Контора помещалась на одной из главных улиц городка в нижнем этаже, с виду она напоминала магазинчик средней руки; стекла, до половины забеленные мелом, не позволяли видеть с улицы внутренности конторы. Я толкнула дверь, и первый, кого я увидела, был Пейроль.
В комнате, служившей одновременно приемной и мастерской, справа, где стояли два кресла, столик, заваленный журналами, никого не было. Но в левой половине лицом к посетителям трудились трое юношей, и один из них оказался Пейролем; все трое сидели на высоких табуретах, перед каждым - чертежная доска, синька, а в руках карандаш и линейка.
Пейроль заметил меня в ту же минуту, что и я его, он, очевидно, поднял голову, услышав стук двери, но на лице его ничего не отразилось. А я, как вкопанная, остановилась на пороге, тысячи мыслей одновременно с быстротой молнии пронеслись у меня в голове: я не ожидала его здесь увидеть, но он-то ожидал... он заметил мою фамилию в книге записи посетителей... может, это он тогда говорил со мной по телефону, а я не узнала его голоса... Как разгадать этот взгляд, прикованный ко мне, чуть печальный, отнюдь не удивленный? Я с трудом и то чисто автоматически выдавила из себя: "Добрый вечер, господа!" Слова эти были у меня на языке, когда я только еще бралась за ручку двери. Мне ответили все трое, но я слышала лишь один голос. К великому моему счастью, не он занимался посетителями, а один из тех двоих, самый молоденький, он-то и слез со своего насеста. Я назвала ему свою фамилию, он вышел, вернулся, указал мне на кресло; и тут только мне стало стыдно своего молчания, как будто так легче было делать вид, что я незнакома с Пейролем.
- Ну как дела, Пейроль?
- Все в порядке, мадам Агнесса. А как вы? Как Рено?
Его горский акцент ударил мне в лицо, и я узнала его в этой реплике: Пейроль давал мне знак, оставлял первое слово за мной. Что тут удивительного для его коллег, если он случайно встретился и поздоровался с матерью своего соученика по лицею. Два других мальчика из деликатности или равнодушия снова взялись за работу.
А меня при мысли о лицее вдруг осенило: раз Пейроль работает в конторе, значит, он бросил учение? Я села, радуясь, что мне приходится ждать и что я могу хоть немного привести в порядок свои мысли. Я не отворачивалась от Пейроля, но поглядывала на него лишь украдкой, сбоку. Под вертикально падающими лучами лампы Пейроль снова углубился в работу, он зацепил ступни ног за перекладину высокой табуретки, словно повис над чертежной доской, за которой можно работать и сидя и стоя, и в этой его позе было что-то рискованное, ненадежное. Мне почудилось, будто он оторван от родной почвы, от близких и учителей, что он уже пустился наугад в открытое море жизни, которая, возможно, не сулит ему ничего. А ведь еще совсем мальчик! Я даже как-то забыла, что он такой молоденький.
Я повторяла, я все твердила про себя, что он бросил лицей, отказался от продолжения учения. И по какой причине? Ясно, чтобы избежать столкновений с моим сыном, чтобы наша с ним дружба прошла без последствий... После его отъезда из Фон-Верта, а особенно в октябре, с началом учебного года, я жила, не смея сказать об этом никому, даже самой себе не смея признаться, под личиной беспечности, делая вид, что все уже забыто, а сама все время тряслась, как бы мальчики не встретились. Я ни разу не решилась спросить об этом Рено, а он ничего мне не говорил: чего только я не навоображала себе за это время! И что два бывших друга подрались на дворе лицея или, еще хуже, помирились за моей спиной и таятся от меня. И вот вам: оказывается, этот милый мальчик всем пожертвовал, заплатил за все только он, и как дорого заплатил.
Меня провели в кабинет. И когда я изложила архитектору свое дело, и когда мы условились о консультации по поводу крыши, я сказала, уже поднявшись с кресла:
- Мсье Кост, среди ваших чертежников работает бывший и лучший друг моего сына. Я его узнала - Пейроль.
- Жюстен? - воскликнул архитектор; и это имя, которое сама я не произнесла, а услышала из чужих уст, сразило меня силою заложенных в нем воспоминаний.- Вы с ним знакомы, мадам?
- Ну да. И по-моему, он вполне достоин всяческого поощрения! Я лично очень его уважаю.
- Ого! Это действительно работяга! - проговорил мсье Кост. Как и подобает жителю юга, превыше всех человеческих качеств он ставил именно эту достойную удивления черту.
- До чего же я рада, что его оценили в таком солидном заведении, как ваше! К сожалению, я не смогла заняться его будущим так, как бы мне хотелось, но вы лучше, чем кто-либо другой...
Он открыл дверь в соседнюю комнату.
- Жюстен, мадам Агнесса дала о тебе самый лучший отзыв, а это уже немало значит.
Во время этой провансальской битвы цветов Пейроль, как всегда, держался вполне естественно и сдержанно. Он стоял теперь у угла чертежной доски, смотрел на нас с легкой улыбкой и молчал.
- Проводи мадам до машины. После того, что я тут о тебе наслушался, это самое меньшее, что ты можешь сделать.
Уже темнело, и мне показалось, что стало очень свежо. Из окон магазинов на улицы, уже освещенные фонарями, лился свет, мимо нас бесшумно проносились машины. Нашу встречу укрыли сумерки, и завершалась она в банальной обстановке среди неонового света и вечерней прохлады.
И тут Пейроль снова выказал свой такт: он не поблагодарил меня за то, что я так похвально отозвалась о нем перед его патроном. Я сочла своим долгом сообщить Жюстену, что Рено идет неплохо, что при изучении точных наук сказывается прежняя хорошая подготовка.
- Я знаю.
- Вы виделись с Рено? Он мне об этом ничего не говорил.
- Нет, я его не видел. Ни разу. Но я справлялся у своих товарищей. Они мне рассказывали. Поэтому-то я и знаю, что дела его хороши.
Я решила продемонстрировать самой себе свою храбрость.
- Скажите, Жюстен, вы прервали учение из-за нас?
- Почему прервал? Что я, дурак, что ли?
Брови его поднялись над карими глазами в виде двух скобок, и всем своим видом он, казалось, говорил: "Да бросьте вы преувеличивать!", очевидно считая, что я чуточку помешалась. Еще не поняв, я вздохнула с облегчением. И тут же услышала, как он уважительно говорит о другом местном лицее - "еще посильнее по части наук, чем тот, ваш, уж поверьте",- куда после каникул он поступил учиться. У мсье Коста он работает только вечерами, после окончания занятий, да и то не каждый день: "Я прохожу стажировку без вознаграждения, словом, как говорится, учусь ремеслу, чтобы потом легче было".