Ночь за ночью топчась на месте,

Сердце - духа тупой наместник

Раз-два-три! - марширует браво:

Вправо-влево и влево-вправо.

37

Век и короток и несладок.

Все в итоге придет в упадок,

Все разрушится и увянет,

Будет выедено червями,

Будет выполоскано дождями.

Все, рабами и их вождями

Возведенное, рухнет кучей,

Бесполезной, бесцветной, скучной.

И о том, как оно стояло

В дни расцвета, потом слоями

В землю вкpапленные мощами

Гробовое хранят молчанье.

38

Попирая мороз и сырость,

Прямо в липком тумане вырос

Город-мученик, город-призрак,

Искажающий мир, как призма,

Преломляющий дух и кости,

Запускающий мягко когти...

Отдаешься ему, сгорая,

А в награду - земля сырая,

Век, промчавшийся, как и не был.

Дом, приплюснутый низким небом,

Блеклый дождь барабанит в кровлю,

Пока ты истекаешь кровью.

39

Мир с годами наполнят твари.

Он погрязнет в словах, в товаре,

Резких звуках и ярком свете.

Попадется в свои же сети.

Нас со временем станет меньше.

Нас не станут делить на женщин

И мужчин, и различий этих

Мы лишимся - в себе и в детях.

Звуки с возрастом станут глуше,

А глаза, западая глубже,

Будут реже смотреть на то, что

Вне, вовнутрь обращаясь. Точка.

40

Время сделало круг, пустыми

Шаря зенками по пустыне

Своего королевства, холод

Выдувая сквозь куцый хобот

Пополам с отсыревшим ветром.

Небо стало прозрачно-светлым,

А земля костяной и черной.

Солнце бляшкой почти никчемной

Проползает по небу с края.

Коченея и умирая,

Лист последний шуршит на ветке,

Бесконечно сухой и ветхий.

41

Снова утро и снова будит

Мысль: опять ничего не будет.

День как тысячи прочих канет.

Время ведрами утекает.

Время падает в бездну с ревом

Водопада, а жизнь бескровым

Pуслом тянется по пустыне.

Это вечером поостыли

Pаскаленные в полдень камни.

Все серее и все бескрайней

То, что раньше звалось талантом.

И бежит по песку тарантул.

* АЛЕКСАНДР ЮРИНСОН. Стихотворения 2000 года *

1

Все пройдет, но не это. Надписи врут.

Им важнее внешнее: начертанье,

Шрифт и кегль. А то, что их сотрут

С лица листа, только тех, в читальне

Интересует. Слова пусты.

Нет - наполнены пустым звуком.

Сперва раскаленные, после остыв,

Ни вещью не станут уже, ни поступком.

Я молился на них. Молюсь и сейчас,

Пробуждаясь ли, веки ко сну смыкая.

И толчки крови в висках стучат,

Будто там работает мастерская.

2

У этой эпохи нет названия,

Очертаний. Слишком аморфна масса.

На ее знамени - символ незнания.

Воздействовать на нее - как в масло

Тыкать ножом. Аккуратно срезаны

Ребра, углы - торжество граней,

Сделавших плоским любыми средствами

Дикий рельеф, громоздящийся ранее.

Звуки в ее атмосфере тише и

Медленней движутся от источника

К уху, и в каждом четверостишии

Есть многоточие как червоточинка.

3

Ветер удваивает расстояния,

Распыляет звуки и мусор гонит.

На ветру бессмысленны расставания,

Потому что чувствуешь себя голым.

Он лишает запаха, дара речи

И способности просто думать

Об отвлеченном; и чем он резче,

Тем безнадежнее. Если дунуть

С ним за компанию - тоже станешь

Частью кочующей в небе массы

И никогда уже не заставишь

Душу в полете разбиться насмерть.

4

Податься некуда. Так, пройдя

Материк до края, уткнешься в воду,

Как старуха сетующую кряхтя

На болезни, возраст и непогоду.

Поперек пространству, кривые, как

Знак вопроса, сосны, и ветер шарит

В до проплешин вычесанных кустах.

Солнце висит как елочный шарик.

Дальше нет дороги. Предел. Привал.

Можно строить хижину, ладить сети

И в траве, которую приминал

Ветер лишь, мечтать обо всем на свете.

5

Деревья разбухли зеленью. Из ветвей

Раздается сварливое "кр-ра",

Потому что птице сверху видней

Исчезающее вчера.

Там в любую погоду шуршит листвой

Ветер, и зреющие плоды

Нависают над мостовой,

Где в серебристой как у плотвы

Чешуе снуют назад и вперед

Автомобили, и как проток

Переходит улицу кто-то вброд,

Даже не закатав порток.

6

Тишина всегда появляется в черном,

Неважно, заглядывает ли к обреченным

Или к цветущим. Из-под берета

Длинный нос и тонкая сигарета.

Несмотря на облик, она стерильна,

Хотя и любит, чтоб было пыльно,

Книги на полках, на окнах шторы

И опустевшие коридоры.

Она селится в комнатах, где кровати

Скрипом пружин умоляют "Хватит!"

Присевших на краешек к изголовью

Тех, что могли бы заняться любовью.

7

Наконец-то день как отрезан

Тучей, несущей грозу и вечер,

Потрясающей молниями над лесом.

Резкая смена всегда легче.

Убегать не хочется. И, подставив

Прическу под налетающий ветер,

Можно просто стоять, представив

Море, нанизанную на вертел

Мачты шхуну, и волны крутят

Ее, плюются в лицо и шепчут,

И капитан принимают грудью

Судьбу муравья на плывущей щепке.

8

За окном обычно совсем не то,

Что хочется видеть, но от и до

Раскинулись крылья тысячи крыш,

И нету голоса крикнуть "кыш".

Так выглядит осенью голый пляж.

И так и тянет накинуть плащ,

Расправив зябко пушистый шарф.

Такой пейзаж превращает шар

Земной в бесспорную плоскость, в круг.

И воздух, переполняя грудь,

Спешит на волю звенящим "чхи!",

И с носа стряхивает очки.

9

Памяти Бродского

Серое море как грязная простынь

Скомканным краем тычется в пристань.

Волны (пена на них как короста)

Встали, готовясь идти на приступ.

Их угнетающе мерная поступь

Слышится днем, на закате и после.

Брызги наполнили блестками воздух,

Чуть затуманенный маревом возле

Края округлого, там, где так просто

Небо потрогать; и вовсе не подвиг

Голосом с пирса рассечь, а не торсом

Волны, всегда набегавшие по две.

24 мая 2000 г.

10

Хуже изгнания только остаться там,

Где родился, прятаться по кустам

От своего хвоста; где сам ты не так высок,

Как твой рост, потому что прячешь лицо в песок.

Хуже всего, вставая, видеть одну

И ту же картину, тот же ландшафт, луну,

Прячущую в облаках половину лица.

Начинать новый день с исписанного листа.

И когда четыре стены упираются в потолок,

С поднятым вверх лицом, как поплавок

На волне, не зная покоя, качаться в такт

Мысли, ползущей среди извилин как танк.

11

День слишком краток, чтоб подводить итог.

Оттого дневники копят в тебе труху

Событий. Всякий дневник - едок

Времени, вытянутого в строку,

Но не в струну: звук переходит грань

Слышимого, и напрасный труд

Раз за разом пытаться переиграть

Самого себя. Останется труп,

Если вычесть из человека то,

Что он называет своей судьбой,

И никто на свете - ни здесь, ни на том

Не возьмется быть такому судьей.

12

День начинается с пустяка,

Разросшегося до катастрофы, вроде

Будильника, выступившего в роли

Мухи, отскакивающей от стекла.

Затем пробуждение. Свет, едва

Ощупав сетчатку, растекается по квартире.

Ты тянешь время, как пешка, на Е-4

Сменить не желающая тепленькое Е-2.