Савушкин кивнул.

– У страха глаза велики. Что ещё они говорили? Ты учти, у нас задание из Москвы – выяснить силы немцев и венгров, обороняющих Будапешт.

Лейтенант пожал плечами.

– Да что они знают? Один три недели назад из госпиталя в Балашшадьярмате выписался, его по дороге на фронт сбил мотоциклист, второй, хоть и кадровый унтер – кроме своего взвода, и не знает ничего… А во взводе у него три человека и одна винтовка… – Подумав с минуту, лейтенант добавил: – Хотя погодите… Унтер говорил, что обе эти дивизии включены со вчерашнего дня в армейскую группу Фреттер-Пико. Но это всё, что мне удалось узнать…

Савушкин кивнул.

– И то хлеб… – Посмотрев на часы, покачал головой: – Восьмой час. Опаздывает наш Гёза Вёрёшмарти с улицы Тёрок Флориш…

Словно в ответ на его слова, раздался голос Костенко:

– Товарищ капитан, тут этот, который про Хорватию и Банат… Ему до вас прыгать? На борт?

– Лишнее. Сам поднимусь на пирс, не велик барин… Да и не надо ему пока знать, на чём мы пришли и сколько нас… – с этими словами Савушкин, кивнув лейтенанту на рубку, дескать, за старшего остаёшься – осторожно поднялся по штормтрапу на причал. Пирс строился в расчете на высокобортные суда, и «Гизелла» была за ним практически не видна, а учитывая, что лодочная станция, судя по всему, последние лет пять служила местом упокоения всякого маломерного старья – то и с реки обнаружить её было крайне затруднительно…

Савушкин прошёл по причалу к берегу – на котором стоял среднего роста мужчина лет сорока, в сером габардиновом плаще, в шляпе – Савушкин вспомнил, как такие головные уборы называла его Катя, «федора», с ударением на О – жуткий дефицит перед войной… Но самое необычное, что поразило Савушкина в визитёре – это то, что незнакомец был в до блеска начищенных ботинках. Савушкин даже застыл в изумлении. Здесь всё ещё чистят и полируют обувь! Охренеть…

Подойдя к незнакомцу, капитан отдал честь, затем приподнял своё кепи и произнёс:

– Про Хорватию, Воеводину и Банат вы с моим товарищем уже поговорили. Я капитан Савушкин, командир группы дальней разведки Красной армии. Вы, как я понимаю, Гёза Вёрёшмарти?

Незнакомец церемонно приподнял шляпу.

– К вашим услугам. Только Вёрёшмарти Гёза – в Венгрии сначала называют фамилию…

Савушкин изумлённо посмотрел на своего собеседника.

– Ничего себе вы говорите по-русски… Откуда?

Господин Вёрёшмарти едва заметно улыбнулся и промолвил:

– Четыре с половиной года проработал в Советском Союзе, инженером в Санкт… в Ленинграде. С тридцать первого по тридцать пятый год. Шесть патентов в электротехнике! – Явно хвастаясь, добавил он.

– А до этого?

Венгр покачал головой.

– А до этого будапештский технологический университет, фирма «Тунгсрам»… Сейчас, кстати, тоже там. – И, предвосхищая дальнейшие вопросы Савушкина, продолжил: – Я не коммунист, политикой вообще не интересуюсь. Занимаюсь разработкой криптоновых ламп. У меня дом здесь, в Шорокшаре, авто и достаточно спокойная и обеспеченная жизнь. Была… – И инженер тяжело вздохнул.

– Тогда зачем помогаете нам? – Савушкину хотелось понять этого загадочного мадьяра.

– Затем, что один человек в Пит… в Ленинграде спас меня во время катания на буерах на Финском заливе. Мой буер попал в полынью, я ушёл под лёд и у меня не было ни единого шанса выбраться наружу. Меня вытащил офицер… бочанат[10], командир, у вас ведь нет офицеров… Флотский командир. Сергей Иртеньев. Тогда я поклялся помочь ему, если в этом будет нужда. Накануне войны от него пришёл человек и попросил помочь людям, которые в этом будут нуждаться. И сказал этот пароль и отзыв… – Венгр развёл руками: – Вот так всё просто.

Савушкин кивнул. Неисповедимы пути Господни, что тут ещё скажешь… Но похоже, что особо доверять этому инженеру нет оснований. Не наш человек. Хотя… Иногда просто данное слово бывает крепче подписанных документов. Жизнь – штука удивительная…

– Гёза… Можно я буду вас так называть? Меня зовут Алексей.

Венгр молча кивнул и вопросительно посмотрел на Савушкина.

– Так вот, Гёза. Ситуация для Венгрии очень скверная. Вы представляете, где сейчас проходит линия фронта?

Инженер пожал плечами.

– Где-то у Ньиредьхазы, восточнее Дебрецена. За Тисой…

– Абонь, Тосег и Кунсентмиклош. И там, – Савушкин кивнул на юг, – мы уже перешли Дунай.

Господин Вёрёшмарти с недоверием посмотрел на Савушкина.

– Кунсентмиклош? Вы говорите – Кунсентмиклош? Но ведь это всего в пятидесяти километрах от Будапешта!

– Так точно! – и, не давая возможности венгру возразить – Савушкин продолжил: – Я вас ни в коем случае не пытаюсь обмануть. Я излагаю факты. Наши войска в одном-двух дневных переходах от Будапешта. Поэтому мы должны действовать быстро, ну а вы – помочь нам в том, что вам по силам. Повторюсь, ситуация очень скверная… Полагаю, будет штурм Будапешта. И если вы нам поможете – он завершится куда менее трагически и кроваво, чем мог бы.

Но венгр, похоже, не слушал капитана. Качая головой, он лишь повторял:

– Кунсентмиклош, Кунсентмиклош… Подумать только… – Инженер недоумённо пожал плечами: – Но тогда почему не слышно артиллерии?

Савушкин вздохнул. Штатский человек, что с него возьмёшь…

– Потому что сражаются танковые и моторизованные части. У них на вооружении артиллерия малых калибров. Поэтому её не слышно. – Помолчав, добавил: – И лучше вам её не слыхать совсем…

Венгр вздохнул.

– Увы, Венгрия втянута в эту войну… Помимо воли большинства венгров. Премьер Телеки Пал даже покончил с собой из-за этого[11]…

Савушкин хмыкнул.

– Очень это самоубийство помешало Хорти ввязаться во всю эту мерзость… Ладно, пока оставим эту тему. Гёза, нам нужно где-то обосноваться – так, чтобы не вызвать любопытства полиции и военной жандармерии. Затем нам нужна машина и всё, что вы знаете о гарнизоне Будапешта.

Венгр кивнул.

– Понимаю. Где жить – я знаю. Авто – у меня есть «делайе»[12] модели «супер-люкс», почти новый. Но… Вы понимаете…

Савушкин иронично улыбнулся.

– Но вы за него отдали большие деньги?

Инженер поджал губы.

– Я понимаю ваш сарказм. Но факт остаётся фактом – в июле тридцать девятого года я отдал за него без малого девять тысяч пенгё[13]. Тогда это были очень большие деньги!

Савушкин покачал головой.

– Никакого сарказма. Я абсолютно серьёзен. Более того – готов заплатить за вашу машину тысячу фунтов стерлингов – увы, не знаю, сколько это сейчас в пенгё…

Венгр оживился и, улыбнувшись, промолвил:

– Если у вас есть тысяча фунтов – мы сделаем по-другому. – И решительно бросил: – Едем!

– Куда, позвольте узнать?

– Вам нужно жильё и автомобиль. И у вас есть тысяча фунтов. Сейчас мы всё это совместим!

Савушкин кивнул.

– Раз так – поехали! – И. кивнув старшине, деликатно стоящему в десяти шагах, бросил: – Олег, передай лейтенанту – я отъеду на часок.

Костенко щёлкнул каблуками – это его умение всегда поражало Савушкина, где он этому научился? – и, козырнув, бросил:

– Есть, товарищ капитан!

Вместе с Гёзой Савушкин поднялся по пологому склону дамбы, насыпанной вдоль Дуная в обереженье наводнений – и оказался у аллеи, обсаженной изрядно одичавшими акациями. Метрах в десяти он увидел шикарный чёрный автомобиль – в сторону которого приглашающе махнул рукой Гёза. Однако, неплохо живут венгерские инженеры…

Ехали они недолго – минут семь, от силы; всё это время Савушкин не переставал удивляться обстановке по пути следования. Как будто и нет никакой войны – на улицах полно машин, магазины работают, рестораны и кафе заполнены народом, барышни элегантны до головокружения, и, главное – начищенная обувь! Савушкин поймал себя на мысли, что именно это и есть основной признак мирной жизни. Когда у людей есть время и желание чистить обувь, и они не боятся, что придется месить ею окопную грязь… Но вообще, конечно, всё, что твориться по ту сторону оконных стёкол – чистой воды сюрреализм.