– Доктор! Покажите-ка мне, будьте добренький, как тут заказывают борщ! И хорошо бы, чтоб как у мамы, потому что моя мама по борщу инженер. – Александр вопросительно поднимает бровь – И вы, доктор, обязательно сейчас покушаете маминого борща! – Сережка говорит это умильно просительно и властительно непреклонно одновременно, и сам способный на такие наполеоновски оксюморонные интонации Македонянин такое вполне оценивает, беспрекословно прихлопывает на лоб Серёжке парную мнемофлешку (тот немедленно подмигивает и корчит рожу, изображая с помощью чистейших пальцев чертёнка с рожками) и, сверяясь с их переливами, набирает команду для синтезатора. Панель по всем правилам, на вышитом полотенце, выдаёт расписную украинскую миску с расписной русской ложкой: малиновое борщевое море и сметанный айсберг, облако пара, от которого у Александра невольно дрогнули ноздри. Сережка при виде и запахе борща по детски горестно поднимает брови домиком, беззвучно шевелит дрожащими губами:

– Мама… – и берет себя в руки прежде чем увидел это Александр, расплывается в великолепной улыбке, тараторя ласково и настойчиво: – Непременно покушаете! Думаете если я недавно проснулся, я не понимаю что вы от меня давно не отходите? Я же целенький стал и не болит ничего. Не старайтесь, пожалуйста, заставить меня забыть мою смерть, я не маленький, по ночам реветь не буду.

Уже взявшийся хлебать борщ (кстати с большим аппетитом, явно проголодаться успел) Александр просто выронил ложку, хорошо не в еду, а то были бы всюду брызги красивого малинового цвета:

– Курос калон… дитя мое. Ты чувствуешь психотехнику?

Сережка задумчиво наматывает на пальцы, как на бигуди, и без того вьющиеся волосы:

– Технику я вообще люблю. Всякую. А что вы из моей памяти хотите повытаскивать кой-чего, просто слышу. И вытащить не дам, уж не обессудьте…

Александр, все ещё обалдевая:

– Бааатюшка Дий… психир, да ещё какой силы… – деловито: – Сергей, ты не хотел бы стать медиком…? Как я?

Сережка – отчаянно почёсывая в затылке, но при этом не забывая напихиваться всем что под руку попадается:

– Кто-кто я… ага, понял, в этом вашем прошлом-будущем доктора вроде гипнотизеров. О! Я тоже, стало быть? Со способностями? Законно… хочу научиться! А ещё кем мне можно стать? Это очень, очень правильный рай, товарищ доктор. Настоящий советский… – хитрованисто смотрит на справившегося с удивлением и с удовольствием поедающего борщ Александра и поясняет:

– Рай, в котором надо не молиться, а работать! Александр Филиппович, вы будьте покойны. Все сделаю чики-пуки… ой, простите, как надо!

Под его слова мелькают кадры, где Сережка: показывает возможности мнемофлешек девице в причёске и на шпильках, оба украшаются флешками и отплясывают черти что, но талантливо. умирает под руководством типичного отличника, который решил его с помощью этих флешек чему-то очень математическому научить, пытается от отличника дать тягу, но отлавливается совместными усилиями светловолосого паренька и чернокосой красавицы – оба от флешек без ума и ходят с десятком на голове.

Сдавшийся на милость победителей Сережка картинно хватается за грудь и артистически стреляет себе в висок из указательного пальца.

При этом выясняется, что Александр снова в платье (на голове диадема княжеского дома Аргеадов, причём парадная, из золотой фольги) и сидит перед Колчаком, одетым по форме Черноморского флота, со всеми орденами и жутко целеустремленным.

Колчак, показывая Александру голографическую таблицу с помощью планшета:

– Согласно психофизиологическому вектору у молодого человека выдающиеся способности к навигации и пилотированию!

Александр – поправляя окольцованным и наманикюренным пальчиком в таблице:

– И не менее выдающиеся способности к хирургии и хронопсихологии! Колчак:

– Государь! Мне нужен такой астронавигатор!

Александр:

– Наварх, мне нужен такой хрониатр! (Хрониатрия – часть медицины, специализирующаяся на выходцах из прошлого)

Необходимый им обоим специалист (в форменке и фланельке матроса императорского флота России, клеши отутюжены, ботинки сверкают, чуб воинственно торчит из-под бескозырки с георгиевской лентой, в руках любовно вертится матросский тесак, жуткий такой абордажный ножичек длиной с кортик, но гораздо массивнее, по этому костюму уже понятно, что он выбрал), сидит тут же и прикидывается ветошью. Крайне неуспешно – оба оборачиваются к нему и хором спрашивают друг у друга:

– Может у него самого спросить?!!

Сергей – водя глазами то на одного, то на другого и явно мечтая раздвоиться:

– А если… если я буду врач на корабле???..

Александр и Колчак серьёзно переглядываются – и норовят одновременно заключить Серёжку в объятия, а он присвистывает и приседает между ними, так что Македонянин с адмиралом обнимают друг друга, смеются, смотрят на то, что Сережка им показывает на браслете: кадр из мультика Жили-были Кит и Кот, когда академик по китам и академик по котам услышали от ребёнка «поменяем кит на кот»… – и не против, когда Сергей обнимает их обоих…

Сережка – нежно держа этих титулованных за плечи:

– И Любушка со мной будет на судового доктора учиться…? Александр, разом все поняв, ворчит просто по стариковски и становится видно, что не так он молод, как кажется:

– Сия твоя Агапе… (Люба и одновременно предмет воздыханий по древнегречески) сущая аулетрида (флейтистка, актриса на подхвате), прости батюшка Дий! Только театр в голове… только театр… при таких дарованиях… несерьезная, несерьезная девица. Однако… – Колчак героически пытается сохранять отстранённый нейтралитет и отчаянно глотает неприличное в присутствии августейшей особы хи-хи. Сергей с важностью кивает на каждое царское слово и готовно отзывается на паузу после слова «однако»:

– Честное комсомольское, ваше величество (на выслушавшего данную фразу Колчака стоит посмотреть) убежу… убежду… уговорю учиться!

И при этом оказывается, что вся честная кампания – вперемешку молодогвардейцы с дятловцами и адмирал Колчак в центре – расположилась где-то на травке, а к ним (иногда по дамски придерживая длинную юбку) идёт Александр в полном церемониальном платье Кшатия Кшаятиятам – Царя царей Азии: что-то напоминающее облачение святого на иконе и древнего русского царя одновременно. Оплечье из драгоценных камней, двойные с прорезями рукава до пола, как у боярина, широкий пояс с кистями, красные сапожки и высокая корона, перехваченная длинной алой лентой, спадающей на плечи как подобие фаты. Поверх этого великолепия белый плащ с золотой каймой в виде вышитых фигурок вставших на дыбы медведей, а на груди ожерелье с восьмиконечной звездой, это знаки княжеского достоинства Македонии. Длинные серьги в виде «узлов Геракла», эти серьги когда-то надели на него во время коронации македонским князем, жемчужные подвески по сторонам лица, браслеты, перстни – новогодняя ёлка закурила с горя. Вид у присутствующих при этом зрелище – какое счастье, наконец-то увидели что хотели, о чем думали и о чем мечтали. Люба Шевцова мысленно примерила на себя такое платье и покружилась в нем, Олег Кошевой быстренько и очень талантливо пытается костюм зарисовать. Сережка, ораторски:

– Во, теперь царь как царь. Сразу видно! Император! А то было что-то… непонятное.

Колчак – деланно отсутствующе:

– Прикажешь ему всегда так ходить…? Или… жалко человека??

Сережка – со вздохом:

– Очень жалко! Я не какой-нибудь там… – Золотарев показывает ему кулак, чтоб не сказал «белогвардеец» – фашист! – невинно заканчивает Тюленин. И закрывает ладошкой рот: – Ой! Вдруг перевоспитанные фашисты тут тоже есть… – Колчак аж фыркает, глядя на разведшего руками (мол что с ним делать) Золотарёва. И тут откуда-то гремит вполне современная музыка и Александр начинает петь, причём довольно профессионально:

– Счастья вам, люди, вечного, Доброго дня и вечера!