Олег спешно скинул с себя постылый костюм, и аккуратно надел импортные шмотки, от которых пахло чем-то заграничным. Он спустился в фойе, заметив любопытные взгляды девиц, которые лениво слушали болтовню своих кавалеров. Подойдя к зеркалу, Олег увидел в нём стильного крутого парня, которые мелькали в американских боевиках. Трудно было представить, что этот пижон – всего-навсего заштатный аспирант провинциального разлива. Словно в ответ на его мысли, две девушки за столиком приветливо помахали ему ручкой, приглашая в свою компанию. Олег спешно ретировался с «подиума», стыдливо чувствуя себя звездой Голливуда.

– Ну, как, понравилось? – спросил Борис, закуривая очередную сигарету.

– Не то слово. Я просто ошарашен! Это не слишком вычурно?

– Это нормально! Поносишь недельку-другую, и привыкнешь. Будет как вторая кожа. Я тоже вначале нервничал…

Борис насладился произведенным эффектом и продолжил наставлять друга в делах альковных:

– Как я понял, эта твоя Вероника совсем непростая леди. Поэтому требуются смелые, красивые поступки. Долой разум и трусость!

– Что ты предлагаешь?

– Ты сам говорил, вам поручили подготовить концертный номер.

– Да, мы уже репетируем кафедрой песню «Как много девушек хороших». Помнишь, из репертуара Утёсова?

Борис рассмеялся.

– Старик! Отделяйся от коллектива! Чтобы поразить свою Веронику, тебе придётся спеть самому. В одиночку. Романс! Женщин любят ушами, запомни.

– Шутишь?

– Ты же умеешь бренчать на гитаре? Я помню, по студенческим годам.

– Вот именно-бренчать!

– Ну не знаю. Найди песню с простыми аккордами и отрепетируй.

– Да тут неделя осталась! – вскочил Олег. – Какая песня? Я лучше стихи прочту.

Борис поморщился.

– Нужна песня. Красивая, романтичная…Чтобы в груди щемило сердце, а на глазах наворачивались слёзы. Малинина слышал? Ну вот, в этом духе. Действуй, старик! Или будешь грызть локти с досады, когда твоя Вероника «выскочит» за другого. История ценит поступки, а не болтовню.

В субботу утром, Олег нашёл в антресоли свою старую студенческую тетрадь с аккордами и стихами. В основном, это были простые, душевные песни, которые исполнялись на «капустниках», кухонных посиделках или где-то в походе, у костра.

Своё внимание Олег остановил на песне Визбора. Нашёл в домашней фонотеке пластинку с исполнением автора, и прослушал её раз пять, мысленно представляя себя на праздничном вечере, в окружении коллег. Он взял гитару и стал подбирать аккорды, тихонько напевая лиричные строчки.

Так пролетели все выходные. Затем в течение недели, каждый вечер, Олег прилежно репетировал, встав перед зеркалом шифоньера, словно на сцене телецентра «Останкино». Чтобы родители не докучали ему с расспросами, он забаррикадировался в своей комнате, подперев входную дверь массивным креслом-кроватью. Впрочем, и мать, и отец, тайком друг от друга, на цыпочках подходили к комнате сына, прислушиваясь к тихому пению.

Всю ночь, перед праздничным концертом, Олег не мог заснуть. Ворочался с боку на бок, то напевая про себя строчки Визбора, то представляя, как лопается гитарная струна посреди припева, то выбирая между своим старым костюмом и импортными «шмотками». Потом его стали одолевать мысли о Веронике: вот они знакомятся, гуляют по улицам, радуются солнцу и любви, а вот они уже в ЗАГСе, молодые, счастливые. И впереди целая жизнь…

Наконец, под утро, его сморило. Только пошёл самый что ни на есть сладкий сон, как вдруг истерично заорал будильник. Олег шарахнул по нему ладонью и злобно взглянул на стрелки – уже полшестого, пора вставать. Помятый и не выспавшийся, он прошлепал в ванную, где под прохладным душем, окончательно проснулся и выскочил уже бодрячком. На кухне никого не было. Мать еще спала, отец ранехонько умчался на работу, в автопарк.

Олег по-быстрому сварганил яичницу, съел простенький бутерброд с маслом и выпил стакан грузинского чая. Обычный завтрак советского провинциала. Уже стоя перед зеркалом, напялил импортный свитер, залез в джинсы, ощущая себя Майклом Джексоном. Гитару он накануне отнёс в институт, чтобы отправиться в университет налегке. С утра в автобусе вечно куча народу. Влезаешь в это людское мессиво, проклиная всё на свете. Крики, ругань, мат, теснотища. Чья-то колбасная или чесночная вонь (а то и похуже), от многих разит перегаром. Олег представил эту картину Босха, и решил двинуть пешком, чтобы не портить себе настроение. Топать, конечно, не близко. Но, по крайней мере, по свежему воздуху, в котором нет-нет да уже чувствовалось дыхание весны.

Выйдя из подъезда, направился в сторону проспекта, но тут его окликнули. Боря Виноградов сидел в своём «Жигуленке», поджидая приятеля.

– Какими ветрами? – удивился Олег.

– Садись, подброшу! Поболтаем немного. Ну, что подготовил песню?

– Надеюсь! Целую неделю сидел затворником, репетировал. Посмотри на мои пальцы? Они все изрезаны струнами.

– Вижу! Славно поработал, одобряю.

Они вырулили на проспект, и помчались с ветерком. Навстречу им попадались редкие утренние авто. Борис закурил в машине, бросив мимоходом:

– Не суетись, минут через пять будем на месте. Успеем.

Олег махнул рукой:

– Да я со вчерашнего вечера, как на иголках. Спал от силы часа три. Всякие мысли лезут ненужные. Боюсь слова забыть, когда петь начну. Говорят, такое случается даже у профессиональных артистов. Куда уж нам, любителям?

– Да не психуй ты, всё будет нормально. Прими перед выступлением рюмочку – «нервяк» исчезнет. Проверено на себе.

Боря пошёл на разворот, внаглую пересёк «двойную сплошную» и эффектно припарковался перед зданием университета.

– Хотел бы я также научиться водить машину – восхищенно сказал Олег, открывая дверцу. – Спасибо, выручил! А то пришлось бы топать пешком.

– Погодь, старина! – Боря откинулся на заднее сиденье и достал завернутый в газету букет. – На, держи! Подаришь своей даме сердца. Только прям с утра дари, не тяни резину.

– Боря, ты…ты…настоящий друг! Сколько я должен?

– Нисколько. Это же не тебе, а даме.

– И всё-таки…

Олег полез было за кошельком, но приятель резко захлопнул дверь и стартанул по проспекту, приветливо посигналив пару раз.

До начала занятий в институте оставалось полчаса. В коридорах уже было шумно, студенты толклись у парадного входа и на лестницах, раздаривая сокурсницам цветные воздушные шарики. Чувствовалась атмосфера праздника.

Скинув в кабинете пальто, и наскоро причесавшись, Олег развернул букет, бережно упакованный в «Комсомольскую правду», со страницами, разоблачающими сталинские репрессии. Словно из застенков, на солнечный свет выпорхнули десятки красных роз, приветствуя весну и влюбленного Олега.

– Ничего себе букетик! – восхитился доцент Копытин. – Откуда «дровишки»? Сейчас даже гвоздики непросто достать, а уж такие цветы. Это ж пол-зарплаты, ёлки-палки. Скромнее надо быть, Самойлов.

– Ночью ограбил ларёк спекулянтов… – заговорщицки произнёс Олег, и скорее выпорхнул из кабинета.

Филологический факультет располагался на втором этаже. Из кабинета английского языка слышался веселый говор и смех Вероники. Она стояла в окружении студентов, которые преподнесли ей несколько красных гвоздик.

– Вероника Александровна! – набрался смелости Олег, заглянув в класс. – Можно вас на секундочку.

– Конечно, конечно…

Вероника вышла из кабинета, с любопытством взирая на коллегу.

– Это вам! – нервно улыбаясь, сказал Олег. – Поздравляю с 8 марта! От нашего дружного мужского коллектива. От нашей кафедры.

– От коллектива или от вас лично? – шутливо уточнила Вероника, разглядывая то букет, то кавалера, всего такого модного, заграничного.

– И от меня лично! – расхохотался Олег, как-то уж очень громко, и тут же стыдливо притих.

– Вы знаете…– Вероника наклонилась к его уху, прошептав со значением. – Мне еще никто…никогда…не дарил таких роскошных букетов.

– Очень рад, если понравилось! Еще раз с праздником!