– Не понимаю, зачем тебя взяли, – ворчал Сергеев, хотя в глубине души понимал, что только технически грамотные бойцы смогут воевать со столь сложным оружием. – Запоминай. Разборка автомата Фёдорова начинается с отсоединения магазина. Вот так. После передёргиваем затвор, проверяя наличие патрона в патроннике, далее достаём шомпол…

Три дня мы провели на стрельбище и полигоне, где нас тренировали бойцы разведроты. Хотя мы не должны были участвовать в боях, но командование решило, кашу маслом не испортишь. И гоняло нас в хвост и гриву.

Эшелон был литерный, и на станциях мы не задерживались: ноги размяли, кипяток взяли – всё, вперёд! Только паровозы меняли, словно коней, удивительно, но факт, видать, припекло где-то. Летели как угорелые. Две теплушки и четыре платформы с техникой спешили в Читу.

– Эй, молодой, – вывел меня из лёгкой дрёмы голос Сёмки Перфильева.

Кстати, на молодого я не обижаюсь, но вот подначки уже начинают раздражать. Только-только человека из него сделали, гегемон хренов. Как же, технический специалист!

– А чагой-то тебе автомат дали? И пистоль?

– А это для того, чтобы ты спрашивал, – перефразировал я Шарля Перро. – И вообще, – не дав ему встрять, продолжил уже в открытую хохмить над ним, – мне и карабина хватило бы с наганом, естес-сно.

Вот от последнего Сёмка помрачнел. Да и народ понимающе начал усмехаться. Ему револьвер, как и пистолет, не положен, а мне, как водителю броневика, да.

– Но ничего, я тебя научу. Берёшь перо и бумагу… Невольные зрители уже кое-где старались скрыть смешки.

– …И пишешь рапорт на имя помкомвзвода товарища Медведева. – Игнорируя откровенный хохот, я продолжил: – В нём указываешь, что тебе необходимо вооружиться автоматом Фёдорова и пистолетом Кольта.

– И после получить кучу нарядов, – заржал Сёмка. Парень он компанейский и дуться долго просто не способен. – Нет уж, я как-нибудь с карабином побегаю…

Чем дальше на восток, тем больше было подробностей о схватках с китайцами. На станциях узнавали новости о боях, в которых мы несли потери. Количество убитых и раненых разнилось у каждого рассказчика, но всё это не способствовало высокому духу. Кроме этого, шёпотом рассказывали о зверствах, творимых над попавшими в плен красноармейцами. Чего скрывать, не по себе мне стало, уж больно много их было, судя по рассказам. Поездка уже не казалась мне лёгкой прогулкой, где я должен быть во втором эшелоне. А вот и неправда ваша! Придётся и вам, молодой, хех, человек, шкурой своей рисковать. Похожее настроение царило и у остальных бойцов. Даже Вася перестал ехидничать над «работниками ключа и кувалды».

– Значит так, слушай меня внимательно, – обвёл глазами теплушку помкомвзвода Медведев.

Народ примолк, хотя номинально Медведев был в другой части. Свою фамилию он оправдывал полностью. Здоровый, под два метра, помкомвзвода очень походил на хозяина тайги. И, несмотря на свои сорок лет, был подвижен, как молодой мангуст.

– Гляжу, нюни распустили. Ах, стреляют там. А вы что хотели? И рыбку съесть и… не сесть? Вызывали добровольцев, и почему-то никто не отказался. А сейчас у всех полные штаны? Ему, – указал он на меня, – ещё можно причитать. Пару минут. Сдрейфишь – выкину, – жёстко произнёс он, глядя мне в глаза. – А вы, родненькие, будете пахать и пахать. И пусть кто-нибудь попробует наложить в штаны. И не выполнит приказ. Я ему не позавидую. Всё. Дольше речуг толкать не буду. Вышвырну обратно и заодно слово скажу, что вас даже золотарями не возьмут.

Народ выступать не стал, затих. Да и спорить с бывалым унтером ещё царской выделки никто не решился. Степан Иванович воевал с пятнадцатого в бронеотряде на Юго-Западном фронте, участвовал в Луцком прорыве, где горел в подбитом немцами «остине». Имел два Георгия. И авторитет его в рембате был незыблем. Караулы на платформах с техникой были увеличены, личное оружие блистало чистотой, короче, Иваныч устроил такой аврал, что времени на посторонние мысли просто не было. Все эти меры подействовали, и на третий день порядок был восстановлен.

Лёжа на нарах после смены караула и под убаюкивающий перестук колёс, я вспоминал разговор с Петром. Он выловил меня в последний момент уже на плацу перед построением.

– Лёха, ты молоток! – хлопнул он меня по плечу. – Извините, – это к супруге нашего командира, которую он, похоже, оглушил своим криком. – Блин, пошли вон туда, здесь не поговорить.

– Не знаю, для меня это совершенно неожиданно, – развёл я руки.

– Из бригады только взвод едет, – с тоской произнёс Пётр.

Было видно, как он отчаянно завидует мне.

– Петь, ремонтники едут. Пойми, не будем мы в атаку ходить, – пришлось вбивать в его голову прописные истины.

– Плохо, – невпопад посетовал он, похоже, друг слегка повредился головой от переживаний.

– Что «плохо»? Ты что, думаешь, мы между делом должны в атаки ходить? – От удивления у меня едва челюсть не отвисла.

– Нет, Лёх, ты меня недослушал. На собрании… – начал Петька.

– Ты там о чём трепался? – прошипел я, стараясь понять, что этот идиот мог там наболтать.

– А, тьфу ты, совсем рехнулся! Как тебя взяли, не представляю! Теперь хайло закрой и не перебивай дядю Петю. На следующем собрании ты должен был рассказать биографию и почему тебя у нас не приняли в КИМ. Я там тебя рекомендовал, как надёжного товарища. И что мне прикажешь делать? На следующей неделе собрание, а тебя нет. И я стою, как баран. А меня из президиума Машка так ехидно спрашивает: «А где у нас товарищ Мельников?» А мне отвечать категорически нельзя. Ну, не говорить же: «Убыл данный товарищ в командировку на КВЖД, но писать обещал». Представляешь, что будет? – Под конец Петька сам чуть не ржал, представляя в красках эту картину.

– А ты к начтеху зайди. Он мужик с понятием, что-нибудь придумает, – подкинул я ему идею.

– Точно. Если не можешь справиться с неприятностями, переложи их на мастера.

Заводская шутка подняла настроение.

– Твоему отцу с оказией передам письмо.

– Петь, тут такое дело… – Я не знал, как покультурнее сказать, что слышал разговор о себе.

– Лёх, слушай внимательно, – понизил он голос. – Машка проведала, что ты едешь, и начала вонять.

– Откуда она узнала?

Мне стало не по себе. Такая тварь могла доставить неприятности не только мне, но и командирам. И ничего смешного! Запросто прилетит всем – и кто в кабине, и кто в кузове!

– Подопригора рассказал. Ты же его знаешь…

Это точно, не боящийся ничего комиссар разведчиков терпеть не мог женских истерик. В любой форме.

– Могу представить… – Сплюнув, я мысленно обложил стервозину самыми чёрными словами. Чтобы икалось сильнее.

– Лучше не надо, спокойнее спать будешь, – зло произнёс Пётр. – Крик она пока поднимать побоится, но потихоньку начала капать всем на мозги. Со мной у неё финт не прошёл, и она озлобилась.

– В каком смысле?

– В прямом. Мол, ты из «бывших», ну и понесла ахинею о пролетариате. Я её вежливо и послал…

– Ты что, сдурел? – заволновался я. – Ты что о себе вообразил, бессмертный, что ли? Такое не прощается. Ладно, я…

– Эх, хреново ты обо мне думаешь. Я тебя, Изю и Митьку давно знаю. А эта лахудра классовую теорию начала рассказывать. – Плюнув, он махнул рукой. – Одним словом, Лёх, как там твой батя говорил? Со щитом…

– Или на щите, – продолжил я.

– Я те дам «на щите». Не вздумай подохнуть, понял?

– Понял, понял.

– Вот, другое дело.

– Слыш, Хват… – Уши просто пылали. – В общем… Короче, извини, я думал, что ты…

– Мельник, у тебя с головой нормально? – участливо спросил Петька. – Нет, и ты подумал, что я продал тебя за карьеру там? – едва уловимо кивнул он на здание, где располагался политотдел. – Ясно. Сворачиваем эту тягомотину. Извинения приняты. Что взять с убогого.

Чита встретила нас мелким противным дождём. Скорее даже дождиком, но водяная пыль быстро пропитала одежду. И так невысокое настроение у всех в данный момент находилось на уровне плинтуса.