В этот момент по всему зданию разнесся пронзительный детский плач. Надрывные всхлипы эхом отражались от стен пустых коридоров и въедались в кору головного мозга. Алмаз наспех перетянул руку куском полотенца и вышел на лестницу. Первый пролет. Плач все не унимался, а, наоборот, с каждой секундой становился все громче и громче. Голова начала гудеть еще сильнее, казалось, ребенок надрывается над самым ухом и стенания эти становились невыносимы. Второй пролет, коридор этажа. Вроде пусто, звуки идут явно с третьего. Еще два пролета. Уже на верхних ступеньках Алмаз заметил, как судорожно мерцал свет ламп в коридоре. Воздух резко пах медикаментами, вороша в голове воспоминания больничных коек. Поворот от вестибюля. Прямо посередине длинного коридора на бетонном полу сидел маленький ребенок, месяцев десять - одиннадцать от силы. Полностью голый, только кожа была покрыта странными багровыми разводами. Ребенок сидел почти неподвижно, даже хлипкие плечики не двигались с места. Но неестественно громкий плач, как вой сирены, резал уши. Алмаз сделал несколько шагов к ребенку и все звуки затихли. Воздух словно застыл. Младенец медленно повернул голову, неестественно, как сова, на сто восемьдесят градусов. И на Алмаза посмотрели те же пронзительно голубые глаза. Но на этот раз это был не сон. Ноги Алмаза подкосились, и он, потеряв опору, сполз по стене. Младенец еще несколько секунд сидел с повернутой головой, затем руки и ноги его жутко изогнулись и приподняли хлипкое тельце над землей грудью вверх. Ребенок походил на нереальное, вырванное из самых мерзких кошмаров, подобие паука. Узенькое тело грудью вверх слегка раскачивалось на руках и ногах. Младенец сделал один неуверенный шаг в сторону Алмаза, перебирая худыми конечностями. Еще один шаг, уже более уверенный и быстрый. Алмаз наблюдал за ребенком, как завороженный. Когда маленькое тельце в потеках приблизилось на несколько метров, Алмаз истошно завопил и сам пришел в себя от собственного крика. Подскочив на ноги, он бросился к лестнице, перебирая руками по стене. Вылетев в вестибюль этажа, Алмаз не рассчитал скорость и всей массой налетел на небольшой участок стены. Свежая штукатурка неожиданно провалилась внутрь, увлекая его за собой. Алмаз почувствовал, как летит вниз вместе с обломками кирпича и клубами пыли.
Он пришел в себя от сильной боли в спине. Ощупав руками пол, Алмаз понял, что лежит на голом бетоне. Рядом валялись обломки стены, цементная пыль тонким слоем покрыла одежду и противно щипала в носу. Приподнявшись, он сел и схватился руками за голову. Перед глазами плясали темные круги. Затылок странно холодило, и по шее стекала теплая и липкая струйка. Внезапно все тело скрутило приступом рвоты. Желудок был пустой, и с кашлем из горла вырвалась лишь горькая темная жидкость. Откашлявшись и вытерев губы рукавом, Алмаз встал на ноги, опираясь на стену. Судя по узким стенам, он стоял в бывшей шахте лифта. Свежая кладка на месте бывших дверей просто не выдержала его удара. Слева от него на небольшой высоте, Белым прямоугольником светился проход. Собрав все силы, Алмаз залез на уступ и вышел в широкий коридор, по больничному облицованный мелкой голубой кафельной плиткой. Лампы дневного освещения гудели под потолком, вкручивая в череп невидимые шурупы боли. Алмаз сделал несколько неуверенных шагов, его отражение, сотнями маленьких фигурок, заплясало на глазури кафеля. Справа виднелась стеклянная дверь, за которой голубыми маяками светились мониторы. Неуверенно потянув ручку на себя, он вошел в просторную комнату, полностью заставленную компьютерами и мониторами. Все столы были завалены пустыми стаканчиками из-под кофе и пакетами от чипсов и шоколада. Алмаз опустился в стоящее возле стола с мониторами кресло. В голубоватых экранах, статическими картинками, застыл весь санаторий. Алмаз почувствовал себя гигантским пауком, смотрящим сотней глаз сразу по всей охраняемой территории. Главный вход, ворота, все тропинки, вестибюли этажей, казалось, не было такого места, которое бы не попадало в зоркий взгляд фасетчатых глаз. Алмаз нашел вид с камеры в вестибюле третьего этажа. Коридор был пуст, ни каких паукообразных детей, лишь огромная дыра зияла в стене черной кляксой. Ребенка так же не было видно ни на одном другом мониторе. Алмаз обхватил голову руками. Что же с ним происходит, черт возьми! неужели у него съехала крыша и это просто галлюцинации. Но ведь все было так реально! Он четко вспомнил громкий плач, бьющий по ушам, неестественно выкрученные ручки и ножки. По коже пробежали мурашки. Если это галлюцинации, то у него дьявольски больное воображение. Но куда он попал сейчас? В здании не было никаких коридоров с плиткой. Неужели это все время находилось под ним, за массивной дверью, закрытой на амбарный замок? Алмаз решил обойти весь подвал и внимательнее осмотреться. Соседняя дверь так же легко открылась, как и предыдущая. В небольшой комнате столь только столик, заваленный кипами старых папок, и облезший стул из фанеры. Придвинув стул, Алмаз начал копаться в папках, пытаясь найти ответы. И он их находил. С каждым открытым разворотом все более невероятные факты выстраивались перед ним в логическую цепочку.
Здания так называемого "санатория" построили еще до войны. Сначала здесь располагалась клиника, во время войны сюда свозили раненных с южного фронта. После капитуляции Берлина, "санаторий" засекретили, местные врачи проводили аборты дамам высшего эшелона, скрывающим свой мелкие грешки, дабы не попрать моральный облик общества. В это время в США вспыхнула волна исследования химического и бактериологического оружия, и санаторий плавно переквалифицировался в лабораторию по разработке новых видов оружия. Секретными этапами со всей страны сюда свозили "отказников", грудных детей, от которых отказались нерадивые мамаши. Над младенцами ставили чудовищные эксперименты - юный, не обремененный заболеваниями, организм оказался идеальным материалом для экспериментов. Да и кто будет искать детей, от которых отказались собственные матери и которые по документам даже не рождались?
Так вот в чем причина его видений! В этих стенах мученически умирали сотни, а то и тысячи маленьких и вовсе не рожденных детей. Светлые и не испачканные грехом души нехотя покидали хлипкие тела, под пристальными взглядами изуверов врачей и ученных. Их непонимание, боль и чистая, первозданная ярость годами аккумулировалась в стенах здания. И теперь они ищут выхода, они хотят, чтобы кто-то ответил на их немой вопрос: " За что?" И именно он - Алмаз оказался в самом эпицентре погребального саргофака многих детских жизней. Но для чего все эти камеры? Кому нужно наблюдать за всем этим? Оставаться и дальше в санатории, Алмаз не видел смысла. Опираясь на стену, он вернулся к шахте. На высоте двух метров виднелись свежие следы кладки и небольшой уступ. По соседней стене поднимались стальные перекладины лестницы, видимо оставленной рабочими для удобства. С трудом забравшись по ступенькам, Алмаз встал на уступ и пошарил рукой по стене. На его счастье в кладке имелись небольшие щели между кирпичами. Обдирая кожу, он засунул пальцы в неглубокую щель и потянул на себя. Кирпич нехотя скрипнул, но немного поддался. Слегка раскачивая из стороны в сторону. Алмаз вытащил рыжий брикет и выбросил его в шахту. Следом за ним туда же отправились еще несколько штук. В образовавшийся проем хлынул бледный свет ламп. Вскоре Алмаз смог протиснутся в дыру и стряхнуть крошки цемента уже в коридоре.
Низкое небо было затянуто темно-серыми, почти черными тучами, поливающими исходящую туманом землю, тугими струями дождя. Алмаз не мог понять, сколько сейчас времени, стрелки его верных часов застыли на половине пятого. Выйдя из-под навеса крыльца, он закинул голову назад, подставляя лицо под прохладные капли. Свежий воздух слегка облегчил головную боль, но лишь слегка. Алмаз решил отправиться в город пешком, не дожидаясь машины проверки. У него было много вопросов, которые он хотел задать, и сделать это следовало незамедлительно. Подойдя к воротам, он подобрал нужный ключ и откатил массивную створку, оглашая весь окрест пронзительным скрипом. Избитая дорога, тянувшаяся от самых ворот, тонула в густой и мрачной пелене тумана. Ботинки по щиколотку утопали в размокшей грязи, противно хлюпая. Вода быстро просочилась через швы, и хлюпать начало и в ботинках. Алмаз удалялся от злосчастного санатория, который призраком таял в тумане. Голова по-прежнему гудела, несколько раз повторялись приступы тошноты, но Алмаз силой воли перебарывал их. Сильно саднила порезанная рука, повязка все время сползала в сторону и к запекшейся крови налила черная грязь. Сумрак сгущался, окутывая Алмаза липкими щупальцами тумана. Одежда быстро промокла и плотно облепила тело. Он почти не видел дороги, даже фонарь бы тут не помог: дождь вкупе с туманом плотной завесой укрывал путь. Вскоре вдалеке замаячили размытые огни. Вроде так близко не должно быть никаких зданий. Алмаз убыстрил шаг и вскоре из тумана вырисовались знакомые ему очертания белой трехэтажки. Неуверенно сделав еще несколько шагов, он остановился перед открытыми воротами. Неужели он просто заблудился в тумане и вернулся обратно? Да, после такого удара головой можно было потеряться. Развернувшись, Алмаз высмотрел под ногами обочину и, ориентируясь по ней, зашагал от ворот. Как он помнил, дорога была прямая, без развилок и сильных поворотов. Туман опять окутал его, ощупывая кожу промозглыми пальцами. Монотонное чавканье грязи под ногами, как тиканье часов отмеряло время его пути. И снова в зыбкой пелене показались неяркие огни. Белое здание с темными провалами окон выплыло из тумана уже как неизбежность. Алмаз опустился на колени и обхватил голову руками. Крупные капли дождя звучно шлепались в раскисший суглинок, обрызгивая всего Алмаза мириадами грязных брызг.
