Он переводит вопросительный взгляд на Элайджу, и тому ничего не остается, как коротко кивнуть, игнорируя насмешливый взгляд белокурой стервы, что явно довольна происходящим.

— Может быть, сделаем небольшой перерыв? — нарушает напряженную паузу Клаус, глядя на Глорию, — как вы смотрите на то, чтобы выпить кофе?

— Он здесь слишком дорогой, — кривит губки блондинка, щуря голубые глаза, — верно, мистер Майклсон?

— Но вполне по карману Вашему отцу, переживать не стоит, — не в силах сдержать себя, холодно отзывается Элайджа, отвечая на провокацию Глории, которая на миг вспыхивает, явно не ожидая от него отпора.

Следя за их диалогом, Клаус непонимающе сводит брови, но и Глория и Элайджа быстро берут себя в руки, возвращая на лица вежливые улыбки.

— Думаю, будет лучше осмотреть участок, — говорит блондинка, переключая свое внимание на Клауса, — как я уже говорила у нас слишком много работы. Для перерывов слишком рано.

— Узнаю свою девочку, — смеется Спенсор, подходя к дочери, — приятного дня, партнеры.

Он кивает Майклосонам прежде чем уйти, и Клаус вызывается проводить его до авто, под предлогом обсудить детали сделки. Оставшийся в кабинете Элайджа не сомневается, что брат просто сбегает, не желая ни секунды оставаться в обществе белокурой стервы. Он и сам сделал бы это с огромным удовольствием, но, к сожалению, выбора у него нет.

— Как Ваша рубашка, мистер Майклсон? — нарушает тишину насмешливый голосок Глории, — хватило на химчистку? Я могу добавить.

Элайджа ничего не отвечает, скрепя зубами, уже предвкушая этот долгий отвратительный день.

И он совсем не удивляется тому, что даже полбутылки бурбона, выпитые им перед сном не помогают ему избежать того, чего Майклсон почти уже не боится, потому что слишком привык. Он прикрывает глаза, погружаясь в душный сон, от которого на лбу Элайджи выступают капли холодного пота.

Словно в замедленной съемке старого фильма он видит себя и Клауса — как они несут тела отца и матери на кухню, опускают у плиты, как заливается слезами Ребекка, несущая на руках спящего Кола, как Клаус спускается в подвал, чтобы спустить регулирующий подачу газа рычаг, как он сам зажигает огонь, но прежде долго-долго держит мать за руку, словно пытаясь попросить прощения.

Но Элайджа знает, что не достоин его, что никогда и ничем ему его не заслужить. Если бы можно было повернуть время вспять, он бы поступил иначе — оградил маму от разъяренного отца, не допустил ее падение со ступенек, не стал слушать Ребекку и Клауса, вызвал копов, взять всю вину на себя и понес наказание, но они поступили иначе.

Можно ли осуждать поступок более чем десятилетней давности, совершенный испуганными подростками? Спорный вопрос. Но Майклсон знает на него ответ и винит только себя за все события той ночи.

И кошмар не отпускает его. Слезы душат, он дрожит от боли потери, страха, отчаяния.

— Элайджа, быстрее, — раздается вдалеке голос Клауса.

Но как ни старается он не может сдвинутся с места, отвести полный животного страха взгляд от мертвого тела отца.

— Элайджа, — вновь кричит Клаус.

Маленькую кухню наполняет дым, становиться трудно дышать, но голос брата словно заставляет Элайджу очнуться от морока. Он отступает назад, к двери, но в тот же миг чувствует ледяные пальцы, что сжимаются стальной хваткой на его лодыжке.

— Куда это ты собрался, сынок? — рычит Майкл, отрывая от пола, залитую кровью голову, — к этому ублюдку, которого называешь братом? Останься с нами! Из-за него ты убил своего отца?

— Элайджа, ты мог меня спасти, — вторит ему безжизненный голос Эстер, — но ты опоздал или просто не захотел? Теперь Кол и Ребекка никогда не узнают материнской ласки. Все из-за тебя.

— Мама, я не хотел твоей смерти, клянусь, я…

Но оправдания Элайджи никому не нужны, они тонут в криках родителей, которые не сводят с него полных ненависти взглядов, повторяя те же самые слова, раз за разом выжигая его душу.

— Ты! Все ты!

Майклсон задыхается отравленный этими обвинениями, горечью и чувством вины, едва ловя губами душный, пропитанный газом, слезами и страхом воздух. Он привык к таким снам, смирился с тем, что следует потом, вот только боль, что накрывает его, заставляя кричать, каждый раз лишь усиливается, словно проверяя его на прочность. И он прикрывает глаза, готовый к ней.

Но в эту ночь все меняется.

Темнота вдруг рассеивается, и Элайджа слышит нежный женский голос:

— Дай мне руку, я тебя спасу.

Она появляется словно из воздуха, светловолосая, в белом платье, нежная, едва осязаемая, тянет его за собой, прижимается к нему всем телом, гладит по волосам, успокаивает. Элайджа тонет в ее бездонных глазах, все глубже вдыхая уже свежий воздух и… просыпается.

В первый раз за многие-многие месяцы он открывает глаза не от крика боли, не от ужаса и липкого пота. Губы Майклсона невольно растягиваются в улыбке, но она быстро покидает его лицо, и Элайджа задумчиво щурит темные глаза.

Он не верит в чудеса, всегда и всему находя логическое объяснение, но сейчас это просто невозможно, но неожиданно в памяти не всплывают слова Ребекки, которая факультативом изучала психологию.

«Появится человек или случится событие, эмоции к которым перечеркнут твой страх и боль, эмоции такой силы, что затмят твое чувство вины».

Майклсон вспоминает события последней недели, деловые встречи, совещания, сотрудников и снова все по кругу, так и не понимая, что могло так повлиять на него.

Разве что…

Белокурые волосы, голубые глаза, стройная фигура… Элайджа закрывает глаза, качая головой. Только этого ему еще не хватало.

========== Часть 4 ==========

— Ты серьезно?

Элайджа впился в сестру напряженным взглядом, отставив в сторону чашку с дымящимся кофе, всерьез опасаясь, что он вновь окажется на его рубашке. Будто ему было мало одного раза. Будто общения с белокурой стервой в офисе было недостаточным испытанием. О том, что она приходила ему еще и во сне, Майклсон старался не думать.

— Конечно, милый, — рассмеялась Ребекка, словно и не замечая его замешательства, — это лишь правила хорошего тона. Ваш контракт заключен, все идет отлично и это определенно стоит отпраздновать.

«Отлично — не то слово» — со злостью подумал Элайджа, отводя взгляд от улыбающейся сестры. Найти слова, чтобы объяснить ей, что последнее место в мире, где бы он хотел оказаться, была вечеринка с участием Глории Спенсор, было слишком сложно.

— И где пройдет это мероприятие? — поинтересовался он, стараясь не показать излишней заинтересованности.

— Разумеется, у нас дома, — пожала плечами Ребекка, — я уже заказала кейтеринг. Помнишь, тот чудесный французский ресторан, в котором мы…

— Так может быть стоит отправиться сразу туда? — свел брови Майклсон, склоняя голову. Он не особенно надеялся на успех, но попробовать все же стоило. Ведь уйти из ресторана, пробыв в нем какие-то полчаса, чтобы соблюсти приличия, было гораздо проще, чем из собственного дома. Хотя конечно, Ребекке об этом знать было совершенно не обязательно.

— Ресторан — это слишком официально, — поморщилась та, качая головой, — думаю, будет лучше, если мы соберемся узким кругом. К тому же, Клаус сказал мне, что пока вы держите партнерство со Спенсором в тайне.

— Это верно, — вынужден был согласиться Элайджа, скрепя зубами, — что же, пусть будет так. Но я надеюсь на твоей благоразумие, дорогая.

— Конечно, милый, — лучезарно улыбнулась Ребекка, не отрывая взгляда от смартфона, — узкий круг…

Это было утро среды. Вечером пятницы, переступив порог своего дома, Майклсон понял, что у них с сестрой определенно разное понимание этой фразы. Пройдя в гостиную он, оглядел толпу незнакомых людей, отыскивая Ребекку, чтобы высказать ей что он думает по поводу ее организаторских способностей, но в этот миг его темные глаза пересеклись с голубыми глазами Глории, которая насмешливо взглянув на него, отвернулась, продолжив беседу с окружившими ее мужчинами.