В мраморном фойе повсюду пестрели огромные плакаты, вторившие речи полковника.

«Контролируйте себя! Не будьте животными! Секс – наиболее опасный физический контакт! Берегите свое здоровье!»

«Спорт и правильное питание – залог крепкого здоровья».

«Заболел?! Не жди повестки! Обратись в ЦМСН. Помни, ты подвергаешь опасности других людей!»

С каждого транспаранта смотрели неизменно красивые мужчины и женщины, и каждый желал всем бесконечного здоровья и долголетия. Кирилл едва заметно улыбнулся. О всеобщем оздоровлении он не думал ничего хорошего. Отсутствие стариков и каждодневно растущее число пропавших без вести наводили на определенные мысли, приближая такое оздоровление к геноциду.

От всеобщего «добродушия» по спине бегали мурашки. Улыбавшееся сквозь стекла масок оцепление, вооруженное автоматами, полковник и его елейный бархатный голос…

– Сдайте ваш компьютер, – донеслось из динамика. Писк тоже был слишком ласковым, и Кира поежился. Он положил компьютер в выехавшую из стены ячейку.

– Возьмите номер, – из небольшой щели в стене выехала карточка. – Спасибо. Будьте здоровы!

Толпа змейкой двинулась по, казалось, бесконечным узким коридорам. Солдаты внутри колонн разделили людей на двадцатки. Вояка, возглавлявший «строй», постоянно сверялся с навигатором, что было вполне понятно – заблудиться здесь ничего не стоило. Здание было одним из первых «Муравейников», только без внутренней транспортной сети лифтов и монорельса. Этот чудовищных размеров лабиринт пугал каждой своей деталью – серость, холод и сырость бетона, слабое электрическое освещение, полное отсутствие окон и, как следствие, жутковатый полумрак; ноздри разъедал запах лекарств. Всю дорогу их сопровождало мистическое, грозное и непрерывное эхо, соединявшее в себе в какофонию отчаяния звук их собственных шагов – десятков шаркающих и топающих ног, – вздохов и шепота. Люди то и дело нервно оглядывались, вжимались в идущих рядом, не менее перепуганных попутчиков. Кто-то не выдержал. По коридору разнесся звук выворачивающегося нутра. Началась цепная реакция. Тех, кого не рвало, начало подташнивать. Коридор заполнился кислой вонью.

– Каждый раз одно и то же… А нам потом – ботинки отмывай, – пробубнил солдат, шедший перед Кириллом.

Лиц было практически не разглядеть. Кирилл подумал, что эта темень тоже своего рода мера безопасности. Глядя на испуганные лица, начинаешь бояться еще сильней, а значит, становишься послушнее. Правда, может начаться паника.

Повсюду в стенах темнели черные прямоугольники ниш. Перед некоторыми из них колонну останавливали, запуская внутрь партию на обследование. Потом колонна снова двигалась дальше.

– Стой, – в очередной раз крикнул головной.

Бесшумно спряталась в стене очередная дверь, приглашая Костину двадцатку в очередной коридор. В противоположном его конце виднелась еще одна дверь, слабо освещенная бледным красным светом информационного табло над ней. На табло горела надпись «Следующий». Вдоль стен стояли лавки. Между ними – вооруженные люди в химзащитных комбинезонах. Они вошли. Тут же, легко и бесшумно, дверь за ними закрылась, окончательно отрезав их от внешнего мира. Кирилл оглянулся. На уровне груди загорелась сенсорная мишень «Выход только по отпечаткам пальцев». Костя замешкался на входе, и вояка, замыкавший его двадцатку, толкнул его вперед.

Их рассадили по трое на лавку. Молодого парня двое военных под руки подвели к двери в другом конце коридора: парень не сопротивлялся, но сам идти, как будто, не мог. Втолкнув его в открывшийся проем, солдаты по стойке смирно замерли по обе стороны от двери. Надпись над дверью изменилась на «Ожидайте».

В тусклом, будто больном, электрическом освещении тишина стала почти осязаемой, и каждый, не в силах справиться с внезапной плотностью пространства, невольно сливался с ним, и старался не издавать ни звука. Кириллу захотелось как-нибудь, расшевелить эту толпу, скорчившуюся на холодных лавках, а вместе с ними и себя. Но он молчал. Сосредоточенно глядя на дверь, Кирилл и сам нехотя впускал в себя нечто, накрепко спеленавшее каждого из сидящих здесь людей.

– Только две двери. И нет окон. Да еще эти болваны с автоматами… Жутко угнетает и раздражает! – соседка ткнула Кирилла в бок. – Как ты считаешь?

Девушка выглядела не старше его самого. Приятное молодое лицо, большие, как ему показалось, карие глаза и тонкие резко очерченные губы. Ее слова непривычно громко зазвучали в плотной тишине. В одно мгновенье все обернулись на них. Кирилл смутился. Она же, не замечая обрушившихся на нее взглядов, продолжала невозмутимо смотреть на него. Он кивнул.

– В первый раз здесь?!. – она понимающе улыбнулась. Он снова кивнул.

– А вы нет?! – он удивился усилию, с которым произнес эти слова – остатки молчания склеили глотку и звуки прорывались кашлем.

– Нет, – снова улыбнулась она, обнажив красивые белоснежные зубы.

«Значит, она как минимум вдвое старше меня, – подумал Кирилл. – Чертовы нанотехнологии… А ведь когда-то люди старели, их волосы белели, на лицах чернели морщины, глаза выцветали. С одной стороны, глупо грустить об изношенном теле, но с другой – это естественно. Быть старым. И грустить о том, чего нет. Старение давало лицо, которое ты «нажил». Каждая гадливая мерзость или улыбка – все навсегда остается на лице. Оставалось. А сейчас не поймешь, кто перед тобой – то ли бабушка 120 лет, то ли двадцатилетняя девчонка. Теперь пожилое лицо можно увидеть разве что на фото. Хоть кто-то все помнит…»

Открылась дверь. Оттуда медленно вышел паренек. Его потряхивало. Он словно не мог поверить, что все кончилось. Сперва он неровно преодолевал коридор, едва ли не опираясь на стены, и с дебильной улыбкой вглядывался в лица, но чем ближе был выход, тем увереннее и стремительнее были его шаги, из бессильного шарканья превращаясь в походку. Он ускорил шаг, стараясь больше не смотреть в лица ожидающих; здесь он стыдился своего везения. Парень приложил ладонь к мишени. Дверь с небольшой задержкой открылась и выпустила его наружу. В коридор влетел легкий сквозняк с привкусом рвоты. Теперь в этом запахе не было мерзости, только жизнь.

Все сидящие вздохнули. Каждый на секунду поверил, что выйдет отсюда так же легко и непринужденно, заново подчинив себе непослушные руки и ноги, распрямив спину и широко расправив плечи. Этот фантом надежды был почти реален. Прислушавшись, можно было различить стук его каблуков и шелест одежды, когда он проходил мимо, направляясь к заветной двери. Его провожали десятки глаз; даже соседка чуть подалась вперед, кольнув подбородком плечо Киры. Но фантом быстро рассеялся, ткнувшись в закрытую металлическую дверь. Вновь воцарилась тишина и полумрак, разъедаемый неприятным свечением таблички «Следующий».

В дверь вошла женщина то ли от возраста, то ли от страха, трясущаяся и медлительная.

– Аня, – представилась соседка.

– Кирилл, – он пожал протянутую руку.

– Кирилл, – с нарочитым официозом и чуть смеясь повторила она. – Поговорите со мной, Кирилл! – и уже тише добавила, – Это успокаивает.

Она все время улыбалась; улыбалась искренне. Что-то в этой улыбке смущало и заставляло юношу отводить взгляд.

– Вам совсем не страшно? – спросил он.

– Нет, – ответила Аня, и, добавила, отвечая на вопросительный взгляд Кирилла, – Да и с чего? Потому, что все боятся?

– Ну, хотя бы поэтому, – Кирилла задело ее безразличие.

– Предпочитаю не нервничать раньше времени. Скажу по секрету: рано или поздно каждый приходит сюда в последний раз, – она подмигнула. – Просто расслабься.

– Каким образом?! – резко и с какой-то неосознанной злобой спросил Кирилл. Аня, словно не заметив его грубости, все так же спокойно, весело улыбаясь, разглядывала окружавших их людей.

– Представь, что ты где-то далеко отсюда, в другом месте, красивом и спокойном. Например, в парке. Конец осени. Свежий прохладный ветер, сладкие запахи прелой листвы. По дорожкам гуляют причудливые тени. Вокруг все желтое и оранжевое! И весь парк пылает в закатном солнце. А эти болванчики, – она кивнула на солдата за ее плечом, – стройные, яркие клены и осины.