Юрий Касаткин
Гошка
Гошка на рыбалке
Гошка этим утром проснулся очень рано. В окне, постепенно угасая, мерцали звёзды, а вдалеке над рекой «Ангара», уже светлело небо и виден был густой туман, похожий на огромное облако, прилёгшее на ночь отдохнуть на реке. Во дворе, глухо позвякивая цепью, лениво лаял пёс Джульбарс, больше видно так для порядка, мол, вот я сторож не сплю и всё вижу и хлеб зря не ем.
Кровать Гошкина, стояла у окна, и он вечером, меж неплотно задёрнутых занавесок, засыпая, любовался звёздами, а утром, если просыпался рано, то видел их постепенное угасание и восход солнца.
Жили они вчетвером – отец, мать, брат Лёня и Гошка. Как-то так повелось, что звали его все не Гошой, как положено, а Гошкой, сначала дома, а затем и на улице. Он не обижался, ему так даже больше нравилось, как-то по-простому, по-домашнему.
Отец его работал шофёром, но, когда подходила уборочная, садился на комбайн жать пшеницу. Это был крепкий, мускулистый мужик, с вьющимися русыми кудрями и весёлым, чуть насмешливым добрым характером. Когда отец приходил с работы Гошка забирался к нему на колени, обхватывал двумя ладошками его огромный бицепсы на руках и заставлял отца сжимать их, стараясь удержать, чтобы они не надувались. Отец весело смеясь сжимал мускулы и говорил Гошке: «Ничего не поделаешь сын, мало ты каши ел, вот и не можешь удержать!». А ещё, они иногда летом вместе с отцом и братом Лёней вечерами ходили на реку «Ангару» рыбачить. Особенно им нравилось рыбачить в «Хартаге». Откуда взялось это странное название никто не помнил, наверное, это что-то означало на бурятском языке, так как здесь жили коренные буряты, вперемежку с русскими, переселённых из затопленных деревень Русского Нельхая и Мучной степи. Теперь новое село называлось «Ангарстрой». «Хартага» – это некогда лесной, крутой овраг, затопленный водой два года назад (1963г), во время строительства Братской ГЭС, (1954-1967гг). Залив, сам собой и не большой, и не маленький, но противоположный берег виден очень хорошо. Рыбачить в нём было, просто одно удовольствие!
Получалось так, что рыбачишь в лесу, местами на отлогом, местами на крутом склоне бывшего оврага. Деревья, ещё не успели подгнить и стояли в воде зелёные, затопленные наполовину, в основном это были берёзы, а от некоторых торчали только макушки. Вот такая была глубина здесь местами!
Рыбы в "Хартагах", было очень много и она чувствовала себя комфортно, в этих лесных затопленных чащобах. В отличие от других открытых мест рыбалки, здесь червей копать не нужно было заранее для рыбалки, достаточно сгрести старые опавшие листья под берёзами и червей там было много. Была и особенность этой рыбалки. Горе было рыбаку, если он вовремя не подсёк и не вытащил удочку. Если клевал карп, или окунь – они обязательно заведут леску в коряги, или ветви стоящих в воде деревьев и тогда прощай рыбалка, если нет запасного крючка и лески. Оставалось наудачу дёргать удочку, в надежде, что рыба выйдет из – под коряги, или ветвей. Если же эти попытки не увенчались успехом, оставалось только два варианта – обрывать леску вместе с рыбой, или раздеваться и лезть в воду, если позволяла глубина, или ты хороший пловец. Особенно нужно было быть начеку, если клевал окунь. Поклёвки его обычно были резкими и жадными. Поплавок начинал быстро рывками тонуть и уходить в сторону и здесь успевай подсекать и тянуть иначе утянет в коряги. Сорога, та клевала спокойнее и в основном проблем не создавала.
Можно было порыбачить и возле леса, на чистой воде, но там, в основном ловили ельца, а он в большинстве стал попадаться больной, покрытый водянистыми пузырями (мужики говорили, что это связано со сплавом леса по Ангаре, раньше мол, такого не было).
Зачастую попадались ерши – это такая коричнево-зеленоватая небольшая скользкая рыбка, когда её пытаешься брать в руки, она ощетинивает все свои плавники, и пока её отцепляешь с крючка, обязательно исколешь все руки. Рыбаки её в основном и не любили, а если вытаскивали ерша, сплёвывали и говорили: – «Опять сопливый попался!». Хотя говорят, уха из него была отменная, наваристая. Кто брал его, если крупный, для навара, а кто выбрасывал обратно в воду.
Отец с Лёнькой обычно устраивались в лесу на небольшой просеке, шириной метров в пять, чтобы избежать лишних неприятностей. Когда начинался клёв, то они обычно успевали вытащить рыбу до того, когда она утащит леску в сторону, в коряги, хотя случалось и такое.
Гошка устраивался с ними рядом, со своей маленькой кривоватой удочкой, вырубленной здесь же в лесу, из молодой берёзки. Место это ему нравилось, особенно когда было солнце. Он любил смотреть на берёзы, стоящие в воде, отражавшиеся в ней своей белизной. Создавалась необычайная сказочная атмосфера. Если с залива приходила небольшая волна, от проходящей моторной лодки, то ветви берёз, стоящих в воде, плавно колыхались на ней, создавая впечатление что берёзы своими руками-ветвями как бы тихо, ласково придерживали волну и говорили ей: "Тише-тише, что ты шумишь? Успокойся, не нарушай величавую лесную гармонию, видишь вон маленький рыбак сидит?
– Смотри не распугай ему рыбу!".
Гошка радостно вскрикивал, когда поплавок его маленькой, кривой удочки, плавающий тихо возле какой-нибудь берёзы, вдруг оживал и начинал нервно пульсировать. Гошка с большим азартом дёргал удочку и, если случалось поймать рыбу – кричал на всю "Хартагу", восторгу его не было предела. Отец с Лёнькой успокаивали его и подшучивая говорили: "Смотри всю рыбу распугаешь и придётся из одной твоей рыбы уху варить!"
Рыбалка рядом с ними Гошке быстро надоедала. Ему всегда казалось, что вон там, где-то в кустах рыбы намного больше и там крупнее и он тихо удалялся от отца с братом. Иногда ему везло, и он ловил рыбу там, но зачастую заканчивалось это тем, что он обязательно забрасывал леску на какую-нибудь ветку, или рыба уводила её под корягу. Тогда ничего не оставалось, как звать на помощь старшего брата или отца, которые всегда задавали один вопрос:
– Что опять? – а затем шли вызволять его удочку из беды.
Но однажды Гошке сильно повезло. Как обычно он залез в самый что ни на есть бурелом, ожидая что там рыба крупнее и забросил удочку. Подождав немного, он было хотел перейти на другое место, как вдруг поплавок медленно пошёл в сторону, как-то несмело, лениво и Гошка всё мешкал подсекать, или не подсекать? Вдруг, поплавок в одно мгновение исчез и больше не появлялся на поверхности воды. Гошка изо всей силы потянул удочку и закричал, что есть мочи;
– Поймал! Поймал! – и начал тянуть удочку. Но не тут-то было, на другом конце удочки кто-то очень тяжелый яростно сопротивлялся. Его маленькая, кривая удочка вся изогнулась, обещая сломаться. Леска упорно уходила в сторону коряг и через мгновение в них застряла. Гошка, громко стал кричать и звать на помощь отца с братом. Первым прибежал Лёнька и поняв в чём дело перехватил у него удочку, но всё было тщетно – леска застряла в коряге. Лёнька быстро раздевшись полез в воду и по леске стал двигаться к коряге. Когда он к ней приблизился, какая-то рыбина сильно ударила по воде хвостом, обкатив его брызгами. Лёнька остановился и чуть напугано вскликнул:
– Нифига себе, кто это? – и полез осторожно щупая руками, под корягу. Немного повозившись он вытащил огромного карпа. Он еле дотащил его до берега, держа пальцы под жабры. Такую крупную рыбу поймать до этого ещё никому не удавалось, карп весил как минимум килограмма на полтора-два. Ту рыбалку Гошка запомнил на всю жизнь. Больше, ни на одной рыбалке таких экземпляров, как этот карп, поймать не удавалось.
Щука
Однажды на рыбалке случился ещё один забавный случай! После полудня, Гошка с братом вдвоём пришли к той же «Хартаге» порыбачить, ближе к вечеру. Было сказочно тихо и солнце, после знойного, жаркого дня, ещё не собиралось садиться за гору, а продолжало жарить своими жаркими лучами. Гладь воды залива была местами ровной, как зеркало, а местами чуть-чуть морщилась, от лёгкого, еле уловимого, тёплого, летнего ветерка. Желания рыбачить сразу не было, и они с удовольствием, скинув одежду решили искупаться в тёплой прозрачной воде. На мелководье резвились мольки, т.е. мелкая рыбка, которая начинала щекотливо щипать их за ноги, как только они останавливался после плавания. Вдалеке на берегу стояло стадо коров, пригнанное пастухом на водопой. На противоположном берегу важно прохаживались два журавля, время от времени замирая и наблюдая за купающимися. Наплававшись вдоволь братья улеглись на берегу погреться под солнцем. Вскоре появились ещё несколько ребят из их посёлка и накупавшись присоединились к ним. После небольшого отдыха все ребята, от нечего делать пошли «выливать» сусликов, больше заняться было нечем. Занятие это заключалось в том, что, найдя нору суслика, а их здесь было много, решали наливать туда воду. Сразу возникала проблема, где взять ведро? Шли осматривать стоящие на привязи лодки, зачастую там валялись старые, мятые вёдра, которыми рыбаки вычерпывали воду из прохудившихся лодок, а если вёдер не находили, то иногда воду таскали сапогами, в которых, изредка, кто-нибудь приходил на залив. И так вооружившись найденным ведром, начали таскать воду с залива и лить в нору суслика, наполняя её до края земли, в какой-то момент вода остановилась, но суслик не выходил, оставалось ждать. Говорили, что он заткнул проход задницей, но минут через пятнадцать, когда воздуха в норе уже становилось мало и суслик выскочил, мокрый, испуганный такой ситуацией и пустился наутёк, под весёлое гиканье пацанов. Закончив с этим весёлым занятием все вернулись на берег залива.