– Не надо бояться, об этом знаем ты и я, если только мы сами где-нибудь не проболтаемся. Если даже кто-то догадается, то доказать эту связь будет невозможно. А умные люди эту связь между Воландом и Сталиным почувствуют. Но это лишь чувства, предположения и не более, а в остальном это мистическое произведение: дьявол, говорящий кот и так далее. Итак, продолжим разбор главы «Варьете»: как ты поняла сцену, где наши женщины кинулись одеваться в европейские салоны?

– Это просто. Советская власть нам уже десять лет твердит, что мы будем жить не хуже европейцев. Это лишь на словах, а если взглянуть на нас, женщин, то мы просто нищие, словно в нижнем белье, как те женщины, что выбегали из Варьете. Так и есть, нас дурит Воланд. А мы, дуры, верим, что однажды станем модницами, как в этом Варьете. Нам всегда хочется красиво одеваться, а не носить дешевые тряпки. Как жалко наших женщин!

– Видишь, если задуматься, то главы раскрывают свой смысл. Умные люди поймут, а вот простые – вряд ли. Я знаю, что мои книги не будет читать рабочий класс, им нужно развлечение, чтоб меньше думать.

– А зачем Коровьев и кот оторвали голову конферансье? Я не поняла, сам скажи. В нем тоже есть смысл?

– Хорошо, начнем с самого начала. Воланду подают кресло – заметь, не стул, а кресло. Это трон. И он пронзительными холодными глазами изучает свой народ. Все молчат, охваченные волнением. И первая его фраза гласит: это всё тот же народ (что был до революции, до переворота), и лишь квартирный вопрос испортил их. Воланд прав, коммунисты отобрали квартиры у состоятельных людей и стали раздавать тем, кто готов служить партии. Кто против, те окажутся на улице, без крыши над головой. Раздача квартир, как самый сильный способ принуждения, изменила сознание людей. И ради этого интеллигенция готова на подлость. Например, наши литераторы состязаются между собой в написании лживых романчиков о подвигах коммунистов, восхваляя новую власть и ругая прежний строй. Также тем, кто вступил в партию, раздаются должности, да и просто рабочие места на фабрике. Квартирный вопрос растоптал души людей, сделал нас угодниками, словом, низкими людьми.

– Эта игра коммунистов мне ясна. Я спросила тебя о конферансье, зачем ему голову оторвали?

– Он поплатился, потому что невольно сказал правду о Воланде, что его фокусы – это не более чем гипноз народа. Сталин такое не прощает, как и любую критику.

– Тихо говори, – зашептала жена, приложив палец ко рту, – ты же знаешь, что у нас тонкие перегородки стен, и соседи могут услышать.

Увлеченный Михаил понизил голос:

– Вот за это и поплатился конферансье. И заметь, идею оторвать ему голову исходила не от самого Воланда, а народа в зале. То есть получается, что Сталин тут ни при чем, и, более того, он выступает в роли гуманного вождя, который сам предлагает вернуть голову конферансье.

– Я вспомнила толпу людей перед зданием суда, которые кричали: «Смерть предателям!», когда судили людей, недовольных политикой Сталина. И действительно, создавалось впечатление, что их смерти требовал народ, а не вождь.

– Ну как, я ловко замаскировал суть этой главы?

– Да, удалось, хотя на душе всё равно страшно. Михаил, прошу тебя, не пиши этот роман, а вдруг чекисты узнают? Тогда мы потеряем всё и опять окажемся в бедности, а ведь сейчас мы так счастливы. Да и тебя могут арестовать.

– Я понимаю тебя, сам счастлив, но иначе не могу. Я не могу молчать, когда процветает столько зла, несправедливости. Ты не бойся. Я всем буду говорить, что это мистический роман про дьявола, это фантастика. И в самом начале романа я поставлю цитату из Фауста, и это собьет с толку цензоров.

Люси задумалась и все же согласилась с мужем, так как была увлечена этим романом, и ей хотелось продолжения.

– Если Воланд – Сталин, то кто же Коровьев и кот? Это, должно быть, приближенные вождя.

– Сама догадайся, на кого похож кот Бегемот? Вспомни близкое окружение Сталина.

Жена воскликнула: «Неужели Молотов? А ведь он похож, его усы, глаза».

Миша тихо засмеялся и кивнул головой.

– А на кого же похож Коровьев? Не отгадаешь. Внешне он не совсем похож, но своим характером – подхалим, услужливый, всем готов угодить – это Каганович – новый человек в его окружении, и говорят, что предан, как верный пес.

КРЕМЛЬ

Сталин с трубкой во рту расхаживал по широкому кабинету. Через полчаса он должен был ехать в Большой театр на спектакль «Дни Турбиных». Каким по счету было это посещение, вождь уже не знал. Вдруг он открыл дверь в приемную, где за столом сидели и печатали два секретаря – женщины средних лет, – и сказал им ласково:

– Надюша, вызовите ко мне нашего министра культуры Луначарского.

Секретарь подняла черную трубку и попросила соединить ее с министром культуры. На том конце трубку подняла секретарь Луначарского и ответила, что в данный момент Анатолий Васильевич дома, возле умирающей матери.

– Позвоните ему домой и сообщите, что его ждет товарищ Сталин.

– Но у него мать при смерти, Анатолий Васильевич поехал, чтобы проститься с нею.

– Государственные дела важнее, чем личные. Пусть срочно явится в Кремль, – и опустила трубку на рычаг.

Спустя пятнадцать минут Луначарский уже спешил по коридору в кабинет генерального секретаря. Среди старых коммунистов он пользовался уважением своей образованностью и культурой. Он спешил к Сталину, так как стал его бояться, хотя в прежние годы отношения были дружескими. Он видел, что случилось с лидерами революции, такими как Троцкий, которого он выгнал из страны, а также с Каменевым и Зиновьевым, которые сидели в тюрьме. Теперь, изгнав из Политбюро всех старых большевиков и став единоличным правителем, Сталин показал свое истинное лицо. Если царь ссылал бунтовщиков в Сибирь всего на три года за призывы к свержению власти, то Сталин меньше десяти и расстрела не давал. И это – лишь за несогласие с его политикой, хотя такие репрессии начались еще при Ленине.

– Заходи, Анатолий Васильевич, садись, – и указал на диван, и сам присел рядом. – Как идут дела в культуре, как наша интеллигенция переходит на сторону Советской власти? – спросил генсек своим глухим голосом.

– Переходит, но медленно.

– Почему так, ведь дал Вам такой мощный инструмент, как «квартирный вопрос»?

– Да, это помогает, но квартир мало, а желающих стало много. Например, в Союзе писателей собралось пять тысяч писателей и поэтов, а мы лишь двести квартир имеем.

– Нет у нас нет больше квартир, мы почти не строимся – нет денег.

– Но сейчас строятся шесть дорогих, красивых зданий…

– Столица должна быть красивой, чтобы гости из-за рубежа видели, что новая власть тоже может строить. Это для украшения. Надо квартиры давать только тем, кто пишет хорошие книги, воспевающие социализм и его достижения.

– Таких произведений много, но они слабые.

– Почему до революции наши писатели писали хорошо, а теперь у них не получается?

– Можно, я скажу откровенно, Вы не обидитесь?

– Конечно, говори, ведь мы с тобой – старые коммунисты, много трудностей повидали.

– Эти писатели и поэты пишут не от души, поэтому у них не получается, тема социализма им чужда. Они пишут ради квартир и куска хлеба.

– Ладно, ты у нас министр, ты и думай, как сделать так, чтоб писали лучше, сделайте им бесплатные путевки на море, – стал сердиться вождь.

– Это мы делаем…

– Я говорил, чтобы при Союзе писателей открыли дешевые рестораны с деликатесами, хотя народ еще живет впроголодь.

– Это мы уже организовали, спасибо Вам за заботу. И деятели искусства ценят это и выражают Вам благодарность.

– Мне не нужна их благодарность, – закричал Сталин и, встав, с места, стал ходить по кабинету. – Мне нужны такие произведения, чтобы люди поверили в идеи социализма, чтобы верно служили нам. А вместо этого что вы ставите в театре? «Дни Турбиных». Разве это то, что нам нужно? Это ностальгия по прошлой жизни, это шаг назад, а не вперед. Хотя в конце белые офицеры признают торжество большевизма.