Парень в слезах отправился в ванную и закрылся там, мать слышала сквозь шум воды рыдания сына и тоже плакала. Сердце старушки разрывалось на тысячи кусочков, она не понимала, как такой хороший, послушный мальчик, который никогда не доставлял ей никаких проблем, мог сделать это!
Наконец раздался громкий звонок в дверь, синьора впустила женщину-доктора, объяснила, что произошло, и проводила в комнату, где лежала Анита. Врач попросила старушку оставить их одних, закрыла дверь и вышла оттуда спустя полчаса.
— Я дала ей успокоительное, — сказала доктор, — синьора, я должна с вами поговорить: помимо того что вы порядочная женщина, я считаю вас своей подругой, и мне хотелось бы быть предельно откровенной… я не вижу никакого сексуального насилия, там просто всё сильно оцарапано, мне непонятно, как и зачем ваш сын сделал это.
Между тем парень вышел из ванной, он стоял в углу комнаты, ошалелый, со слезами на глазах. Взволнованная доктор ласково обратилась к нему:
— Паскуале, подойди поближе, не бойся. Я люблю тебя, я помню тебя ещё вот таким маленьким мальчиком, мне только нужно проверить кое-что, не пугайся, — сказала она мягким, но решительным голосом.
Паскуале робко подошёл к женщинам.
— Покажи мне свои руки, — попросила врач.
Парень без колебаний, не понимая, в чём дело, протянул ладони. Внимательно осмотрев их, она недовольно поморщилась, взглянула на мать, а потом снова на сына.
— Ты не хочешь приготовить нам кофе? — спросила его женщина-врач. — У тебя очень хорошо получается. Каждый раз, когда я прихожу к твоей маме, ты всегда угощаешь меня кофе. Иди на кухню, Паскуале, прошу тебя, сделай мне свой вкусный кофе… Спасибо!
Молодой человек ушёл, доктор, тщательно подбирая нужные слова, сказала старушке:
— Синьора, ваш сын грызёт себе ногти… учитывая это, он не мог напасть на девушку, у неё в промежности множественные рваные раны, как будто бы кто-то жестоко расцарапал её, и это не мог быть Паскуале. Старушка побледнела:
— Доктор, да что вы такое говорите? Что вы хотите мне сказать? Я застала сына с расстёгнутой ширинкой, всего в крови… я потрясена, не знаю, что думать, что делать!
Неожиданно дверь соседней комнаты распахнулась и раздался громкий властный голос Аниты, заставивший обеих женщин вздрогнуть:
— Эй, докторша, что вы на это скажете? Паскуале изнасиловал меня — руками и по-всякому… я несовершеннолетняя, мне семнадцать исполнится в мае, что будем делать?
Врач быстро подошла к Аните и отвесила ей такую пощёчину, что девица упала на пол. Слизнув струйку крови, стекавшую с нижней губы, Анита холодно, с металлической улыбкой посмотрела на женщин:
— Молодец, докторша, ещё и руками меня приложили, а после того как вы коснулись моего тела без моего согласия, и в особенности без разрешения моих родителей… что будем делать, звоним в полицию? Поставим на уши ваш добропорядочный район? И тогда вы все сядете в тюрьму: ты, старая идиотка, твой сынок, ещё больший идиот, и эта шлюха-докторша… что я сделаю? Я разорву на себе всю одежду, заору как умалишённая… Решайте!
Врач готова была наброситься на хамку и наставить ей синяков, но старая синьора уверенным движением руки остановила женщину и не терпящим возражения тоном отчеканила:
— Дотторесса, я благодарю вас за всё, что вы сделали, но вы прекрасно понимаете, кто стоит перед нами… монстр, который может загубить вашу жизнь, мою и моего несчастного сына… идите… идите, я сама разберусь с этим…
Доктор хотела было возразить, но синьора невозмутимо взяла её под руку и проводила к выходу.
Мать Паскуале устроилась в чёрном кожаном кресле, в котором она обычно отдыхала, её понурое лицо вдруг изменилось, теперь она была похожа на разъярённую тигрицу, которая, защищая своих детёнышей, становится агрессивной, готовой разорвать на части каждого, кто может причинить вред её тигрятам… Глядя прямо в глаза Аните, пожилая синьора сказала:
— Теперь говори, для чего ты устроила весь этот спектакль, чего ты хочешь, ради чего ты пошла на такое?! Тебе нужны деньги? Драгоценности, которые я тебе показывала, доверившись хорошей, но несчастной девочке… Чего тебе надо?!
В ответ Анита разразилась злорадным смехом — так злобно хохотать могла только она. Потом, немного успокоившись, принялась оглядываться, будто впервые видела этот дом, прошлась по комнатам, поглаживая попадавшиеся под руку вещи, и наконец начала говорить:
— В первый раз, когда я вошла в этот дом, я сказала себе, что хочу это всё. Драгоценности? Деньги? Да вы ничего не поняли… Всё! Я хочу всё! Твой сынок-дурачок должен на мне жениться… да, ты правильно поняла… жениться, а когда ты наконец подохнешь, всё это станет моим — дом, деньги и драгоценности… вот чего я хочу.
Бедная старушка была в шоке, она встала, но тут же снова рухнула в кресло, на лбу у неё проступил холодный пот, однако сильная женщина внутри неё сопротивлялась наглой вымогательнице.
— Я всё поняла, ты хочешь выйти замуж за моего Паскуале, чтобы устроиться в жизни… а если мы откажемся, ты заявишь на нас… Какая же гнилая кровь течёт в твоём теле, откуда взялась вся эта гнусность?
Между тем вошёл Паскуале с подносом, на котором стояли две чашечки кофе. Парень уже немного успокоился и не выглядел столь удручённо.
— А где же дотторесса? — спросил он.
Пожилая мать предложила ему сесть и медленно, аккуратно подбирая слова, рассказала обо всех притязаниях Аниты. Паскуале выпил кофе, закурил сигарету, сделав несколько затяжек, нервно потушил её и, не глядя на Аниту, сказал:
— Молодец, ты заслуживаешь тысячу аплодисментов… ну ладно, значит, хочешь за меня замуж? И в чём же проблема? Давай поженимся, но, чтобы было понятно, спать я с тобой не буду, мы устроим красивую свадьбу, соблюдая все традиций: церемония в церкви, обед, бонбоньерки, гости, музыканты — в общем, всё на самом высоком уровне. У тебя будет платье, о котором станет судачить весь Неаполь… белое, как и подобает невесте-девственнице, с очень пышной фатой… Так, а сейчас прими душ, приведи себя в порядок, отдай мне свою грязную одежду, потом возвращайся. Я в твоём присутствии позвоню твоим родителям, чтобы сообщить им прекрасную новость… Иди вымойся… мама, сходи с Анитой и принеси мне обратно её одежду.
Анита попыталась возразить:
— Я не собираюсь надевать свадебное платье и не хочу церемонии в церкви…
Паскуале перебил ее:
— Детка, ты что-то не так поняла? Я устраиваю все это, чтобы не огорчать маму, я не хочу впутывать её в безобразный скандал — это погубит её. Чтобы люди не болтали, мы сделаем так, чтобы не о чем было болтать, всё будет естественно, как будто бы у нас огромная сумасшедшая любовь, зародившаяся в стенах приличного дома между прислугой и мужчиной из уважаемой семьи. Если тебя это устраивает — всё в порядке, если нет — кричи, рви на себе одежду и разрушай репутацию нашего дома… в общем, делай что хочешь… но принять решение ты должна прямо сейчас.
Анита скривила злобную гримасу, но поняла, что сейчас лучше было бы промолчать, и направилась в ванную комнату. Старушка взяла сына за руки и со слезами в голосе сказала:
— Паскуале, сынок, что ты творишь? Не переживай за меня, зачем тебе ломать свою судьбу, оставь, я не хочу думать, что тебе придётся провести всю свою жизнь с таким животным, как эта…
Сын с нежностью погладил мать по лицу.
— Мама, ты считаешь, что твой сын — дурачок? Если я делаю всё, о чём ты меня просишь, всегда слушаюсь тебя, то это только потому, что очень сильно тебя люблю, потому что ты тяжело переживала смерть папы, я не хотел причинять тебе боль… Ну ладно, иди возьми вещи этой, я сожгу их в камине вместе со своими штанами, рубашкой, трусами… всё должно исчезнуть… и с этого мгновения начинается персональный ад Аниты.
Женщина смотрела на сына и не узнавала его, она ушла в ванную и спустя некоторое время вернулась с грязными вещами Аниты, увидев через плечо, как он сжигает в камине свою одежду. Сын забрал у матери всё, что она принесла, и тоже сжёг. Анита появилась в халате, вытирая мокрые волосы. Паскуале спросил, где её колготки и трусы, но она помотала головой, будто не знает, тогда он, оттолкнув девушку от двери, принялся обыскивать ванную и через несколько минут нашёл всё в сливном бачке. Не произнеся ни слова, Паскуале бросил в огонь последние вещи, затем попросил у мамы номер телефона родителей Аниты и позвонил:
