Юрий Яковлевич ЯКОВЛЕВ

Салют

Прохладным майским вечером отец и сын ждали салюта. Сын вскарабкался на подоконник, а отец стоял за его спиной и на всякий случай держал мальчика за лямку штанишек.

- Скоро? - нетерпеливо спрашивал мальчик и сильнее прижимался носом к стеклу.

- Скоро, скоро, - отвечал отец и посматривал то на часы, то на небо.

- Давай откроем окно, - предложил сын.

- Зачем?

- Чтобы лучше было слышно.

- И так услышим.

Отец присел на край подоконника. Неожиданно мальчик повернулся к нему и спросил:

- А у дедушки была борода?

- Нет. Он был молодым.

- Разве дедушки бывают молодыми?

- Бывают... стало быть.

- А усы?

- Что усы?

- Усы у него были?

- Кажется, были.

- И винтовка была, - произнес мальчик.

Отец удивленно посмотрел на сына и спросил:

- Кто это тебе сказал... про винтовку?

- Знаю. А патроны он тебе дарил?

- У него не было патронов, когда он уходил на войну.

- Были. Надо было попросить. Ты не просил?

Отец ответил не сразу. То ли он подыскивал слова, то ли подумал, почему и в самом деле не просил патронов. Он сказал:

- Я плохо помню. Когда дедушка уходил, я был таким, как ты.

Мальчик пропустил его объяснение мимо ушей. И снова спросил:

- А где дедушка?

- Он не вернулся с войны.

- Почему не вернулся?.. Ты напиши ему, пусть возвращается.

- Туда не ходит почта.

- А почтальоны... с толстой сумкой на ремне?

- Не ходят.

- Может быть, съездим за ним? В воскресенье?

- Туда не ходят поезда.

- Поедем на автобусе, а там пешком. Войну посмотрим.

- Войны давно нет.

- Когда дедушка вернется?

- Никогда.

- Никогда - это долго?

- Долго.

- Подождем. Правда?

- Понимаешь, какое дело, - дедушка погиб.

- Как погиб?

- Фашист выстрелил в него, и он упал. Пуля попала в сердце. Вот сюда.

Отец показал, куда попала пуля, и мальчик долго рассматривал верхний карман пиджака, где отец держал палец. Потом он спросил:

- Давно?

- Ну да. Очень давно.

- Может быть, уже зажило, раз давно?

- Он уже умер.

Отец долго не решался произнести это слово, но оно не произвело на мальчика никакого впечатления. И отец удивленно смотрел на сына, словно дожидался, когда наконец слово "умер" дойдет до его сознания. Но мальчик как ни в чем не бывало барабанил пальцами по стеклу. Потом сказал:

- Все вернулись, и дедушка вернется... попозже. Правда?

- Ничего ты не понимаешь.

- Понимаю, понимаю... Он без бороды, но патроны у него были.

- Сейчас салют начнется. Смотри.

Вдалеке громыхнули орудия, и тяжелый раскат донесся не до слуха, а ударил прямо в грудь. И сразу по темному небу с треском покатились разноцветные шаровые молнии. И в их коротком сиянии стремительно пронеслись призрачные стаи вспуганных голубей.

- Кто это стреляет? - спросил мальчик.

- Солдаты.

- Которые вернулись?

- Разные.

- А почему звенят стекла?

- Это бьют пушки.

- С войны?

- Из пригорода.

- Нет, они бьют с войны, - стоял на своем мальчик. - Я точно знаю. И та белая ракета тоже с войны. Ты был на войне?

- Нет, - ответил отец. - Я же был маленьким, как ты.

- Вот ты и не знаешь, что пушки бьют с войны. Закрой глаза, лучше будет слышно. Бум! Бум! Это дедушка бьет с войны.

- Пусть будет по-твоему, - тихо сказал отец.

Но мальчик не слушал его слов.

- Дедушка потому и не вернулся, чтобы бить из пушки, когда салют. Правда?

- Правда.

В комнате было темно. И только огни ракет на несколько мгновений освещали отца и сына то зеленым, то красным, то желтым светом. Над городом гремел салют. Но отец не следил за восходом ракет. Он смотрел на маленькую фигурку, прижавшуюся к стеклу, на сплющенный нос и на широко раскрытые глаза. И отцу казалось, что глаза сына видят то, что он, взрослый человек, никогда не сможет увидеть: они видят войну, видят распаленные лица солдат и дедушку, который не вернулся с войны, чтобы бить из пушек, когда салют.