подковами сапог по брусчатой мостовой доблестная милиция. Туда же, к Боровицкой башне, понеслись журналисты и часть наших парней. Мы с Литвиновым, не сговариваясь, взбираемся по железной лестнице на чердак, а потом вылезаем через слуховое окно на крышу дома. Успеваем увидеть, как один из пяти бэтээров, развернув орудийный ствол назад, разгоняется и снова налетает на ворота, закрывающие проезд в Боровицкой башне. С третьего удара ворота наконец сдаются, и колонна БТРов врывается в Кремль.
– Ни хрена себе… – тихо офигивает Литвинов, – кому рассказать – не поверят!
– Угу… Ни в сказке сказать, ни без мата обойтись…
Нет, я, конечно, уже все понимал про Мезенцева еще с прошлого раза, но чтобы так… борзо штурмовать бэтээрами Кремль?! Ну, Степан Денисович жжет!
Похоже, генералы настроены решительно и пойдут до победного конца. Да уж… у иностранных журналистов сегодня точно звёздный час!
Андрей неожиданно хмурится:
– Русин, а ты чего все за грудь держишься? Сердце пошаливает или дышать трудно?
– Да нет… это что-то другое. Не переживай.