Я очнулся и обнаружил, что валяюсь под столом. Как собака. Сильно ныл глаз, я потрогал его пальцем: глаз заплыл. Проклятье! В руке обнаружился пустой графин. Кряхтя и ругаясь, я выбрался, бухнул графин о стол и поманил дежурившего неподалеку официанта.

– Скажи, это какой по счету?

– Четвертый, сударь, – невозмутимо ответил он мне.

– А где второй и третий?

Ловкач показал на пол Там были осколки.

– А это откуда? – я дотронулся до глаза. Парень промолчал, тогда я схватил его за шиворот. – Говори, змееныш! – рявкнул ему в ухо.

Мальчишка вздрогнул.

– Тот тип уже ушел, – протараторил он. – Расплатился и ушел. Я его не знаю, честное слово, первый раз видел.

– Проваливай, – разрешил я. – Принеси воды.

Лошак сладко спал, положив голову на руки, около него стояло шесть пустых графинов и стакан с трещиной. Общество за соседними столиками сонно поглядывало в мою сторону. Я сел, проглотил поднесенную мне воду, после чего понял, что здесь скучно. Тогда я потряс Лошака за плечо. Тот помычал, почмокал губами, отвратно почесался и проснулся.

– Что такое? – просипел он, поднимая голову.

– Эй, – сказал я ему, – ты знаешь, что такое «лошак»?

Он тупо огляделся, мучительно вникая в суть вопроса. С соседнего столика лениво подсказали:

– Это помесь лошади с ослом.

– Вот-вот! – подтвердил я. – Лошадь и осел. Лицом ты лошадь, а умом осел. Понял, ковбой?

– Почему? – вспыхнул он.

– Ну ты же лошак?

Он стал вылезать из-за стола, крохотный, но очень грозный.

– Шуток не понимаешь, – равнодушно сказал я, и он с готовностью влез обратно. Скучно было невыносимо. Я посмотрел вокруг, собираясь с мыслями, и вдруг вспомнил, зачем, собственно, пришел сюда.

– Балабола нигде не заметил?

Лошак отрицательно мотнул головой.

– А про банк слыхал что-нибудь?

– Грабанули твой банк, – сипло ответил он.

– Это и без тебя известно. Чья работа, не в курсе?

Вот такой вопрос был, прямо скажем, громок. Особенно после упоминания имени Балабола. Общество навострило уши, тревожно замерло. Лошак принялся непотребно зевать, и я сразу дал задний ход, потому что глазки у моего соседа стали пугающе неподвижными. Я добавил:

– Говорят, там пауки потрудились.

Зевота мгновенно прошла.

– Какие пауки? – искренне удивился Лошак.

– Неграмотный, что ли? Эти… Из организации «Миссия».

– Которые пьют кровь? – уточнил он, – Не знаю, может, и они… Только их, по-моему, денежки не волнуют, они, по-моему, детей из приютов таскают.

– Лошадь и осел, – выцедил я. – Идиотские слухи.

Встал и пошел прочь. Сзади раздалось запоздалое вяканье, но я решил не напрягать слух. Я направился к бару. Немного шатало: все-таки четыре графина – это доза. Проклятье! Еще чуть-чуть, и Лошак смекнул бы, что я интересуюсь банком неспроста. Идиот, полез с пьяной любознательностью. В самом деле, кто знает, откуда у этой твари деньги? Не за умение ли докладывать о любознательных идиотах?

Народу поубавилось – посетители начали расходиться по любовницам и сводным домам. Стало уютно. На полу, прямо вдоль батареи крутящихся табуреток, лежало расслабленное человеческое тело – культурно отдыхало. Я переступил его и подвалил к стойке.

– Шолом, – сказал я бармену. Тот искоса глянул:

– Свобода – наше знамя, дружок. Тебе налить?

– Обязательно, – сказал я. – Только что-нибудь помягче, а то я уже… сам видишь.

– «Жидкий воздух»? Со льдом или без?

– Все равно.

– Понятно, – он вздохнул. – У тебя ко мне дело?

– А то! Как же можно без дела?

Бармен снял с полки нарядный сифон и вбил кипящую струю в стакан.

– Я слушаю.

– Какие новости в городе?

– Ничего интересного, дружок, – сразу ответил он. – Начальник службы безопасности утопился в унитазе.

– О-о, ты был знаком с таким человеком!

– Боже упаси! Я случайно находился в кабине рядом. Забыл сказать, это было в общественном сортире.

Я сделал вид, что мне смешно. Друг моего детства любил пошутить, жаль только, чувства юмора не имел.

– Да ты остряк, – похвалил я его. – Или болтун. Если ты не болтун, ответь, почему твоего хозяина прозвали Балаболом?

– Глупый вопрос, – сказал он. – Его прозвали Балаболом, потому что было за что. Иначе он не был бы им, верно?

– Он уже пришел?

– Его сегодня не будет, Саша. Приболел… Вообще-то я болтун, – в глазах бармена мерцало веселье. Сам он не улыбался. Здешний бармен давно разучился улыбаться.

Я вежливо хмыкнул, помолчал, потом придвинулся ближе и начал осторожно трогать его многострадальные нервы:

– Ну и хрен с ним, мне он не нужен. Слушай, из чистого любопытства… Только не прячься сразу под стойку, ладно? Как ты думаешь, банк – чья работа?

Он поднял брови. Он внимательно осмотрел зал. Под стойку не полез, но это явно потребовало от него душевных усилий.

– Почему ты спрашиваешь именно у меня? – наконец подал он голос.

Я объяснил:

– Ты же торчишь тут целые сутки! Все разговоры слышишь, все новости первым узнаешь. Разве нет?

– А почему это ограбление тебя так волнует?

Я разозлился.

– Сказал же, любопытство одолело! Не хочешь отвечать – отлично, молчи в тряпку! Чтоб ты подавился этой грязной тряпкой!

– Тихо, тихо, – попросил меня бармен, зачем-то оглянувшись. Брови он все еще держал в поднятом состоянии. Глупейший у него был вид.

– Смех на палке! – продолжал я чуть тише. – Чего ты боишься? Я же не прошу тебя свидетельствовать в суде.

Он побарабанил пальцами по сифону.

– Я не боюсь, – сухо уведомил он меня. – Я просто не знаю. Я вообще мало знаю, я веду здоровый образ жизни. Могу только догадываться. Но и это, говорят, бывает вредно для здоровья.

Закончил мысль. Возложил руки на стертую тысячами локтей поверхность стола и спокойно посмотрел мне в глаза. Нестерпимо хотелось плюнуть в его лакированное личико, и он угадал мое желание, потому что раскрыл рот снова – прежде, чем это сделаю я:

– Думаю, там потрудилась банда сухомордых. Говорят, охрана перебита вся, кроме пары азиатов. Своих пожалели.

– Насреддины?.. – с сомнением сказал я. – Нет, не может быть. По-моему, узкоглазые задницы такое не потянут. Тут мудрость нужна, вроде твоей… – я подмигнул. Разговор уверенно двигался в тупик, возвращался в русло нормальной болтовни, тогда я решил в открытую. – И связи тут нужны, такие, к примеру, как у Балабола. Я, собственно, хочу вот о чем у тебя спросить, Иосиф. Балабол как-то связан с этим делом или нет? Странные, знаешь, слухи про него витают.

Бармен распрямился. Потом сгорбился.

– Балабол опасный человек, – только и шепнул мне в ответ. Отошел к холодильнику, бесцельно постоял, вернулся и еще прибавил. – Ты, Сашок, тоже. Извини, но твое чистое любопытство не имеет ко мне никакого отношения. Я просто бармен, так и передай.

– Дурак мнительный, – горько сказал я. – Кому передать?

– Я не знаю, кому. Я просто бармен.

– Эх, ты. Попортить бы тебе витрину за такие слова…

– Прости.

– Забыл, что мы с тобой в детстве вытворяли? Отловим, бывало, студенточку…

Он деликатно меня выслушал и спросил:

– Еще хочешь выпить?

– Дай газету посвежее, – угрюмо приказал я ему.

Он исполнил. Через шесть секунд мне стало противно, я скомкал газету и влепил бумажный шар в сияющий стеллаж.

– Тошнит, – сообщил подскочившему в испуге бармену. – Сплошные пауки. Тебя лично, Иосиф, они не беспокоят?

Он пожал плечами.

– Пауки? Это не по моей части. Крысы в подвале меня беспокоят гораздо больше.

– А если серьезно?

– Если серьезно, – с готовностью сказал он, – то все это в принципе несерьезно. Потому что неизвестно главное – существует ли в природе такая организация, как «Миссия». Сплетни определенно существуют, одна другой глупее.

Я возмутился:

– Неужели и здесь не можешь без тумана?

– Я могу налить «жидкого воздуха». Или желаешь горячей? – Иосиф посмотрел в упор. Я тяжко вздохнул.