Другой существенный источник комплектования представляли офицеры-перебежчики из Красной армии. Летом 1918 г. на Востоке страны многие офицеры, ранее оказавшиеся в Красной армии, перешли на сторону антибольшевистских сил. Среди них такие, позднее получившие известность деятели Белого движения, как А.И. Андогский, Б.П. Богословский, В.О. Каппель, А.Ф. Матковский, Ф.Е. Махин, П.П. Петров и многие другие. Наибольшей массовостью отличался переход на сторону антибольшевистских сил Военной академии в Екатеринбурге и Казани. Тогда в различные антибольшевистские формирования перешли преподаватели и служащие академии, а также не менее 170 офицеров – слушателей старшего класса (80,6 % слушателей) и 80 слушателей младшего ускоренного курса (69,6 % слушателей)[244]. У красных за некоторым исключением остались лишь те, кто болел, находился под арестом, в командировках и отпусках. Однако неприятие белыми офицерами любых форм примиренчества и тем более сотрудничества с большевиками ударяло по тем, кто переходил к белым из Красной армии. По этим причинам длительное время подвергались травле Военная академия и ее представители.
Показательным стал инцидент с несостоявшимся назначением генерал-майора А.И. Андогского начальником штаба Ставки адмирала А.В. Колчака. Опасаясь отрицательного мнения о себе в военном руководстве белого Востока России, только что пришедший к власти Колчак в ноябре – декабре 1918 г. провел опрос старших офицеров о возможности этого высокого назначения для ранее служившего у красных Андогского. Несмотря на незначительный перевес сторонников Андогского, Колчак так и не решился назначить этого генерала. В результате интриг начальником штаба Ставки стал полковник Д.А. Лебедев, с деятельностью которого современники и исследователи связывают неудачу наступления белых на Восточном фронте весной 1919 г. Согласно подписанному позднее тем же Лебедевым приказу начальника штаба Верховного главнокомандующего № 189 от 8 марта 1919 г., пленные военспецы подлежали военно-полевому суду, а добровольные перебежчики из генералитета подлежали отправке в Омск в распоряжение начальника Главного штаба.
Предубеждение против перешедших из Красной армии военспецов было напрасным. Многие из них блестяще себя проявили в рядах белых. Проиллюстрируем это приказом 7-й Уральской дивизии горных стрелков № 46 от 7 октября 1918 г.: «18 сентября во главе отряда, сформированного из передавшихся на нашу сторону красных, на Режевский фронт выступил капитан [М.А.] Демишхан.
Сумев не только сколотить роты, но и воспитать в них истинный воинский дух, капитан Демишхан повел свой отряд в бой.
Проведя в боях время от взятия Егоршино до Алапаевска предводительствуемые капитаном Демишхан роты выполняли всевозможные ответственные боевые операции.
В течение последних 6 дней, с 21 по 27 сентября, капитан Демишхан, командуя самостоятельной группой, получил задачу обеспечения левого фланга колонны, в силу чего группе пришлось, преодолевая сопротивление красных, обходом по размытым дождями дорогам пройти более 120 верст.
27 сентября, после чрезвычайно тяжелых переходов, во исполнение задачи, впереди своих цепей, под перекрестным огнем пулеметов, ружей и орудий с фланга с криком “Ура” отважный капитан Демишхан бросился на противника, и только благодаря внезапности и порыву превосходящие силы красных не устояли и, дрогнув, оставили дер. Алапаиха.
Когда наша цепь под губительным огнем красных залегла, капитан Демишхан, проходя во весь рост по цепи, поверял расположение людей, запас патронов и ободрял солдат для новой атаки.
Но этот героический подвиг стоил крови храбрейшего из храбрых капитана Демишхан. Он тяжело ранен ружейной пулей в грудь навылет и контужен в руку.
С гордостью объявляю этот подвиг в приказе, с грустью болею душой за героя – георгиевского кавалера и с нетерпением и затаенной радостью ожидаю быстрого выздоровления дорогого моему сердцу славного бойца…»[245]
Разумеется, основным источником комплектования антибольшевистских армий Востока России стали мобилизации. В Народную армию Комитета членов Всероссийского Учредительного собрания летом 1918 г. оказались мобилизованы до 6000 офицеров (сюда же входили и добровольцы). Мобилизации подлежали офицеры до 35 лет[246]. В Сибирскую армию к 1 октября 1918 г. призвали 10 754 офицера[247]. В Сибири офицерская мобилизация охватывала лиц до 43 лет (этот же предельный возраст был позднее подтвержден приказом Колчака № 75 от 18 декабря 1918 г.). В Сибири не хватало штаб-офицеров, существовали трудности с назначениями командиров полков и батальонов, не хватало генштабистов, военных инженеров, военных юристов, интендантов[248].
Развертывание единых антибольшевистских вооруженных сил привело к складыванию совершенно иной ситуации. Офицеров оказалось недостаточно уже не только на штаб-офицерских должностях, но и на должностях младших офицеров, причем этот дефицит белые так и не преодолели даже в 1919 г. Некомплект командных кадров в июле 1919 г. достигал порядка 10 тысяч человек, включая примерно 8500 обер-офицеров – то есть командиров младшего и среднего звена[249].
Мобилизации, конечно, не могли дать столь мотивированных командиров, какие пришли в армию добровольно. Офицеры нередко не горели желанием участвовать в Гражданской войне. Так, красные провели в Казани в начале августа 1918 г. регистрацию офицеров, выявившую около 3000 человек. Белые же после занятия города 7 августа 1918 г. смогли сформировать лишь две офицерские роты общей численностью не более 730 человек[250]. Проблема уклонения офицеров от призыва, несмотря на угрозы, не была решена и позднее при Колчаке.
Некомплект офицеров в частях Оренбургского казачьего войска по отношению к штату, по данным на 15 октября 1918 г., достиг чудовищной цифры – не менее 63 штаб-офицеров и не менее 801 обер-офицера[251]. По штату в казачьем конном полку полагались 4 штаб-офицера и 45 обер-офицеров. Так, во 2-м Оренбургском казачьем полку не хватало до штатного количества 2 штаб-офицеров и 31 обер-офицера, в 5-м – 1 штаб-офицера и 40 обер-офицеров. Атаман А.И. Дутов 7 сентября 1918 г. даже обратился к казачьим офицерам с призывом не покидать свои части в связи с некомплектом[252]. Бывало, что на офицерских должностях из-за нехватки офицерского состава находились унтер-офицеры[253].
В Сибирской армии на 1 марта 1919 г. значились 83 кадровых офицера и 3193 офицера военного времени[254]. В IV Оренбургском армейском корпусе к 1 апреля состояли 19 кадровых офицеров и 389 офицеров военного времени[255]. К 15 апреля 1919 г. во всей Западной армии насчитывалось 138 кадровых офицеров и 2548 офицеров военного времени[256]. Во II Уфимском армейском корпусе к той же дате состояли 49 кадровых офицеров и 924 офицера военного времени[257]. В мае 1919 г. в 4-м Оренбургском казачьем полку насчитывалось 3 кадровых офицера и 2 офицера военного времени, в 33-м Оренбургском казачьем полку – 1 кадровый офицер и 4 офицера военного времени[258].
В связи с кадровым голодом на Востоке России была организована собственная ускоренная подготовка офицеров в военных училищах, школах прапорщиков, инструкторских школах и на военно-училищных курсах. Военно-учебные заведения создавались, прежде всего, в крупных центрах – Уральске, Перми, Екатеринбурге, Челябинске, Кургане, Петропавловске, Омске, Томске, Чите, Хабаровске, Владивостоке. Использовались и военно-учебные заведения, сохранившиеся с дореволюционных времен (например, Оренбургское казачье и Иркутское военное училища). Считается, что белые смогли подготовить на Востоке России порядка 6000 офицеров. Осуществлялось производство в офицеры и унтер-офицерского состава. При этом военно-учебные заведения оттягивали на себя немалое количество офицеров постоянного состава (преподавателей, администраторов), прежде всего кадровых, столь необходимых на фронте. Кроме того, велась и переподготовка, а также повышение квалификации. Так, в начале 1919 г. в Томске возобновила учебную работу Военная академия. В мае 1919 г. академия по сокращенной программе выпустила 152 офицера младшего класса курсов 4-й очереди, которые были распределены в основном по колчаковским штабам.
