А был ли у Эвелин другой выбор? Анри умер, и она должна была забрать золото, которое он оставил ей и Эме.
Эвелин задрожала, смерть Анри все еще казалась ей нереальной, словно была частью ее кошмарного сна. Горе нахлынуло на нее, заставив задохнуться. Эвелин объял страх, она почувствовала себя покинутой и всеми забытой. Боже, она так одинока, так обескуражена и так испугана…
Если бы только Анри забрал золото перед смертью! Но он оставил эту трудную задачу ей, Эвелин. И теперь она молилась, чтобы ей было по силам с этим справиться.
Эвелин поклялась, что Эме никогда не окажется в таком бедственном финансовом положении, в каком ее саму бросили в детстве. Отец любил Эвелин – или ей просто хотелось верить в это, – но совершенно не справлялся со своими родительскими обязанностями. Он был прав, оставив дочь с Робертом, потому что был слишком безрассудным и легкомысленным, чтобы заботиться о ней. Но он поступил безответственно, не оставив ей ни гроша. И она, Эвелин, ни за что не должна подобным образом подвести свою дочь.
– Мама, ты плачешь?
Слабый, испуганный голос Эме вторгся в ее мысли. Эвелин вдруг осознала, что борется с подступающими слезами, готовыми вот-вот хлынуть из глаз от мощного нервного напряжения, во власти которого она находилась. Эвелин обернулась к дочери, успев быстро смахнуть слезы кончиками пальцев.
– Милая! Я проспала?
Эвелин притянула дочь к себе, крепко стиснув в объятиях.
– Ты никогда не встаешь позже обычного, – прошептала Эме. – Неужели ты не устала?
– Я очень устала, милая, но теперь снова пришла в себя. – Эвелин поцеловала Эме и тихо произнесла: – Мне всегда будет не хватать твоего отца. Он был хорошим человеком, хорошим мужем, хорошим отцом.
Но почему за прошедшие пять лет он так и не забрал золото? Почему оставил эту сложнейшую задачу ей? Почему он так поступил, ведь при жизни никогда не взваливал на нее иные обязанности, кроме как быть матерью и женой? Если бы ей в свое время предоставлялось больше самостоятельности, она не чувствовала бы себя сейчас столь потерянной.
Эвелин отстранилась от Эме, понимая, что должна собраться с духом и найти в себе столько сил, сколько прежде у нее никогда не было.
– Папа наблюдает за нами с небес? – спросила Эме.
Эвелин облизнула пересохшие губы и через силу улыбнулась:
– Разумеется, папа по-прежнему с нами, он всегда будет с нами. Даже уйдя на небеса, он останется в наших сердцах и наших воспоминаниях.
Эвелин продолжала недоумевать, почему Анри хотя бы не попытался предпринять необходимые меры, чтобы привезти им из Франции золото. Ведь он был в здравом рассудке до самого конца.
Что же, теперь она злится на Анри? Эвелин не могла в это поверить. Муж только что умер, и она не должна сердиться на него! Он был сильно болен, он любил ее и Эме, и, если бы у него была возможность забрать золото и привезти богатство им, он обязательно сделал бы это!
Но раз Анри оказался не в состоянии вернуть золото, не сошла ли она с ума, считая, что может справиться с этим сама? Собираясь сделать это, будучи лишь слабой женщиной, да вдобавок изнеженной аристократкой?
Но она ни за что не отправилась бы во Францию в одиночку. Эвелин надеялась поехать туда с Джеком Грейстоуном, который, несомненно, способен достичь любой цели, на которой бы ни сосредоточился.
Образ бравого капитана вновь предстал перед ее мысленным взором. Эвелин явственно видела, как Грейстоун стоит у штурвала своего судна, как ветер треплет его рубашку и развевает волосы, пока корабль несется по волнам.
Эме мрачно взглянула на нее:
– Я хочу, чтобы теперь папа был счастлив.
Эвелин обняла дочь. Эме видела, каким ожесточенным и угрюмым стал ее отец за последние годы. Обмануть ребенка нельзя… Девочка тонко чувствовала его тоску, боль и гнев.
– Твой папа, несомненно, уже покоится с миром, Эме, потому что он на небесах, с ангелами, – ласково сказала Эвелин.
Эме грустно кивнула:
– Он может видеть нас, мама? С небес?
– Думаю, может, – улыбнулась Эвелин. – И именно так он всегда будет охранять нас. Ну а теперь ты не могла бы оставить меня ненадолго, чтобы я оделась? А потом мы можем вместе позавтракать.
Эме кивнула, улыбаясь, и Эвелин проводила ее взглядом. Как только дочь ушла, Эвелин вновь погрузилась в раздумья о Джеке Грейстоуне. В груди снова что-то предательски сжалось. И Эвелин, вне всякого сомнения, знала почему, но совершенно не ожидала от себя такой глупой реакции на всего лишь мысль о нем. Только не после всех этих лет…
И все же Эвелин тщательно перебирала в памяти подробности давнего побега.
Во время пересечения Ла-Манша Анри проспал большую часть времени, а Бетт читала Эме, пока море не убаюкало девочку и она снова не заснула. Сама Эвелин стояла у иллюминатора, наблюдая за восходом, отмечая, как пробуждающееся солнце делает море розово-золотистым, и восхищаясь этим невероятным приключением – пересечением Ла-Манша на стремительном судне с черными парусами. Но Эвелин не могла спокойно ждать. Ей не хотелось оставаться в каюте Грейстоуна, пока он был на палубе. И как только Эме уснула, в тот самый момент, когда солнце едва показалось на небе, Эвелин поднялась на палубу.
Образ Джека Грейстоуна, стоящего у штурвала, был из тех, что никогда не забываются. Какое-то мгновение Эвелин наблюдала за капитаном, твердо стоящим на ветру, отмечая его широко расставленные ноги, крепкое, мощное телосложение. Его разметавшиеся, не убранные в косу волосы трепал ветер. А потом Грейстоун обернулся и увидел Эвелин.
Она прекрасно помнила, как обжигал его пристальный взгляд, даже через внушительное расстояние палубы. Впрочем, Эвелин это, должно быть, почудилось. Похоже, Грейстоун лишь отметил для себя ее присутствие и тут же опять повернулся к носу корабля, а она еще долго стояла у каюты, наблюдая, как капитан управляет судном.
В конце концов Грейстоун оставил штурвал и через всю палубу направился к Эвелин.
– Какой-то корабль на горизонте. Мы всего в часе пути от Дувра – вам следует пойти вниз.
Она задрожала, их взгляды слились.
– За нами гонятся?
– Пока не знаю, а даже если и так, у них нет ни малейшего шанса догнать нас до того, как мы пристанем к берегу. Тем не менее мы можем наткнуться на другие корабли, ведь Великобритания уже близко. Идите вниз, леди Леклер.
Это была не просьба. И Эвелин молча удалилась в его каюту.
А потом, когда они достигли причала, высадившись точно к югу от Лондона, возможность поблагодарить капитана ей так и не представилась. Двое его моряков в кителях с матросскими полосатыми воротниками и в косынках на головах в маленькой шлюпке доставили Эвелин и ее семью на сушу. Грейстоуну каким-то чудом удалось раздобыть для них повозку, которая и привезла их в город. Когда они сели в экипаж, Эвелин заметила Грейстоуна в отдалении, верхом на вороном коне, наблюдающего за ними. Она хотела помахать капитану рукой на прощание, но почему-то не сделала этого.
Теперь же, надевая выбранное на сегодня серое с голубоватым отливом атласное платье, Эвелин напряженно размышляла. В то время образ Джека Грейстоуна настойчиво преследовал ее несколько дней, возможно, даже несколько недель. Она даже написала капитану письмо, поблагодарив за помощь. Но она не знала, куда отослать его, и в конце концов просто убрала его куда-то с глаз долой.
Теперь Эвелин была старше и мудрее. Грейстоун спас ее мужа и их дочь, и она была в некоторой степени очарована им – не потому, что он обладал несомненной привлекательностью, а из-за глубочайшей признательности. Несмотря на то что Эвелин заплатила ему за услуги, она обязана Грейстоуну своей жизнью и жизнью своих близких.
И это в представлении Эвелин делало его героем.
Дрожа, она застегнула фермуар своего жемчужного ожерелья и посмотрела на себя в зеркало, удивившись, что не выглядит даже наполовину такой изможденной, какой была вчера. Ее глаза сияли новым светом, почти искрились, а щеки горели.
