Гёза вздрогнул, по его лицу скользнула тень брезгливого неприятия. Капитан, поняв, что переборщил – успокаивающе произнёс:

– Это гипербола. Не очень удачная шутка. Мы никогда так не делаем… Я обещаю вам, что работать мы будем вне дома и даже за пределами этого вашего городка… Как вы его называете?

– Шорокшар. Формально это отдельный город, но фактически это пригород Будапешта – Венгр, помолчав, промолвил: – Вы должны меня понять. Я не хочу иметь ничего общего с этой войной. Она мне отвратительна, как и большинству моих соотечественников. – Собравшись с мыслями, он продолжил: – Венгры были втянуты в эту авантюру – во многом из-за травмы Трианона[18]. Регент решил солидаризоваться с Рейхом – потому что надеялся, что таким образом мы вернем домой утраченные земли и нашу родню, вдруг ставшую иностранцами… – Гёза замолчал – было видно, что ему трудно даётся этот разговор. Но, пересилив себя, он продолжил: – Я не ищу оправданий нашему участию в походе на Советский Союз – я объясняю вам ситуацию. Вы, русские, имеете массу родственных народов – поляков, чехов, болгар; вас, славян, двести миллионов в Европе! Нас, венгров, было всего десять миллионов – и у нас нет родственных народов в Европе. Мы окружены славянами, румынами и немцами – с которыми у нас вообще нет ничего общего… А после Трианона венгров во вдруг ставшей крошечной Венгрии осталось всего семь миллионов… Вы меня понимаете?

Савушкин молча кивнул. Венгр продолжил:

– Никто не думал, что это настолько затянется и станет столь чудовищно кровавым. Сейчас бои идут в Альфёльде, в междуречье Тисы и Дуная, в боях гибнут венгры – наша родная кровь…

– Ну, умные предпочитают сдаться в плен…

Гёза кивнул.

– Да, я знаю. Но не стройте иллюзий – у вас здесь очень мало друзей. Да и те… – Инженер кивнул в сторону окна, за которым виднелась крыша роскошного «паккарда», – не венгры… Коммунистов у нас нет – во всяком случае, организованных. Да, рабочие вас ждут, и даже, может быть, поддержат – но это капля в море… Гонведы на фронте сдаются в плен – не потому, что хотят перейти на вашу сторону, они просто хотят жить… Не рассчитывайте на их помощь, они не будут воевать за вас, как это сделали словаки, поляки и румыны. Разве что коммунисты…

– А вы? – И Савушкин пытливо посмотрел на своего собеседника.

– Я помогаю вам, потому что дал слово человеку, спасшему мне жизнь. Я не испытываю к вам дружеских чувств, не являюсь поклонником вашей идеологии и не рассчитываю с вашим приходом сделать карьеру. Я инженер, я создаю электролампы, мне нравится моя работа – а остальное мне безразлично. Повторюсь, я не хочу ничего общего иметь с этой войной – но я не знаю, как её остановить…

– Гёза, я всё понял. Ваши взгляды на ситуацию мне понятны. У меня к вам есть ещё пара практических вопросов.

– Да, задавайте.

– Что у вас тут с полицией? Кто соседи?

Инженер усмехнулся.

– Сосед справа – биржевой маклер, бежал в Румынию, когда это ещё было можно. Он еврей, так что сами понимаете… Сейчас в его доме живет семья его экономки из Цегледа, венгры. Думаю, он как-то с ней договорился… Они для вас не представляют опасности – живут нелегально. Сосед слева – подполковник Моноштори, не знаю, кем он и где служит, знаю только, что его полк стоит на позициях у Вечеша, но он ночует дома…

– Дома? – Изумился Савушкин.

Инженер кивнул.

– Дома. А почему бы и нет? Воюют днём… Но он приезжает очень поздно, и уезжает до рассвета, так что вы его даже не увидите.

Капитан хмыкнул.

– Хорошенькое дело… А на позиции солдаты на трамваях ездят, небось?

– А что здесь такого? – Удивился Гёза.

Савушкин не нашел, что ответить. Инженер продолжил:

– Полиции можете не опасаться. Шандор оплатил им на три месяца вперёд полное отсутствие любопытства к этому дому. – Подумав, добавил: – Можете не опасаться и налётов нилашистов. В Белвароше Пешта, Йожефвароше или по Ракоци ут они свирепствуют, но у нас здесь их не любят. Нет, как вы говорите, классового фундамента… – И Гёза едва заметно улыбнулся. А затем продолжил: – У нас в Венгрии очень сложно с евреями. До войны почти вся промышленность, банки, биржевые конторы принадлежали евреям. И сейчас мерзавец Салаши[19] использует это, натравливая венгров на евреев… Очень сложно. – Повторил инженер.

Савушкин кивнул.

– Я понял. О политической ситуации в Венгрии можете мне что-нибудь рассказать?

Гёза развёл руками.

– Только в общих чертах. Две недели назад по радио объявили, что регент Хорти уполномочил Салаши взять бразды правления королевством в свои руки… Как говорят у нас на заводе, немцы арестовали младшего сына регента и вынудили адмирала подписать этот документ. Сейчас Хорти – «гость фюрера Третьего рейха»…

– То есть теперь регент – этот ваш Салаши?

Гёза брезгливо поморщился.

– Он не мой. И у немцев хватило ума не идти на этот шаг… Эта мразь просто объявлена была Nemzetvezető, «вождём нации». Сейчас члены его организации, «Скрещённых стрел», изображают из себя истинных патриотов Венгрии… Скоты.

– О военных силах будапештского гарнизона, как я понимаю, вы ничего мне не скажете…

Венгр кивнул.

– Не скажу. И не хочу, и не знаю фактически ничего. Какие-то войска в городе есть, в основном венгерские, но есть и немцы – но какие именно, я понятия не имею… Здесь я вам не помощник. Да, рабочие с нашего завода в октябре ездили на строительство укреплений позиции «Аттила» – но я даже не представляю, где и каких… Увы.

Савушкин пожал плечами.

– Вы и так сделали для нас больше, чем было возможно. Дальше мы сами… – Что-то вспомнив, капитан достал из своего планшета потрёпанный бумажник, вынул из него какой-то листок, и, прочитав его – спросил: – Улица Тигрис не подскажете, где находится?

– Тигриш. Да, подскажу. Это в Буде, Кристинаварош. Очень хороший, аристократический район.

– Доехать до неё можно?

Инженер пожал плечами.

– Почему нет? По набережной на север. Потом через Ланцхид в тоннель – и вы в Кристинавароше, там найдёте…

Савушкин почесал затылок.

– То есть и мосты, и тоннели, и улицы в Будапеште в полном порядке?

Гёза непонимающе посмотрел на своего визави.

– Ну да, разумеется…

– То есть бомбардировок города не было?

Инженер пожал плечами.

– В сентябре сорок второго бомбили русские. Весной и летом несколько раз американцы, но в основном заводы «Ганц-Моваг» и «Манфред Вайс», город не пострадал.

Тут в двери гостиной постучали. Савушкин, вопросительно глянув на венгра и получив одобрительный молчаливый кивок – крикнул:

– Входи!

На пороге показался сержант Чепрага, державший в руках листок с расшифровкой сообщения Центра.

– Товарищ капитан, тут… В общем, вам надо срочно прочесть.

Савушкин встал, и, обращаясь к своему собеседнику, произнёс:

– Прошу простить. Неотложные дела.

Венгр кивнул.

– Мне тоже пора. Если буду нужен – живу в двух квартах отсюда, на Хатар утца, девятнадцать. – Гёза протянул Савушкину листок бумаги: – Вот здесь я записал номера телефонов – мой и этого дома… – И с этими словами инженер откланялся. Как только за ним закрылась дверь – Савушкин протянул руку радисту.

– Давай! И что сводка?

Чепрага протянул командиру шифровку и доложил:

– Заняли Сольнок и Цеглед, лейтенант послушал немцев и мадьяр и просил передать, что наши вчера дошли почти до южных окраин Шрокошара, но потом вынуждены были отойти. Сейчас бои идут километрах в тридцати от нас. Некрасов говорит, что на юге слышна канонада…

Савушкин молча кивнул и, сев на краешек кресла, прочёл шифровку. То, что он прочитал, повергло его в ступор. Чёрным по белому почерком радиста там было сказано: