Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Обратите внимание: с самим Гарсиа Маркесом при подготовке книги я не общалась. Собственно, этого требует жанр: устная история пишется со слов других людей. Предполагается, что ты беседуешь с ними о герое в его отсутствие и – это еще важнее – записываешь беседы на пленку. Приступая к работе над книгой, я разложила пленки в хронологическом порядке и начала слушать эти беседы-интервью более чем десятилетней давности. В наушниках слышался мой собственный смех, но одновременно у меня возникали новые вопросы. Так, я хихикала над разглагольствованиями жителей моей родной Барранкильи, но вместе с тем понимала: за пределами Колумбии никто не поймет, что означает привычное нам, барранкильянцам, выражение «пичкать петушьей титькой». Я осознавала, что должна не только растолковать читателю наше барранкильянское арго, но и как-то донести до него, что со мной говорят люди преклонных лет. Память местами подводит их, и они, не в силах припомнить что-то существенное, мямлят и запинаются. А поскольку я не собиралась освежать их воспоминаний, то сохранила эту слабость в их голосах.

Музыка, а в особенности вальенато[7] – нечто наподобие кантри-блюза, исполняемого под аккордеон, – занимала важное место во время того первого круга моих бесед с героями этой книги. Мои собеседники не раз и не два принимались петь, поддавшись порыву, и потому на страницах я тоже позволяю им вволю попеть. Я привожу здесь и чисто мачистскую логику в словах судьи, с которым в свое время советовался Гарсиа Маркес, желая из первых уст узнать, что и как происходило в то роковое воскресенье, когда еще совсем молодой судья стал свидетелем трагедии, известной сегодня миру по повести 1981 года «Хроника объявленной смерти». Пришлось также добавить множество пояснений о Барранкилье, ибо это не только благодатная почва, на которой произрастает так называемый магический реализм, но и место, где Гарсиа Маркес повстречал первых и последних в его жизни друзей – ученого каталонца, Альфонсо, Альваро, Хермана и других «спорщиков», появляющихся в последней главе «Ста лет одиночества». Когда я приехала в Барранкилью со своим магнитофоном, многие из этих людей уже ушли в мир иной, однако мне посчастливилось отыскать двоих еще живых, и они рассказали мне, какими были верные друзья Гарсиа Маркеса, когда взяли его под свое крыло. Эта книга – моя ода дружбе, дань признания его друзьям, ведь именно в Барранкилье он пережил лучшие свои времена.

В поисках других рассказов о дружбе я задумала связаться с Марией Луисой Элио и Хоми Гарсиа Аскотом. Это им Гарсиа Маркес посвятил «Сто лет одиночества». И представьте себе: ни один из записных габоведов и габолюбов Колумбии, назубок знавших все дела и проделки выведенных в романе «спорщиков», не смог мне поведать ничего внятного об этих двоих, хотя они явно играли немаловажную роль в жизни автора. За исключением того факта, что проживали они в Мехико.

Я прилетела в Мехико по еще одному билету от Disney, зарегистрировалась в отеле «Каса Дуранго» и приступила к поискам. Карлос Монсивайс[8] сообщил мне, что Мария Луиса и Хоми – муж и жена, испанцы; Хоми уже нет в живых, и я получила телефонный номер вдовы, сеньоры Марии. На следующий день меня принимала в библиотеке своего дома, расположенного в южной части Мехико, очень привлекательная элегантная дама в идеально подходившем к цвету ее глаз серо-голубом брючном костюме и таком же шарфе. Она делилась воспоминаниями с тем же щедрым великодушием, с каким часами выслушивала Габриэля Гарсиа Маркеса – на тот момент просто друга ее друга, случайного соседа за столом на банкете. В исчерпывающих подробностях новый знакомый излагал ей сюжетную канву задуманной книги. Впоследствии сюжет воплотился в романе «Сто лет одиночества», и первое издание он посвятил ей, Марии Луисе. Я уверена: она многократно повторяла эту историю на других званых обедах, однако, когда я в тот день включила свой магнитофон, Мария Луиса Элио заметила, что ее воспоминания о том эпизоде впервые обставлены как настоящее интервью и записываются на пленку.

В книге звучат также голоса людей, которые не слишком близко знали Гарсиа Маркеса или вообще не были с ним знакомы. Однако их комментарии относительно важных событий в истории Колумбии, оказавшихся знаковыми и в жизни писателя (например, убийство видного политика Хорхе Эльесера Гайтана[9] 9 апреля 1948 года, положившее начало кровавому десятилетию гражданской войны, известной как Ла Виоленсия), совершенно необходимы, поскольку открывают путь к пониманию личной истории Гарсиа Маркеса и его книг. Нерео Лопес, официальный фотограф колумбийской делегации, приезжавшей в Стокгольм на вручение Гарсиа Маркесу Нобелевской премии, рискнул в 1997 году, в восемьдесят лет, переехать в Нью-Йорк, чтобы «открыть для себя новые горизонты»; я не преминула извлечь пользу из этого его восхитительно отважного шага и уговорила поделиться со мной воспоминаниями о тех днях, когда Гарсиа Маркес был для него не более чем коллегой, а Колумбия истекала кровью в гражданской войне. Его яркие воспоминания оживили повествование.

На страницах книги Гарсиа Маркес предстает свободным от самоцензуры, каковая присутствует в его мемуарах «Жить, чтобы рассказывать о жизни», над ним не тяготеют семь с лишним сотен страниц его биографий, превосходно написанных Дассо Сальдиваром и Джеральдом Мартином. Это богатый и исключительный исторический документ, хранящий коллективную память о его жизни, размышления о том, каких трудов это стоит – быть писателем, и о том, какими тропами он, подобно Рильке, приходит к необходимости заключить пакт с одиночеством. Перед вами книга, которая наглядно показывает, насколько дружба и обстоятельства, а превыше всего – внутренняя дисциплина и самоотверженность важны для достижения триумфа.

Его близкий друг, аргентинский писатель Томас Элой Мартинес, признался мне, что стать другом Габо можно было, только беспрекословно соблюдая омерту – обет взаимного укрывательства, эдакий «кодекс чести», какой существовал у мафии. «Нельзя было никогда и ничего писать о нем», – сказал он как-то, когда мы сидели в его патио в Нью-Джерси. Сам Гарсиа Маркес рассказывал эпизод, как однажды в Париже, будучи еще молодым и очень нуждающимся, он увидел в парке Эрнеста Хемингуэя. Вместо того чтобы подойти и заговорить с ним, он решил выкрикнуть его имя с другой стороны маленькой площади и в знак великого уважения поднять руку. Мне понятна овладевшая им робость, потому что при всем соблазне очень тяжело решиться и вот так запросто заговорить со знаменитостью.

Эту книгу я писала с тем же чувством робости, стараясь соблюдать почтительную дистанцию. Я создавала портрет человека, ставшего легендой. Убеждена: все мы представляем собой нечто большее, нечто более значимое, более вечное и даже более священное, чем мифы, вымыслы. Гарсиа Маркес остается великим, даже если мы не верим в утешительные сказочки о том, что он был чужд ошибок, недостатков, поражений, безрассудств, любовных страстей и вражды.

Если вы желаете получить истинное наслаждение от этой книги, то отложите на время убеждение в том, будто бы все в жизни имеет одно-единственное правдивое толкование. Следуя закону жанра, устная история сталкивает правду одного человека с правдой другого и даже противопоставляет их. В этом, в частности, и заключено ее очарование. С такой мыслью в голове и стаканчиком виски со льдом в руке или бокалом шампанского (каковому, как мне говорили, сам Габо отдавал предпочтение) ступайте на этот праздник. Если жаждете всей полноты впечатлений, подойдите к книжному шкафу и достаньте свой экземпляр «Ста лет одиночества», а за неимением такового – прогуляйтесь до ближайшего книжного магазина и купите. Прочтите его снова или в первый раз – теперь, когда узнали обо всех любопытных фактах и несообразностях, тайных пружинах и страстях в подоплеке этого романа, названного «пожалуй, самым филигранным и самым знаменитым произведением – классикой мировой литературы на все времена». Две его последние главы доставят вам особенное наслаждение, ведь вы увидите и поймете, как лукаво автор подмигивает своим друзьям. Надеюсь, вы будете громко смеяться, читая, например, такой пассаж: «Между тем Альваро взрывами своего хохота пугал кайманов, Альфонсо сочинял кровавую историю про то, как выпи на прошлой неделе выклевали глаза четверым клиентам, которые нехорошо себя вели, а Габриэль пребывал в комнате задумчивой мулатки, которая взимала плату за любовь не деньгами, а письмами для своего жениха-контрабандиста, отбывавшего срок в тюрьме по ту сторону Ориноко, потому что пограничники напоили его слабительным и посадили на горшок, и потом в горшке оказалось полно бриллиантов»[10]. И поймете, почему он всегда возражал тем, кто говорил о его безграничном воображении, и неизменно произносил одну простую фразу – о том, что все в его выдумках основывается на фактах.

вернуться

7

Вальенато (vallenato) – жанр народной музыки северной Колумбии. Исполняемые под непременный аккордеон, близкие по стилю балладам трубадуров, вальенатос рассказывают о тяжкой доле, о дружбе и любовных историях людей из Валле-де-Упар (долины Упар), расположенной на северо-востоке Колумбии. Гарсиа Маркес, неизменный любитель и пропагандист этого жанра, недаром сказал, что «Сто лет одиночества» – это вальенато в 360 страниц. (Здесь и далее, если не указано иное, пояснение в сноске принадлежит автору.)

вернуться

8

Карлос Монсивайс Асевес (1938–2010) – мексиканский писатель-эссеист, сценарист, литературный и художественный критик, один из виднейших латиноамериканских интеллектуалов эпохи. Прим. пер.

вернуться

9

Хорхе Эльесер Гайтан (1903–1948) – колумбийский политический и государственный деятель, приверженец левых идей, пользовался широкой поддержкой среди беднейшего населения. В 1947 году в ходе конфликта с Колумбийской консервативной партией выдвигался на пост президента, но был застрелен. Остается в народной памяти как либеральный мученик. Прим. пер.

вернуться

10

Пер. с исп. В. С. Столбова, Н. Я. Бутыриной.

2
{"b":"719973","o":1}