Александр Юринсон

Исправительный дом

Начальником исправительной колонии был крупный негр, больше двух метров в вышину и, наверно, столько же в обхвате. Он не казался толстым, скорее походил на баобаб, уже достаточно поживший, но еще не старый.

- Исправляемый КР-28512?

- Приговорен к исправлению в 2144 году за нарушение положения об интеллектуальной собственности, - эхом закончил приветственную формулу стоящий на пороге худой светловолосый человек в оранжевом комбинезоне.

Начальник пошевелил губами и кивнул, приглашая садиться. Взял со стола магнитную карточку и вставил в компьютер.

- Вы подали рапорт о переводе вас на филологический факультет, - в конце фразы послышался легкий вопрос, возникший от удивления.

Заключенный кивнул. - Чем вы обосновываете эту просьбу?

- Чем? - человек в оранжевом комбинезоне приподнял брови. - Я хотел бы заняться делом, которым хочу, и которое поэтому лучше всего у меня получится.

- И что это за дело?

- Литература. - И, чуть помедлив, добавил: - Я хочу стать писателем.

- Кх! - издал звук начальник. - И что вам мешает заниматься литературой сейчас?

- Ничего. Не хочу размениваться.

Негр посмотрел большими белыми глазами в потолок; затем извлек из компьютера карточку и всунул другую. Минуту рассматривал то, что появлялось на экране.

- Вы крали программное обеспечение, - сформулировал начальник результаты беглого ознакомления с делом. - На ваше счастье, суду удалось доказать, что - только коммерческое. А то - промышленный шпионаж и - трибунал. В лучшем случае - французский легион. А мы тут сидим и беседуем о литературе.

- Мы рассматриваем возможность перевода меня из одной области обучения в другую, - возразил заключенный. - Закон этого не запрещает.

- Да. Наш закон уже не тот, что был во времена императора Августа.

Он уже не так суров, но все равно - закон.

Заключенный молчал.

Негр снова уставился в экран:

- Три года! - воскликнул он. - Три года вы занимались радиационными технологиями, и теперь хотите начать с начала!

Заключенный кивнул, но начальник не обратил внимания:

- И там, на Земле, вы закончили Пражский университет...

- Не закончил.

- Что? Ну почти закончили. Медицина, то есть - тоже связано с радиацией. Смежные, можно сказать, специальности, и вдруг писательство! Тоже мне, еще один Густав Юман на мою голову! Но тот хоть спокойно исправился, не требовал поменять ему лазер на перо.

- А потом, освободившись, выбросил ваш лазер на помойку, - добавил человек в оранжевом комбинезоне, и вдруг с интересом посмотрел на начальника: - Вы исправляли Густава Юмана?

- Ага, - буркнул негр. - А вы что думали? Мне почти семьдесят лет.

В кабинете повисло недолгое молчание. Наконец начальник заговорил своим обычным тоном:

- Ладно. Все равно, перевод в противоположную область знаний - не в моей компетенции. Решать будет суд, который выносил вам приговор.

Все необходимые документы я отправляю. И - желаю удачи... писатель.

- Он секунду помялся и сообщил: - Знаете, в вашу пользу то, что компьютер, узнав об этом... пожелании, предложил перевести вас из разряда исправляемых в исправляющиеся. Хотя до этого не давал и пятидесяти процентов. И, черт меня побери, я готов с ним согласиться!

* * *

Колонна людей в оранжевых комбинезонах тянулась, шаркая ногами, по бесконечному ярко освещенному коридору. Исправительный дом станция, вращавшаяся на орбите Юпитера, напоминала исполинскую гантель, на концах которой размещались с одной стороны спальные, административные и грузовые отсеки, а с другой - учебные и лаборатории. В перемычке находились системы жизнеобеспечения и четыре таких вот коридора; два из них каждые восемь часов заполнялись голосами и шарканьем заключенных; по одному колонна шла в одну сторону, по другому - в обратную.

И так - каждый день, изо дня в день, из года в год.

* * *

- Идентификационный номер?

- КР-28512.

- Фамилия?

- Нармаев.

- Имя?

- Адам.

- Второе, третье и так далее - имя?

- Нет.

- Год рождения?

- Две тысячи сто девятнадцатый.

- Место рождения?

- Краков-2.

- Национальность?

- Русский.

- Вероисповедание?

- Атеист.

- В каком году осуждены?

- Две тысячи сто сорок четвертом.

- За что?

- Положение две тысячи восемьдесят шестого года об интеллектуальной собственности. Глава третья, абзацы семь тире восемнадцать.

- Специальность, курс?

- Литература XX-XXII веков, второй курс.

Клерк, младший офицер, тупо посмотрел в экран, производя, очевидно, вычисления в уме.

- Пятый год исправления - второй курс? - он поднял глаза на сидящего перед ним заключенного. - А, писатель.

Прозвище, - даже не прозвище, а ярлык, навешанный начальником колонии, мгновенно получил широкую известность. "Густав Юман Второй"

- так прозвали 28512-го заключенные; надзиратели и преподаватели обращались к нему не иначе как "писатель".

Человек в оранжевом комбинезоне промолчал.

- И чем ты нас порадуешь, писатель? - глумился клерк; и вдруг спохватился и вернулся к "заклинанию": - Жанр произведения?

- Повесть.

- Название?

- "Семнадцатый спутник".

- Язык?

- Русский; сделан перевод на английский.

- Давай сюда.

Заключенный протянул карточку; клерк взял ее и вставил в компьютер:

- Свободен, - сказал он и добавил неофициальную формулу "заклинания": - В том смысле, что можешь идти в камеру.

* * *

Через несколько дней его вызвали в службу контроля за распространяющейся информацией, иначе - цензурный отдел. Принял старший офицер, блондин с отталкивающим лицом и шестиконечной звездой на погонах. Чуть пониже красовалась "птичья лапа" - знак пацифиста. Много лет назад, заключая контракт на службу, этот человек ставил условие не привлекать его к участию в боевых действиях. Такие значки были у многих надзирателей.

- Что это за галиматья? - дернул он некогда острым, а теперь мясистым и безобразно выпирающим подбородком в сторону экрана.

- Разрешите посмотреть? - спросил заключенный.

- А для чего, как ты думаешь, я тебя позвал?

Человек в оранжевом комбинезоне колебался. Формально разрешения не было. Если он обойдет стол и заглянет в экран, офицер может обвинить его в покушении. А это уже однозначно трибунал.

Заключенный поколебался и все-таки подошел.

На экране красовался его номер; под ним - текст его повести.

- Как ты думаешь, такое можно читать?

Офицер ткнул в экран кривым толстым пальцем, но попал куда-то не туда. Текст повести сменился другим: заключенный успел увидеть оскалившуюся змею в углу и надпись: "Совершенно секретно!" У офицера перехватило дыхание. Он беспорядочно замахал руками, прогоняя 512-го на другую сторону стола.

- Вон! - вырвался наконец запоздалый хрип.

- Слушаюсь, - произнес заключенный и повернулся к двери.

- Стой, - неожиданно нормальным и спокойным голосом заговорил офицер. - Вернись. Я имел в виду - вон из-за моего стола. Я не закончил.

Человек в оранжевом комбинезоне вернулся и расположился в кресле.

Испуг сбил с цензора гонор; к тому же он не знал, что успел прочитать заключенный - у некоторых людей фотографическая память.

- Итак, - офицер собирался с мыслями. - Решение, сделать ли твою писанину общедоступной, принимаю я. А мне кажется, что делать этого не стоит. Во-первых: что за язык? Сплошные ругательства и жаргон. И вообще это очень вредная вещь. Что это такое - прилетают инопланетяне и освобождают заключенных?

- Вы, очевидно, не дочитали до конца. - 512-й устроился в кресле поудобней и закинул ногу на ногу. - Не освобождают, а превращают в своих рабов. А жаргон... я описывал наш быт.