Но тут меня словно черт за язык дернул, и я добавила:
- Уверена, что я и Жюстена на плечах удержу.
Тут наши взгляды - мои и Жюстена - встретились, и я услышала его благоразумный ответ, что он предпочел бы забраться на плечи Рено. И он вскарабкался ему на плечи. После чего мы все трое, кто кролем, кто брассом, поплыли в открытое море.
- Посмотри, видно ли дно? - крикнул мой сын, обогнавший нас, и я не поняла, к кому из нас двоих он обращается.
Лучи, преломленные массой воды, нелепо искажали линии наших тел, а сама вода под нами была бутылочного цвета, не синяя, не зеленая, и даже яркий полуденный свет, казалось, добираясь до самого дна, не высветлял ее... По прямой от нас линии на глубине двух, а может быть, и пяти метров определить я не сумела - лежала прогалина светлого песка среди мшистого хаоса водорослей, и она манила к себе, прельщала взоры, до того казалась она гладкой. Рено подпрыгнул и нырнул, как дельфин.
- Мирово! - крикнул он, вынырнув на поверхность свечечкой.- Достигаешь дна, там поворачиваешься вверх головой, сильно отталкиваешься пятками от песка и выныриваешь совсем прямо, только нужно вытянуть обе руки по швам. Смотри, я снова нырну.
И нырнул. Опустив в воду лица и приставив ладони к глазам, мы следили, как он опускается, словно лот, весь в жемчужной кольчуге пузырьков, тянущихся вверх; прошла секунда, другая, и он вынырнул на поверхность, словно его выбросило из воды. Он отдышался немножко на солнышке и лег неподвижно на спину.
- Это надо уметь, предупреждаю. Сделай глубокий вдох перед спуском. А когда будешь выныривать, главное, старайся посильнее оттолкнуться от дна. Жюстен, попробуй.
Жюстен попробовал, но попытка его не сразу увенчалась успехом, когда наконец он появился на поверхности, он восторженно крикнул:
- Никогда бы не поверил, что это так здорово!
Рискнуть или нет? А рискнуть ужасно хотелось.
- Мама, не решаешься? Хочешь, я нырну с тобой? Начинаем.
- Не стоит!
Я сделала глубокий вдох, но с первой попытки тоже не достигла дна. И всплыла наверх, помогая себе ногами. Очевидно, было много глубже, чем мне сначала показалось. При второй попытке я коснулась руками дна, сделала кульбит, дважды с силой ударила ногами о песок, и вдруг произошло что-то ужасное - сумасшедшая, острая боль. Я инстинктивно вскрикнула и наглоталась воды.
- Я наступила на морского ежа!
Я вынырнула, я задыхалась и, чтобы прийти в себя, легла на спину.
Оба мальчика шумно подплыли ко мне, подымая фонтаны брызг, меня относило в сторону. Они осмотрели мои ступни, и глаза их стали огромными.
- У тебя их тысячи! И на обеих ногах!
- Ой-ой, словно подушечка для иголок. Видно, там была целая колония ежей!
- Меня как током ударило.
- Плыви к берегу...
- Ладно...
Я поплыла между ними. Боль не унималась, ноги сводила судорога.
- Но как же я выйду из воды?.. Ведь я не могу наступить на ногу... колючки совсем вопьются... тогда их не вытащить...
- Молчи, а то задохнешься...
- У вас потому было шоковое состояние, что вы наступили на них всей подошвой.
- Я уже стою,- крикнул Рено.- Плыви к берегу на спине. А мы тебя донесем на руках.
Они встали один против другого, взяли друг друга за запястья, переплели руки; и я обхватила одной рукой шею сына, другой - шею Пейроля и уселась на импровизированных носилках.
Они шли мелкими шажками, нащупывая ступней надежное место среди осыпи гальки. Здесь как раз начинался крутой подъем к берегу. Под тяжестью ноши они спотыкались, мы чуть было не рухнули все трое. Я судорожно цеплялась за них, впивалась пальцами им в плечи.
- Как все это глупо...
Оказывается, эти слова произнесла я. Голова у меня кружилась. Никто уже не смеялся.
Наконец мальчики выбрались на песчаную косу. Но не спустили меня на землю; оба, отдуваясь, постояли с минуту, связанные моими руками.
- Я один ее донесу, Рено,- вдруг сказал Пейроль,- а ты беги за шезлонгом, он удобнее, чем лежак...
Я запротестовала, я слишком тяжелая, Пейроль меня не донесет, но, так как он не соблаговолил ответить, я обхватила его шею. Он чуть откинулся назад, ловко высвободил свои запястья из рук Рено, взял меня одной рукой за талию, а другой под коленки, напрягаясь под моей тяжестью, и меня крепко сжали его сильные объятия. Жюстен слегка нагнулся, потом выпрямился, и я почувствовала, как он силен. Я старалась приноровиться к его движениям, всем телом прильнув к нему. Неужели с нас так быстро стекла вода? Прижимаясь к Жюстену, я ощущала жар его тела; видела совсем рядом его лицо, все в жемчужинках пота. Он смотрел на меня, чуть расширив глаза, но на сей раз не позволял себе улыбнуться. На покрывавшем его торс пушке блестело несколько капелек, что это - море или пот? Время шло, а Рено все не возвращался с шезлонгом, мне чудилось, будто каждая последующая минута становится длиннее предыдущей, замирает, вовсе останавливается. Меня охватила слабость, мой лоб клонился все ниже, ниже и наконец уперся во что-то теплое и влажное, в нежное и плотское, в нежность его кожи.
Когда я очнулась, я лежала на шезлонге, под щиколотки мне была подсунута подушка. В тени, под нашим навесом.
- Ты совсем побелела,- произнес Рено.- Тебе нехорошо?
Он наклонился надо мной.
- Да, Пейроль прав, подошва ужасно чувствительное место. Нет, до чего же глупо!
Пейроль, не спросив моего разрешения, налил мне виски. Я протянула руку. Пока я пила, он не отрываясь глядел на меня.
Рено притащил домашнюю аптечку.
- Я взял еще из твоего несессера два пинцета.
Я уже знала, какие легкие у него руки, в кабинете естественной истории он всегда шел первым или вторым. Поэтому я не раздумывая протянула ему ногу.
- Это долго,- сказал он, принимаясь за работу.- Их там тысячи. Я начну с самых легких, только не смотри на меня.
Я откинулась на подушку, я ничего не чувствовала. Время от времени Рено, стоявший возле шезлонга на коленях, чертыхался, и это значило, что колючка сломалась или ушла в мясо. Но мало-помалу пальцы его утрачивали свою природную ловкость, я поняла, что Рено нервничает; я охнула, тогда он отложил пинцет, поднялся на ноги. Согнутой в локте рукой он каким-то странно звериным жестом утер свое потное лицо и с трудом перевел дыхание.
