22
— "Шестьдесят три, шестьдесят четыре…, - тишина и безумный стрекот джунглей, медленный глубокий вдох и снова, — один, два, три…»
Отполированные косточки асаи, которых с каждым днем становилось на одну больше, были едва ли не единственным звеном, связывающим Габриэля Сомерсбри с рассудком.
Шестьдесят четыре дня, он провел в полутьме, которую дважды в день прорезал луч света в крохотном окошке двери. Деревянная створка открывалась, чья-то рука протискивала пластиковую миску с лепешкой из маниоки, вымоченной в кокосовом молоке и одинокой ягодой асаи. Еда была настолько безвкусной, что ягода, казалась деликатесом.
До двери приходилось добираться ползком. Склизкий от влаги земляной пол за два месяца был исчерчен широкой, утопленной на несколько сантиметров бороздой. Габриэль пытался пару раз подняться на ноги, но бедренная кость на правой была сломана.
Забавно, но те, кто до недавнего времени, трепетали перед Англичанином, соревновались кто с наибольшей фантазией унизит бывшего босса.
Первые две недели ребята увлеклись. Габриэлю сутками не давали еды, воды или возможности поспать. Пытки привели к потере сознания и состоянию близкомй к коме, за что Гилео Ратуан «публично» казнил шестерых, самых рьяных надсмотрщиков. Этот человек был закреплен начальником лагеря с того момента, как Англичаниг развернул маштабную стройку, посреди джунглей восемь лет лет назад.
Лаборатории, склады, оружейные, столовая, медицинский пункт, мастерские, деревянные хижины, которые напоминали казармы — длинные и однообразные, был даже свой бар. Но сколько народа полегло, прежде чем наладили производство кокаина. Малярия косила наемников пачками. Но как ни странно, чаще всего «менялись» технические специалисты, на совести которых были системы отведения воды и закладка фундамента построек. На это никто не обращал внимания.
Англичанин платил щедро и в любое время дешевую рабочую силу было легко найти на Амазонке.
Камера, где держали Габриэля была расположена неподалеку от проводольственного склада, где помимо прочего хранили балоны с бытовым газом, и кажется, последние дни шла утечка, судя по запаху. Он стелился по земле и проникал в низко расположенное окошко темницы.
Несколько раз Габриэль обращал внимание охраны, чтобы те проверили целостность баллонов, но в ответ на него только кричали и говорили заткнуться. Правда, весь следующий день не пахло дымом от сигарет, который не оставлял пленника ни днем, ни ночью. Будто мало было зловонного ведра, которое служило туалетом в землянке.
Жалости к бывшему боссу Ратуан испытывал не больше, чем к тем бедолагам, которых местный повар порубил на куски и скормил крокодилам на своей испровизированной ферме. В огороженном стальными прутьями загоне, копошилось в смеси ила и воды с десяток рептилий.
Сомерсбри нужен был живым, с целым лицом и пальцами. По крайней мере, именно на это сделали акцент новые владельцы наркоимперии. Зачем им понадобился телефон, оставалось только гадать. Гилео лишь знал, что захотев подставить Англичанина, новые боссы нарисовали мишень на своих головах. Переданные данные в ФБР, как ни странно привели расследование ни к Габриэлю Сомерсбри, который во всех базах значился не как живой человек, но как товарный знак, а именно к Вольфу Аундеру и еще шести главарям конгломерата. Именно они были единственными выгодополучателями, что подтверждала сложная схема подставных фирм, через которые отмывались деньги.
Габриэль не горел возмездием, как ни крути, а только он был первопричиной того, что приходится гнить к вонючей яме посреди джунглей.
Нескончаемые укусы москитов и мух пури-пури, грозили слиться в одно пятно сочащейся кровью плоти, если бы местный доктор не выпытал в свое время рецепт репеллента у индейцев из племени матсес. Вытопленный крокодиловый жир, смешанный с порошком их лианы кэтс-кло и кумарином.
Жалко было расходовать ценный продукт на пленника, но спустя две недели у несчастного едва не начался гнойный абсцесс. Скудное питание, перелом, которым никто не занимался, пытки.
В итоге, чувство сомнительного превосходства, привело к огромным убыткам.
Приходилось тратиться на баснословно дорогие медикаменты, доставка которых вертолетом из Сан-Пауло обходилась в целое состояние. И с каждым днем у Гилео таяла надежда на то, что удасться заполучить злополучный телефон.
Пленнику становилось хуже и охранники все чаще отлынивали от поста около двери импровизированной камеры, ссылаясь на то, что этого доходягу вполне сдержит обыкновенный амбарный замок. К тому же, со сломанной ногой он далеко не уползет.
К слову сказать, Габриэль правдоподобно симулировал измождение, но кость, действительно сросталась не ровно. В перерывах между кормежками и проверками, когда окошко оставалось закрытым, он поднимался с пола, акуратно сложив отполированные косточки асаи в сторону и разминался, ощущая, как дрожат от нагрузки окоченевшие от укусов и слабости мышцы.
Репеллента едва хватало на пару часов.
Приходилось концентрироваться на собственном дыхании и обмазываться землей, чтобы облегчить муки. Когда зуд немного стихал, Габриэль повторял нехитрую последовательность упражнений, и приемов дыхательной гимнастики. Разумеется внимательный человек заметил бы отпечатки ног на земляном полу камеры, но их легко можно было затереть руками, и снова вернутсья на грязную соломенную подстилку.
Стоило только прилечь и по телу начинали ползать насекомые. Сколько раз вымученный сон прерывало острое покалывание лап сколопендр. Кажется, неподалеку было их гнездо. На Амазонке эти омерзительные твари достигали гигантских размеров, размером со ступню рослого мужчины.
Спросонья, да еще и в темноте, редко кто может одним ударом прибить это существо, тело которого плотное, будто залитое лаком оставляло на коже болезненные ожоги, а если промазать, сколопедра тут же впивалась зубами в плоть.
Каждый час, каждое мгновенье тело готово было сорваться на судороги от зуда, принося нестерпимые мучения и сегодняшний день не принес облегчения.
Точно по расписанию окошко внизу двери залилось желтоватый светом закатного солнца. Один из охранников, противно засмеялся и Габриэль услышал уже привычный льющийся звук.
Кому-то и Гилео был не указ. Нет, мочились не в тарелку, а на землю рядом с тем местом куда тарелку поставили, так чтобы попадали брызги. Но брезгливость в этих местах была губительной, к тому же, все сроки вышли и со дня на день отпадет необходимость охранять старую бетонную землянку.
Чтобы не выдать своего истинного состояния, Габриэль оперся на руки и привычными загребающими движениями пополз к тарелке, чувствуя на себе пристальный взгляд охранника.
— Jantar está servido senior (кушать подано, сеньор), — прозвучал голос, сочащийся издевкой.
Окошко не закрылось вплоть до того момента, как Габриэль не отполз в дальний угол, где проводил почти все время. Его не съедал страх, не трясло от отчаяния, будто все шло своим чередом. Подобная невозмутимость приводила охранников в ярость.
Лишь одно сожаление оставалось у Габриэля и лежало на сердце тяжелым камнем. «Она» не приедет! Не будет возможности еще раз взглянуть в вечно настороженные глаза Авроры. Мысли о девушке были единственной радостью, как последний глоток воздуха для утопающего.
Не сегодня-завтра Гилео выведет своего пленника из заточения, на самом видном месте в лагере заставит опуститься на колени и полосонет мачете по шее. Это считалось позорной смертью, когда человека прирезали, как свинью.
Живо представляя себе эту картину, Габриэль спокойно жевал маниоку, которую сегодня просто залили водой. И снова никаких сожалений, а вместо совести в голове звучал реквием, плохие и ужасные поступки монотонным диафильмом проплывали в памяти. Никаких оправданий! Закономерный итог… Самые большие требования Габриэль всегда выставлял только себе.
Справедливость к другому и не могла привести, но пришла не с пустыми руками. Аврора была прекрасным прощальным подарком.
