Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Но где там! Томас уже бежала на Зеленецкую площадь рассказывать всем, что Худоша пьет Тибетский чай из помола костей диких животных.

Абсолютно всех троллей Зеленецкого леса распирало любопытство попробовать диковинный чай, и в тупик главной дороги потянулась целая вереница гостей.

Каждому новому гостю, стоило ему только просунуть пятачок в убежище Худоши, на редкость гостеприимный хозяин театрально, на весь холм провозглашал:

– Не хотите ли отведать Тибетского чаю? – и наливал из чайника по несколько глотков тинной бормотухи.

Гости сразу соображали, чем их угощают, и вскоре на холме образовалось целое гулянье – пели ромалы, испив по паре глоточков, загогулистые коленца выписывал Андрей со своей ездовой собакой, накушавшись «чаю» больше всех. Старый Михей забрался на сосну и размахивал там своей шапкой-ушанкой, приветствуя вновь прибывших. А заветный чай все не заканчивался.

Когда Чучо и Томас одновременно пришла в головы мысль посмотреть, что творится на улице, то одна с радостью поняла, что Худоше еще жить и жить, а вторая с превеликой досадой сообразила, что теперь у конкурента отбоя не будет от бормотушников.

Про Худошу и тинную бормотуху

В Зеленецком лесу наступала зима. Это обстоятельство пришло в жизнь двух троллей совершенно неожиданно.

Невзирая на то, что Чучо могла разглядеть и знала наперечет все кратеры на Лунной поверхности, трехмесячное осеннее умирание окружающей природы даже не наводило ее на мысль заниматься тем, что являлось обязанностью порядочных зеленецких троллих при подготовке к зиме. Как я и рассказывала ранее, Чучо была родом из северных земель с холодным дождливым летом и снежной, слякотной и, в основном, теплой зимой. Поэтому считалось нормальным три месяца с трогательной слезой на глазах наблюдать, как листья на носиковых деревьях сначала желтеют, потом краснеют, затем опадают и уже на земле буреют. Здравый смысл при этом глубоко спал, и жизнь мирно протекала в созерцании уже совершенно бесстыдно раздетого леса.

Худоша, родившийся в Зеленецком лесу, также имел нрав, отличный от своих собратьев-земляков. Иногда на него нападали приступы деловитейшей хозяйственности, когда он рыл пятачком чебатошку, собирал орехи и запасал их на зиму. Но вскоре он мог просто-напросто забыться и подъесть запасы в один присест или даже еще интереснее: скормить всё Чучо. При этом, видимо, предполагалось, что новые клубни чебатошки и орехи выпадут вместе со снегом.

Собственно, от Чучо Худошу отличало некоторое осознание того, что зима когда-нибудь придет (неизвестно когда), но при этом тролль собирался применить свои самые надежные и безотказные средства – зимнюю спячку, которая обеспечивала невообразимый уровень экономии несъеденных припасов, и тинную бормотуху, которая веселила в редкие случаи просыпания. За свои высокоэкономичные зимовки Худоша и получил свое прозвище.

***

И вот однажды тролль проснулся с утра пораньше и обнаружил, что писклявые заморыши, обычно сидящие на потолке, исчезли, что однозначно указывало на то, что не за горами сильные заморозки. Эту примету знают в Зеленецком лесу даже маленькие троллята, у которых еще не выросли бивни.

По утрам Худоша всегда был смурной – до того, как натирал до блеска свои бивни и первого глотка тинной бормотухи. То есть на душе не было никакого желания шевелить копытцами и чем-то сосредоточенно заниматься. Чучо всегда нутром чувствовала настроение приятеля и не беспокоила его до заката солнца.

В этот день тролль выглянул наружу и увидел, что все носиковые деревья покрылись инеем – это был второй тревожный звоночек, предупреждающий о наступлении зимы. Затем Худоша почувствовал холод, от которого не защищала мягкая шелковистая шерстка.

За несколько часов до вышеописанных событий, Чучо, которая вставала намного раньше приятеля, пошла умыть свой пятачок и пару часов наблюдала за льдинками в тазике для умывания.

Итак, ситуация наисерьезнейшая: наступала зима, прямо на хвост, прямо на Чучин пятачок, прямо на Худошины блестяще-белые бивни.

К вечеру троллиха уже деловито рылась в своем необъятном сундуке, временно снятом с сосны, и Худошином шкафу, перетряхивая все вещи и пытаясь найти там что-то пригодное для ношения зимой.

У тролля с одеждой наблюдался полный порядок: практически сразу были обнаружены три лежащие пары традиционных зеленецких шерстяных клетчатых штанов с начесом, практически не ношеных, только чуть-чуть траченных мотылями. На первой паре штанов был аккуратно пришит ярлычок: «Носить с 2010 по 2014 годы в зиму» (т.к. на дворе был 2012 год, то они как раз были немного поношены); вторые штаны имели аналогичную метку только с другими годами: «Носить с 2015 по 2019 годы в зиму»; третьи, соответственно, должны были носиться с 2020 по 2024 годы. Чучо не была уверена, что Худоша сможет столько прожить, но мысль о таких обширных запасах грела ей душу.

В Чучином необъятном сундуке царил полный беспорядок. Там висела длинная шуба то ли из иглозубой черепахи, то ли из чешуи северной рыбы, полностью лысая от деятельности проклятых мотылей, но выбросить ее было жалко из-за красивого нежно-розового хвоста неизвестного животного, из которого был сшит воротник. Помимо этого, как память о проживании в городской квартире, в углу Чучиного сундука обитали заплесневевшие ворованные наволочки, а также парадный галстук давно забытого Человека и пара его белых рубашек. Собственно своих зимних вещей у Чучо было совсем немного. Кроме лысой шубы, имелись еще связанные из Худошиной шерсти варежки и шапочка со скандинавским узором. Все это также было трачено проклятыми мотылями, от которых в Зеленецком лесу просто спасу не было. Зато была еще одна причина, по которой Чучо любила свою лысую шубу: длиной эта вещь намного превосходила Чучин рост и полностью закрывала голые копытца.

Худоша тоже готовился к зиме. Понимая, что запасы чебатошки и орехов отсутствуют, он варил в большом котле из выловленной в речке последней, уже пожухшей тины, свою любимую тинную бормотуху, разливал ее по фляжкам и зарывал в лесу, обязательно в разных местах. Так, помимо зимней спячки, достигался режим необыкновенной экономии пищевых продуктов.

В общем, когда наступила зима, можно было предположить, что тролли в некотором роде к ней подготовились. Чучо расхаживала по лесу в шубейке, в шапке, под которой не помещались ее огромные уши, и в варежках, вывязанных из Худошиной шерсти. Худоша достал дежурную пару клетчатых штанов с начесом, оторвал ярлычок, указывающий, как, когда и при каких обстоятельствах их надо носить, и бережно его спрятал, чтобы пришить на место в следующем году.

***

Но эта зима неожиданно пообещала быть очень непростой для Худоши. Проблема в том, что Худоша (кто тянул его за язык?!) внезапно публично поклялся не пить больше ни грамма тинной бормотухи.

Обстоятельства этого дела были покрыты тайным мраком, но молва донесла до огромных ушей Чучо отголоски событий. Соседка Худоши справа по часовой стрелке, старая сварливая троллиха по имени Томас, имела обыкновение варить бормотуху прямо из пожухших листьев носиковых деревьев. Но всем известно, что такое сырье для бормотухи не пригодно, так как пятачки троллей от этого питья багровеют, маленькие глазки наливаются кровью и желание стучать себя кончиком хвоста промеж ушей становится неудержимым, что и приводит «к травмам различной степени тяжести», о которых пишется потом в Зеленецкой лесной прессе. От тинной же бормотухи Худошиного производства (а он брал пожухшую тину только в крайних случаях) пятачки и кончики ушей троллей розовеют, глазки блестят, а рты смеются. Таким образом, продажа носиковой бормотухи у Томас заглохла на корню, ведь Худоша своим питьем угощал еще и бесплатно всех желающих.

Тогда коварная Томас однажды ночью выбралась из своего убежища, направилась прямо к урочищу Черного ила, набрала там грязи и, прокравшись ночью к спящему троллю, приклеила черным илом кончик его хвоста аккурат между ушей, а потом побежала разносить по Зеленецкому лесу новость, что от тинной бормотухи хвост навсегда останется в таком положении.

10
{"b":"720444","o":1}