В те времена сбор пожертвований "на святую Афонскую гору" производился по всей России без всяких формальностей, и пожертвования стекались в Таганроге в руки особого агента - светского человека. Дело велось просто: монахи, сидя у себя дома, рассылали с Афона в закрытых письмах "боголюбивым жертвователям" по всей Руси (адреса поставлял агент) "благословение святой Афонской горы" в виде иконки, аляповато оттиснутой на кусочке коленкора, и призыв к посильному пожертвованию "на вечное поминовение души". Простодушных людей, веривших в вечность этого поминовения, находилось немало, и пожертвования стекались в руки агента настолько обильные, что монастырь присылал за ними свое судно по разу в каждую навигацию.
Приезжая в Россию, отцы Филарет и Феодосий на время забывали вся тяготы строгой афонской жизни и несколько уклонялись от своих иноческих обетов. Это были два противоположные характера и, пожалуй даже, два непримиримых врага. Вероятно, монастырь и посылал их на судне в Россию вдвоем, чтобы они взаимно /56/ контролировали друг друга. Оба они очень часто посещали Павла Егоровича и даже иногда и проживали у него по нескольку дней. Когда они были вместе, то оба вели себя корректно и упорно отказывались от всяких приглашений выпить и закусить. Но если дела и обязанности разлучали их, приходилось наблюдать и довольно комичные сцены.
- Паша, дай-ка ты мне стаканчик сантуринского, покамест Филарета нету, - обращался о.Феодосий к Павлу Егоровичу. - У нас в монастыре в этот час завсегда вино дают стомаха* ради и от немощей.
______________
* желудка (церк.-слав.).
Отец Филарет, в свою очередь, перед тем как выпить, оглядывался по сторонам и говорил:
- Давай скорее горшки, пока Хведосiя нема...
- А при отце Феодосии разве вы не можете выпить? - задают ему вопрос.
- Хведосiй - ябеда! - следует лаконический ответ Филарета.
Если же подобный вопрос задать о.Феодосию, он начинает усиленно мотать головою, закрывает глаза и под строжайшим секретом сообщает:
- Такой наушник, что и не приведи господь. Ежели в монастыре какая каверза вышла, то вся братия уже так и знает, что тут без Филарета не обошлось... Осудил, прости меня, богородица Одигитрия... Искушение...
Приходя в лавку и просиживая в ней по целым часам за сантуринским, о.Феодосий любил повествовать об Афоне. Его слушателями обыкновенно являлись завсегдатаи и Антоша.
- На Афоне благодать почиет, - повествует он. - На Афоне - всё иначе, лучше. Вот, к слову сказать, афонский грецкий орех. Скушай, Антоша, и посмотри, что за сладость... Сахар, а не орех... так и все там - одна сладость...
Антоша съедает орех и не находит в нем ничего особенного. Монах тоже съедает штуки три и затем обращается с просьбою:
- Дай-ка, Антоша, пряничка сладенького - горечь заесть...
Завсегдатаи любят спорить с о.Феодосием, и сейчас же один из них придирается к нему: /57/
- Как же вы, батюшка, говорили, что на Афоне у вас сладость, а сами горечь пряником заедаете?
- Это я - от немощи, а у нас действительно все сладость, - нисколько не смущается монах.
- А как у вас производится вечное поминание усопших жертвователей? продолжает завсегдатай.
- А так: ты пожертвуешь, а мы твое имя в книгу запишем и будем поминать до скончания века. У нас этих книг - многое множество: два подвала больших от пола до потолка завалены. Есть которые даже и сгнили от ветхости... Во время проскомидии становится перед царскими вратами душ десяток монахов, развертывают книги и начинают читать: Анны, Марфы, Никифора, Митрофана... Ежели ты тут, то и тебя прочтут... И так до конца века...
- И много душ помянут?
- А сколько успеют...
- Как же с теми книгами поступаете, которые в погребах сгнили?
- По тем книгам сам господь поминает во царствии своем...
- Значит, вы - жулики и мошенники! - решает злорадно завсегдатай. Берете с меня деньги, чтобы поминать меня вечно, а я у вас в погребе сгнил... Пропали мои деньги, и душа пропала... Мошенники вы и есть...
Отец Феодосий озадачен и не знает, что отвечать.
- Монах есть свет миру! - вдруг выпаливает он. - Без монаха мир давно пропал бы.
- Свет или не свет, а вы - мошенники, - стоит на своем завсегдатай.
- Монах есть столп! - продолжает о.Феодосий.
- Мало ли столбов! Вон и фонарь на столбе стоит, - потешается завсегдатай.
- Монах есть светильник, - надрывается инок. - Он вам всем светит...
- Хорош светильник! - иронизирует противник. - Приедет сюда - водку пьет, вино пьет и до отвала ест...
- Неправда! - хрипит о.Феодосий. - Инок есть ангельский чин. Он есть пост и воздержание...
- Какое же это воздержание, коли ты на наших глазах четвертый стакан сантуринского хлещешь?.. /58/
- А хоть бы и пятый? - начинает уже злиться о.Феодосий. - Если тебе бог ума не дал, то и молчи!
- Ладно. Я без ума, да честный человек, а ты с умом, да мошенник и обманщик... Вечное поминовение выдумали...
- Ежели я - мошенник, то ты - дурак. И за эти слова с тебя на страшном судилище взыщется...
Отец Феодосий брызжет слюною. Все завсегдатаи дружно хохочут. Смеются и Андрюшка с Гаврюшкой. Один только Антоша делает над собою усилие, чтобы не засмеяться. Он чувствует, что монах прижат к стене, - и ему жаль его.
- Что, отче, съел? - допекает торжествующий завсегдатай. - Уже до судилища договорился...
Отец Феодосий растерянно смотрит по сторонам, как бы ища защиты, и потом вдруг, точно озаренный свыше, отвешивает земной поклон обидчику.
- Прости Христа ради... Я, грешный, ввел тебя в искушение...
Теперь завсегдатай чувствует страшное смущение и даже неожиданный испуг.
- Что ты, что ты, отец Феодосий! - бормочет он. - Зачем в ноги?.. Это у нас только так разговор был...
Монах поднимается и обводит всех торжествующим взглядом: он победил, и победил - смирением, как и подобает иноку...
- Прикажи-ка, Антоша, подать на мировую еще стаканчик сантуринского, говорит он примирительным тоном.
Вино приносят. В дверях вдруг совершенно неожиданно появляется Филарет и устремляет грозный солдатский взгляд на стакан.
- Мы тут... тово... богомыслием... богомыслием занимаемся, - начинает лепетать о.Феодосий.
- Вижу, що богомыслием, - круто обрывает о.Филарет. - Давай и мiнi вина! Чем я хуже Хведосiя?!
