— Твой… брат… Я не хочу! — Лира схватилась за голову. — Не хочу думать! Не хочу спрашивать!
Биро поймал ее, метущуюся, сильно сжав плечи.
— Так-так, успокойся. Я понял. Я имел в виду… того медведя. Который лежит в телеге. Он очень… важен. Для нас. Для всех нас. Мы должны привезти его в одно место. За нами будет погоня. Поэтому мы будет торопиться, как можем. Так лучше?
Валирейн вздохнула и опустила руки.
— Да. Так… так хорошо. Я поняла. Я буду… меньше спрашивать.
— Как хочешь. Но только, — Биро оглянулся по сторонам, потом снова посмотрел на Лиру, — не задавай вопросы тем другим. Ладно?
Леди кивнула, снова ухватившись за руку своего защитника. Это было приятно. Чувствовать заботу. Чувствовать свою слабость. Приятно. И страшно вместе с тем. Отчего-то ужасно страшно. Но об этом она тоже старалась не думать.
—…не заслужил? Я с вами со столицы иду! И не разочка еще дурного не сделал, даже с брагой в пузе. Чего ж ты такая недоверчивая, девонька? Что за мужики тебе попадались?
— Не поверишь, но с такими свиньями, как ты, я дело имею чаще, чем с благородными господами навроде нашего северного мальчика. Не волнуйся, торопыга, свою награду за предательство короны ты получишь точно в срок.
Альма и сир Гиллир вышли со стороны поля, что окружало их путь. Растущая здесь высокая трава с головой скрыла даже рослого мужчину, что и говорить о маленькой ведьме, потому-то они с Биро и не заметили их, пока те не заговорили. Дорога беглецов происходила из холмов, утопала в травяной низине и шла дальше, к горам. Казалось, что они так близко, что идти недолго, пару часов, может, день. Но гвардеец покачал головой, когда Лира поделилась своими мыслями, и сказал, что высокие фигуры часто нас обманывают.
— Что вы там делали? — гвардеец повернулся к ним лицом, заслоняя собой Лиру.
— Помимо того, что наш самый преданный слуга снова попытался выведать у меня, где находится Место и когда его вознаградят? — начала Альма. Сир Галлир махнул рукой и ушел к козлам. — Ну, я собрала немного трав для крепкого сна твоего братца. Заодно мы прикинули, сколько еще до ущелья. Долго. Ты с ней поговорил?
Альма заглянула за спину Биро, и Лира, зажмурившись, плотно прижалась к нему, чувствуя запах несвежей одежды и пота.
— Еще нет. Она пока не хочет. Нужно время.
Ведьма цокнула языком. Валирейн почти видела, как она закатывает глаза, снова уперев руки в боки.
— Один северный варвар с нею как с хрупкой статуэткой, даже к ручке не приложится без спросу, другой северный варвар слово боится сказать, лишь бы белокурая радость лишний раз не уронила слезу. Почему, когда я была нежной девушкой, ни один чертов мужчина меня не щадил? — Ведьма театрально фыркнула, а потом произнесла уже серьезнее. — Заводи ее в телегу. Мы трогаемся.
***
Следующие долгие несколько дней они шли по каменистой дороге к холмам, где путь обещал быть еще труднее. Лежак на дне повозки был тонким, после сна на нем болели все кости, а еще и сама телега подпрыгивала на камнях, не давая крепко уснуть. Но Биро всегда был рядом, обнимал одной рукой, лежа сзади, спина к груди. Так было теплее и лучше. Иногда к ним приходил сир Галлир. Он ложился рядом с медведем и почти тут же засыпал, громко храпя. Разок Лира не выдержала и лягнула его ногой в пятку. Мужчина тут же переставал храпеть, и после леди уже делала это без стеснения.
А иногда приходила и Альма. Ведьма была такой тихой, что Лира не всегда просыпалась, когда та отодвигала край настила и прокрадывалась внутрь. Она неизменно ложилась рядом с лордом, укладывая голову ему на грудь, так и засыпала.
Телега останавливалась лишь на несколько раз в день, чтобы покормить лошадей и дать им отдохнуть. Пока ели лошади, ели и люди. Изредка повозка тормозила, когда кому-то нужно было по нужде, чаще женщинам. Сир Галлир иногда справлял потребности не сходя с телеги, только края настила отодвинув, да развязав штаны. Биро тоже так делал. После нескольких раз Валирейн в конце концов даже перестала краснеть. Сама же она ела всегда мало, потому и по нужде хотелось редко. Чаще всего на остановках она вместе с Биро кормила лошадей. Поглаживая холку серой девочки, леди воображала, что это ее Малинка, веселая, резвая, всегда ей рада. Вторым в упряжке был гнедой мерин, уже в годах. Он ел без аппетита, был не слишком общителен, но никогда не упрямился. Имен у лошадок не было, поэтому леди назвала их сама — Мышка и Листок.
Она редко когда оставалась одна, стараясь везде быть с гвардейцем. Они много говорили, но о совершенно разных вещах, почти никак не связанных с их дорогой, попутчиками и прошлым. Биро рассказывал ей о своей жизни на севере и о годах, проведенных на войне. Но об этом Лира попросила его сама.
— Я был одним из самых младших из всего выводка конунга, рожденный его пятой женой. Моя мать тогда была моложе, чем ты сейчас. Она меня сильно любила. Надеюсь, и сейчас любит, если выжила…
— Как давно ты с нею не виделся?
— С тех пор как ушел с островов в тринадцать лет.
— А почему ты ушел?
Гвардеец посмурнел, и продолжил, не глядя на Лиру, проверять упряжь Листка, очень уж старичок бухтел, когда Галлир вынуждал их лошадей идти быстро. Все знали, что без лошадей далеко им не уйти, потому гвардейцу было поручено проверить, что с конем не так. Он полагал, что дело может быть в упряжке. Лира же думала, что старый конь просто пытается так привлечь к себе внимание.
— Это долгая история. И она… связана с медведем.
— С… лордом Дормондом… Который твой брат… Бриган, бастард конунга.
Гвардеец остановился, настороженно посмотрев на леди.
— Ты уверенна? — Та кивнула и Биро продолжил. — Ладно. Мне было тринадцать. Братья уже тогда воевали. В то время я еще не понимал из-за чего. Знал только, что за трон, который конунг обещал не тому. Слишком много у него было жен, слишком много сыновей. И не все были готовы мириться с последним словом отца. Даже я. Хотя сейчас понимаю, что меня навострили просто. Впрочем, как и остальных. Умело, хитро… по-королевски, в общем.
Биро потянул за один ремешок, приподнял узду, выправил другой, а потом хорошенько все затянул. В конце концов Листок фыркнул, ухнул, пошевелил ноздрями и успокоился.
— Ну вот и все. Должно стать получше. Так вот, — гвардеец снова обратил внимание на Лиру. — Мне было тринадцать. У старших братьев уже была своя дружина, у кого-то даже не одна. И я завел свою. Собрал всех щенков, десятых, двадцатых сыновей со всех семей севера. У меня была своя свора, потому что дружиной никто ее назвать не мог. Но меня стали уважать. Я не вошел ни в чью дружину, не встал на сторону ни одного из братьев в их борьбе за место главного наследника. Я сам стал бороться наравне со всеми. Удивляюсь, почему братья не перебили нас, видимо оставили на потом.
— Но разве… разве не было у конунга старшего сына, который и наследовал бы трон?
— Был, конечно. И первый стул на Тинге был обещан ему по праву. Только на севере все ж таки правит конунг, а не право. Потому отец решил назначит наследника лично. И может все бы обошлось, будь это Алек, Тормун или Вейлир. Но отец выбрал Бригана, а этого не стоило делать. Совсем не стоило. Все ему говорили. Лиса в семье не очень любили. Все потому, что отец прижил его со жрицей Гримурха, проклятого бога. Этих женщин все уважали, как и самого Великого Убийцу, потому что иначе у нас к богам относиться нельзя. Да только вот стороной обходили и с прошениями являлись не часто, а может и часто, просто говорить о таком не принято. Потому что к Гримурху только за темными делами приходят. А конунгу, видишь ли, одна из женщин злого бога приглянулась. Да так, что не просто поразвлекся, а сделал сына и полюбил его сильнее всех. Лис очень похож на отца, больше всех нас, может потому он в нем души и не чаял. Отцу было все ни по чем. Хочет берет женщину Гримурха, хочет на ужин ее сожрет, хочет, возьмет собственную дочь или бестию морскую. Его на Севере за это любили и ненавидели поровну. Когда дело касалось нашей родины, он был яростным ее защитником, когда дело касалось прихотей — не подчинишься, пойдешь по фьордам вниз башкой.
